Читать книгу "Биология желания. Зависимость - не болезнь - Марк Льюис"

Чтобы понять, что может дать этот подход зависимым, пытающимся завязать, давайте посмотрим на ошибки медикализации, которые обусловлены широким распространением модели зависимости как болезни. Как отмечалось в начале этой главы, медикализация зависимости имеет кое-какие преимущества. Прежде всего, среди них следует назвать разработку лекарственных средств, уменьшающих синдром отмены и приступы тяги. Хотя эти меры и временные, они помогают продержаться в самые темные времена. Также благодаря модели болезни врачи и общество в целом стали более просвещенно относиться к зависимости как к очень характерному для человека явлению с четкими биологическими основами, что способствовало предложению лечения страждущим. Однако лечебные подходы, базирующиеся на модели болезни, слишком неэффективны. Зависимые не расстаются со своей привычкой, несмотря на все усилия врачей. Лекарства могут помочь преодолеть симптомы, но они не вызывают желания измениться и не показывают дороги к новой жизни после выхода из зависимости. Что еще хуже, жесткие однотипные методы и организации, блюдущие в первую очередь собственные интересы, часто превращают «лечение» в тупик или вращающуюся дверь для людей, ищущих помощи. Идея этой книги в том, что медикализация и модель болезни изжили себя.

Чтобы недостатки медикализации стали для вас очевидны, вспомните, что зависимость можно победить, только соединив желание с лично сформулированными, ориентированными на будущее целями. Помогает ли медицинский взгляд на лечение достичь этого? Нет, даже наоборот, такое лечение почти всегда проводится какой-то организацией, а организации мастерски лишают зависимых решимости, которую те копили, чтобы постучаться в дверь за помощью. Обычно им говорят, что перезвонят, если только их не отправили лечиться по решению суда, что с самого начала исключает решимость и намерения. Затем им назначают время, когда прийти. А задержку легко оправдать: «Мы хотим убедиться, что вы действительно готовы». Наконец, недели спустя, их включают в лечебную программу. Это если им посчастливилось дождаться своей очереди в государственном учреждении или у них достаточно денег, чтобы позволить себе обратиться в частную клинику. Им выделяют койко-место. Забавно, ведь они получили кровать, потому что просили помощи, но на кроватях люди спят и лежат, когда болеют и не могут встать; это не место, где чувствуешь себя бодрым и инициативным. Затем, если за время ожидания их решимость угасла не совсем, ее убивает сама философия оказания помощи. Зависимые становятся пациентами, а пациенты не участвуют в принятии решений касательно своего курса лечения и выздоровления. Пациенты следуют предписаниям врача, авторитетного лица, который лучше разбирается в болезни и в том, что следует делать. Личному намерению нет места в лечебной программе.

Если вы думаете, что я сгущаю краски, то послушайте рассказы зависимых, прошедших через институциональное лечение, или прочитайте впечатляющие истории, собранные Энн Флетчер в книге «В рехабе» (Inside Rehab)[52]. Даже зависимые, твердо решившие завязать, страдают от обезличивающих условий, пассивности и подчинения облеченных властью лицам, отсутствия интереса у персонала к их мнению и исключения из оценки того, что они делают, как они это делают и когда можно прекращать. Вначале им говорят: «Мы должны разобрать вас, чтобы потом собрать заново». Как утверждает Мэтт Роберт, друг и бывший зависимый, ведущий групп в организациях и общинах, эту фразу можно часто услышать при прохождении лечебной программы. Это делается не из плохих побуждений. Они просто ошибаются. Защитники модели болезни, такие как Дэвид Сэк и иже с ним (о Сэке шла речь в главе 1), настаивают, что «большой процент зависимых продолжает употреблять после прохождения курса лечения, независимо от употребляемого ими вещества».[53] По их мнению, такие данные доказывают, насколько серьезна болезнь «зависимость». А раз она так серьезна, вход следует пустить всю тяжелую артиллерию — что означает больше финансирования и больше койко-мест. Но очевидный вывод в том, что такое лечение зависимости просто-напросто неэффективно. А раз оно основано на модели болезни, значит, по всей видимости, модель ошибочна.

Какие альтернативы медицинскому подходу может предложить подход, основанный на понимании зависимости как части развития и учитывающий силу мгновенного желания для принятия человеком решения о завязке? Самое важное, здесь не ставится в центр одна-единственная стратегия, организация, техника или философия. Любое предложение о помощи, которое делается зависимым тогда, когда они готовы завязать, делается в выгодный момент, когда оно может принести наибольшую пользу. Для этой цели лучше подходят общественные группы, поскольку у них нет толстых крепостных стен, которые нужно одолеть, очереди под дверью и финансового минного поля, которое нужно пересечь. Их регламент не такой жесткий, чтобы уничтожить личную инициативу аддикта. Когда желание готово «перепрыгнуть» от цели немедленно получить облегчение к цели лучшего будущего, лечение может начаться. Оно должно быть направлено не на вызов желания — только фрустрация и страдания могут его вызвать, а на создание образа будущего и его поддержание. Я сравнил групповые процессы при выздоровлении с социальной картиной, которая помогала канадским подросткам коренных народностей выстраивать личную историю и представлять себе перспективное будущее. В общественных группах, включая АА и SMART Recovery, такая картина создана и ожидает людей, готовых завязать (хотя могут отсутствовать другие важные ресурсы). Формат групповых встреч часто подразумевается и в условиях лечебных учреждений, но будут ли они доступны в тот момент, когда зависимый готов на решительный шаг, отдано на волю случая. Хотя групповые собрания могут помочь, они могут помочь не всегда и, безусловно, не являются единственным методом. Психотерапевт, который готов начать именно тогда, когда зависимый готов остановиться, может быть чрезвычайно полезен. Лечение требует всего лишь внимания со стороны другого человека, который может поддержать, возможно, точнее сформулировать и в идеале расширить личную историю, приводимую в действие энергией высокой волны желания измениться.

Лучше всего сработает то, что доступно в тот момент, когда широкие проспекты синаптических связей желания вступают в контакт с регионами мозга, отвечающими за смену ракурса, угла зрения и видов на будущее. Это может быть присутствие друга, сопровождающего на первую встречу группы, работающей по 12-шаговой программе, как было с Брайаном в тот момент, когда он понял, что с него довольно. Или внимание психотерапевта, который по-настоящему понимает, где вы побывали и куда хотите прийти, как было с Донной в поворотный момент ее безысходного положения. Это даже может быть трагичное по своей сути заключение в тюремную камеру, где человек видит все свои возможности с ужасающей ясностью, как случилось с Натали. Это может быть месяц на ферме дедушки, книга, поразившая в самое сердце, когда вы думали, что у вас и сердца-то больше нет, или открытие настежь наглухо запертого окна с помощью медитации, любовных отношений или терапии антидепрессантами.