Читать книгу "Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл"

Далее мы обсудим возможные кризисные тенденции гендерного порядка в богатых капиталистических странах. Я считаю, что основные структурные характеристики этого гендерного порядка, сложившегося в результате исторических изменений, которые коротко описаны выше, таковы: (а) гендеризованное отделение домашней жизни от денежного хозяйства экономики и политического мира; (б) глубоко маскулинизированные основные (core) социальные институты и более гибкая в гендерном отношении периферия; (в) институционализированная гетеросексуальность, подавление гомосексуальности и ассоциирование ее с неполноценностью. Эти модели поддерживают (г) основную модель гендерной политики – общее подчинение женщин мужчинам. Если эта характеристика в общем и целом верна, то анализ возможных кризисных тенденций – это вопрос определения того, какая динамика может изменить эти четыре характеристики и тем самым коренным образом изменить условия будущей социальной практики.

Спор о кризисе семьи помогает выдвинуть предположение, что кризис семьи действительно имеет место, однако он неправильно понимается, поскольку консервативная гендерная идеология реифицирует семью как подлинное основание общества. Обсуждая в Главе 6 процессы, формирующие семью, мы выявили два момента, исключительно важные в контексте данного обсуждения: зависимость формы семьи от других институциональных структур, и особенно государства; ослабление легитимного патриархата как формы авторитета и власти в семье. Существует очевидная параллель между этим ослаблением и тенденциями развития в обществе, которые связаны с получением женщинами гражданских прав.

Опираясь на это основание, мы можем определить тенденцию, ведущую к кризису институционализации – к ослаблению способности институционального порядка семья + государство поддерживать легитимность власти мужчин. В течение долгого времени политическим источником этой тенденции служит универсальное требование равенства как основания легитимности государства. Это требование относилось к отношениям между классами (об этом писал Т.Г. Маршалл), отношениям между расами (кампании за гражданские права американских негров как непосредственный источник движения новых левых и феминизма) и к глобальной политике (деколонизация). Не было никаких препятствий для применения этого требования к гендерным отношениям. Необходимость решать проблему легитимности политического порядка или даже сиюминутные проблемы управления заставляет государство разрабатывать стратегии, неизбежно ведущие к подрыву легитимности домашнего патриархата.

Некоторые из этих стратегий направлены на конкретные цели: финансирование образования женщин, соизмеримого по своему масштабу с образованием мужчин; разработка механизма развода без вины; финансирование приютов для женщин, подвергающихся насилию; обучение полицейских методам вмешательства в ситуациях домашнего насилия и проч. Другие же носят более опосредованный характер, таково, например, внесение изменений в положения о собственности, налогообложении и пенсиях, в результате чего замужняя женщина становится полноправной личностью. В этих условиях нет необходимости сознательно стремиться к подрыву домашнего патриархата. Орудия данных политических мер – суды, занимающиеся бракоразводными процессами, полиция и проч. – становятся площадками политической борьбы, где мужские прерогативы могут защищаться, иногда очень успешно. В качестве примера можно привести бракоразводные процессы, где одной из сторон является мать-лесбиянка. Бывает, что в таких процессах делаются нападки на лесбийство, которые влияют на решение о том, кому передается опека над ребенком. Тем не менее сам этот процесс разрушает восприятие патриархата как чего-то само собой разумеющегося, на котором покоится простое воспроизводство неравенства во властных отношениях.

Результатом этих сложных процессов является не автоматическое уничтожение институционального порядка власти, а возрастающие возможности его изменения. Произойдут эти изменения или нет, и если произойдут, то как, – это следующий вопрос. К числу условий этих изменений, сложившихся в богатых капиталистических странах в 1960 – 1970-х годах, относятся по крайней мере следующие: доступность контрацепции и ее бо́льшая надежность (гормональные контрацептивные препараты, внутриматочные спирали и проч.); развитие массового высшего образования для женщин и опыт молодых женщин, участвовавших в радикальных антивоенных движениях, в движениях за гражданские права и в студенческих выступлениях в кампусах (в 1960-е годы эти выступления столкнулись с противоречием между риторикой равенства и практикой полового угнетения в самих радикальных движениях).

Появление гормональных контрацептивов в конце 1950-х годов было объявлено чудовищным по своему масштабу скачком к распаду нравственности. Эта тема до сих пор муссируется Папой Римским. Еще раз подчеркнем, что по риторике правых можно судить о существующих напряженностях гендерного порядка. Она позволяет нам говорить о сложном и очень мощном движении к кризису сексуальности, при котором гегемонная гетеросексуальность перестает служить инструментом разрешения проблем катексиса и мотивации.

В предыдущем параграфе и в Главе 6 мы говорили о том, что гетеросексуальная маскулинность исторически конструируется путем исключения конкретных форм желания и интимных отношений между людьми, вытесняемых в область маргинализируемых маскулинностей, главным образом гомосексуальных. Можно утверждать, что похожий процесс имел место и в конструировании современной фемининности, хотя сложившиеся в результате этих процессов модели несимметричны в силу структуры власти (см. Главу 8).

При супружеских отношениях, определяемых гегемонной гетеросексуальностью и теоретизируемых Т. Парсонсом как идеальная семья, достигается стабильная взаимность катексиса. Но она достигается только в результате подавления, как внутреннего, так и внешнего, что приводит к сопротивлению и оппозиции. На внешнем уровне они проявляются как «дикие» формы маскулинности, о которых мы говорили выше, и как связи между женщинами, названные Адриенн Рич «лесбийским континуумом». На внутреннем уровне оппозиция проявляется как целый ряд запрещенных импульсов и привязанностей, данные о которых были получены главным образом в процессе психоаналитического исследования (см. об этом Главу 9).

Таким образом, гегемонная гетеросексуальность – это не естественный факт, а ситуация в игре на поле власти и катексиса; в лучшем случае это текущий процесс. Процесс может прекратиться, а ситуация в игре – измениться. Сопротивления и оппозиции приводят к кризисной тенденции, если те, кто поддерживает процессы подавления, оказываются неадекватными, слабыми или изменяются так, что допускают возникновение альтернативных моделей сексуальности в значительном масштабе.

В пользу того, что эта возможность реализуется, можно привести несколько аргументов. Как было сказано выше, логика закрепления, заложенная в создании гегемонной гетеросексуальности, не должна ограничиваться пределами отношений, образующих семью. Она может выходить за эти пределы и в действительности выходит за них, в силу чего создается сексуальность, становящаяся все более внешней и все более отчужденной; будучи восхитительно пригодной для коммерческого использования, она разрушает взаимность на уровне межличностных отношений. Барбара Эренрайх выделяет очень важное измерение этого процесса в своем рассуждении о «бегстве от преданности», которое она считает характерным для мужчин-гетеросексуалов в Соединенных Штатах.