Читать книгу "Станция Одиннадцать - Эмили Сент-Джон Мандел"

В зале «С» открылась школа. Как и повсюду, дети аэропорта запоминали множество вещей, не имея перед глазами примеров. Например, самолеты раньше летали по воздуху. На самолете можно было переместиться на другой конец света, но – школьный учитель когда-то считался постоянным клиентом двух авиалиний – перед взлетом и посадкой надо было выключить все электронные устройства. Такие, как крошечные плоские штуки, проигрывавшие музыку, или большие, которые открывались, как книги. Они были заполнены электронными схемами и служили входом во Всемирную сеть. Спутники передавали на Землю информацию. Товары перевозили по всему миру на кораблях и самолетах. Не существовало такого уголка, куда было нельзя добраться.

Детям рассказывали об Интернете, что он был везде и соединял все вокруг, как мы не могли без него. Им показывали карты и глобусы, линии, которые стирал Интернет. Желтое пятно в форме варежки – это Земля. Вот точка – это Северн-Сити. Здесь раньше был Чикаго, а здесь – Детройт. Дети понимали точки на карте – «здесь», но даже подростков смущали линии. Там находились страны и границы. Разве объяснишь?

Осенью пятнадцатого года случилось кое-что необыкновенное. Торговец принес с собой газету. Он заглядывал в аэропорт еще с шестого года и продавал в основном кухонную утварь, носки и швейные принадлежности. Торговец переночевал в самолете «Эйр Франс», а утром, до отбытия, заглянул к Кларку.

– Подумал, что тебе придется по душе, – произнес он, протягивая три листа грубой бумаги. – Для музея.

– Что это?

– Газета.

Три выпуска подряд за прошлые месяцы. Газету нерегулярно издавали в Нью-Петоски, пояснил торговец. В ней печатали объявления о рождениях, смертях и свадьбах. Была и колонка «Обмен»: местный человек искал новые ботинки, предлагая за них молоко и яйца; кто-то располагал парой очков, за которые надеялся получить джинсы шестого размера. Читателей предупреждали, что на юго-западе от города была замечена группа одичавших, женщина с двумя детьми, и просили их избегать, а в случае контакта разговаривать тихо и не делать резких движений. В городе недавно побывала некая «Дорожная Симфония». Кларк пришел к выводу, что это не просто симфонический оркестр, ведь далее следовало красочное описание постановки «Короля Лира». Особенно отметили игру Гила Харриса в роли Лира и Кирстен Реймонд, Корделии. Местная девочка оставила объявление, что раздает котят и что их мать отлично ловит мышей. Ниже шло напоминание, что библиотека нуждается в книгах и платит за находки вином.

Библиотекарь Франсуа Диалло был одновременно и издателем самой газеты, поэтому заполнял пустые места текстами из своей коллекции. В первом выпуске он напечатал стихотворение Эмили Дикинсон, во втором – фрагмент биографии Авраама Линкольна. Всю оборотную сторону третьего – видимо, в том месяце почти не было новостей и объявлений – занимало интервью с актрисой, исполнившей роль Корделии, Кирстен Реймонд. В начале катастрофы она ушла из Торонто вместе с братом, однако знала это только со слов самого брата. Она мало что помнила, кроме ночи перед самым концом.

РЕЙМОНД: Я была на сцене с еще двумя девочками, но стояла за спиной Артура и не видела его лица. Только, как в первых рядах засуетились люди. Потом вдруг раздался звук, резкий шлепок – Артур ударился ладонью о фанерную колонну. Он взмахнул рукой, пошатнувшись, и на сцену взобрался мужчина из зала, побежал к Артуру…

У Кларка перехватило дыхание. Он наткнулся на человека, который не только знал Артура, но и видел его смерть.

Листы переходили из рук в руки еще четыре дня – первые газеты с тех пор, как все рухнуло. Когда они вернулись в музей, Кларк долго перечитывал интервью с актрисой. Если сейчас снова начали печатать газеты, то что же будет дальше? В прошлом Кларк довольно часто летал по ночам из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, и в какой-то момент восходящее солнце озаряло все небо, от востока до запада, а лучи отражались в реках и озерах внизу, в тридцати тысячах футов. Кларк, конечно же, знал, что все дело в разных часовых поясах, что если где-то утро, значит, в другом месте сейчас ночь, и все равно ему нравилось тайком думать, что в такие моменты просыпается весь мир.

Кларк надеялся получить и новые газеты. Шли годы, но их все не было.

45

Интервью в пятнадцатом году, продолжение:

РЕЙМОНД: У тебя есть еще вопросы?

ДИАЛЛО: Вообще-то да, но ты не хочешь на них отвечать.

РЕЙМОНД: Отвечу, если ты не будешь записывать.

Франсуа Диалло положил ручку и блокнот на стол.

– Спасибо, – произнесла Кирстен. – Я отвечу, если это не пойдет в газету.

– Договорились. Когда ты думаешь о том, как изменился мир, что приходит тебе на ум?

– Убийства. – Взгляд Кирстен блуждал.

– Правда? Почему?

– Тебе приходилось убивать?

Франсуа вздохнул:

– Однажды в лесу меня застали врасплох.

– Меня тоже.

Был вечер, и в библиотеке горела свеча, установленная в середину пластиковой коробочки. Мягкий свет оттенял шрам на левой скуле Кирстен, одетой в сарафан с потертыми белыми цветами на красном фоне. На поясе – три ножа.

– Сколько? – спросил Франсуа.

Кирстен повернула руку, демонстрируя татуировку на запястье. Двое.

«Симфония» уже полторы недели отдыхала в Нью-Петоски, и Франсуа взял интервью почти у всех участников труппы. Август рассказал, как со скрипкой ушел из пустого дома в Массачусетсе, на три года попал в культ, а покинув его, наткнулся на «Симфонию». Виола поведала тревожную историю, как выехала на велосипеде из сгоревшего дотла пригорода Коннектикута в сторону Запада. Ей было пятнадцать. Она смутно планировала добраться до Калифорнии, но по дороге на нее напал прохожий и тяжело ранил. Затем Виола связалась с другими полуодичавшими подростками, сбившимися в банду мародеров, а затем наконец ускользнула от них. Она прошла в полном одиночестве сотню миль, шепча французские слова. Ведь ужас в ее жизни был на английском, и Виола думала, что смена языка поможет ей спастись. Так она забрела в город, где через пять лет побывала «Симфония». Третий виолончелист похоронил обоих родителей, которые умерли без инсулина, а потом четыре года отшельничал в их безопасном коттедже на Верхнем полуострове. Затем он все-таки выдвинулся в путь, опасаясь, что сойдет с ума, если не поговорит с хоть каким-нибудь человеком. А еще потому, что невозможно питаться одной олениной. Наступает момент, когда отдашь правую руку за любую другую еду. В итоге он ушел на юго-восток и, миновав мост, который через десять лет обрушится, стал жить в дружной компании рыбаков на окраине Макино-Сити, пока мимо не проехала «Симфония».

Франсуа понял, что все участники рассказывают одни и те же истории в двух вариациях. Все умерли, я шел и прибился к «Симфонии». Или я был слишком маленький, когда все случилось, я родился после, я ничего не помню о старом мире и странствую всю жизнь.

– А теперь ты, – произнесла Кирстен. – Что приходит тебе на ум?