Читать книгу "Глубина - Анатолий Сагалевич"

Идет съемка видеофильма. Останавливаемся в определенных местах, у конкретных кают или иллюминаторов, у лебедок, кранов, на мостике «Титаника». Во всех этих ситуациях «Мир-2» светит либо сверху, либо справа, либо слева. Пилот должен чувствовать аппарат, каждое его движение, дистанцию до объектов, перед которыми зависает, мимо которых проходит. Мы в таких операциях имеем большой опыт, а эти съемки – лишь очередной эпизод в нашей глубоководной жизни.

Искусству пилотирования подводных аппаратов нигде не учат. В нашей стране нет соответствующих школ, курсов, нет даже такой профессии – командир подводного аппарата, или пилот. В русском языке слово «подводник» ассоциируется с подводными лодками, водолаз – с человеком, погружающимся в водолазном снаряжении. Как правило, после ввода нового подводного аппарата в эксплуатацию часть персонала, участвовавшего в его разработке и постройке, становится пилотами. После получения «Пайсисов» мы учились пилотировать их на Черном море, затем – на Байкале, в условиях сложного рельефа дна, сходного с рифтовыми зонами океана, а после этого – в открытом океане. И все это были научные погружения, во время которых производилось визуальное обследование донной поверхности с проведением видео– и фотосъемок, отбором геологических и биологических образцов, всевозможными измерениями. При работах в рифтовых зонах океана, изобилующих вертикальными стенками, глубокими трещинами, нависающими структурами, техника пилотирования оттачивалась.

Новые сотрудники в погружениях в качестве бортинженеров и стажеров перенимали методы пилотирования у более опытных, а затем вносили что-то свое. Так накапливался опыт, у каждого пилота появлялся собственный почерк. Это и была наша внутренняя школа обучения.

В 70-е годы, когда все начиналось, на два «Пайсиса» было три командира – Александр Подражанский, Владимир Кузин и я. В начале 80-х аттестовали на должность командира Александра Горлова, а несколько позже – Евгения Черняева. 1 августа 1979 года в Институте океанологии была организована Лаборатория научной эксплуатации глубоководных обитаемых аппаратов, заведовать которой Ученый совет избрал меня. Таким образом, наша группа приобрела статус научного подразделения. Его состав хорошо пополнился в 80-е годы.

Сначала в нашу лабораторию пришел выпускник Физтеха Николай Шашков, а после окончания Московского авиационного института – Дмитрий Васильев. Из другой лаборатории перешел к нам Анатолий Благодарев. По окончании Макаровского мореходного училища в Ленинграде был принят Андрей Андреев. Все эти люди постепенно набирались опыта и, будучи аттестованы на должности командиров, самостоятельно пилотировали аппараты. В середине 80-х в Москву из Южного отделения Института в Геленджике переехал Виктор Нищета. Он был тогда уже сложившимся пилотом, командиром аппарата «Аргус», несколько сот часов отработавшим под водой.

Между тем происходила смена поколений: в конце 80-х – начале 90-х по разным причинам покинули Лабораторию А. Подражанский и А. Горлов, прекратил погружения В. Кузин. Эти люди внесли большую лепту в подводное дело, были настоящими пионерами больших глубин, и не только в нашем Институте, а во всей стране. К моменту ввода в эксплуатацию ГОА «Мир» у нас подобралась хорошо подготовленная команда пилотов – конгломерат опыта и молодости.

Радикальные изменения, произошедшие в нашем государстве в 90-е годы, сказались и на нашей Лаборатории. Практически до нуля упало бюджетное финансирование экспедиций, резко снизилась зарплата сотрудников. По разным причинам покинули Лабораторию Д. Васильев, Н. Шашков, А. Благодарев, А. Андреев. Я очень благодарен им всем: хорошим пилотам, профессионалам своего дела, особенно – Николаю Шашкову, который очень много сделал для компьютеризации аппаратов, модернизации программ системы навигации и сбора научных данных.

Сейчас на два аппарата «Мир» у нас три пилота: Е. Черняев, В. Нищета и я. Работы по соглашениям с иностранными партнерами потребовали изменить методику погружений. Если ранее мы погружались с одним наблюдателем в аппарате, имея возможность при этом обучать пилотированию молодых сотрудников, то теперь погружения обеспечиваются одним пилотом, а двое наблюдателей – как правило, иностранцы. Конечно, в режиме каждодневных погружений сразу двумя аппаратами нам троим приходится порой очень трудно. Обучение же молодежи требует организации учебных рейсов с аппаратами на нашем судне. Однако мы поставлены в жесткие временные рамки, ибо летнее время и начало осени занято экспедиционными работами по соглашениям, а зимой проводить такие экспедиции в Балтийском море, где базируется наше судно, не позволяют погодные условия.

…Итак, мы находимся на дне уже 7 часов. Отснято множество интересных сюжетов, израсходовано примерно 70 % энергии аппарата. Говорю Джиму: «Что ты думаешь по поводу окончания работ на сегодня? Надо ведь что-то оставить и на завтра!» – «Хорошая идея», – отвечает он. Я останавливаю аппарат на носовой палубе «Титаника». Сегодня идеальная «погода» внизу: совсем нет течений. Поэтому, остановившись на палубе в окружении массы выступающих предметов, мы чувствуем себя в безопасности. Сообщаю на поверхность: «Келдыш, я “Мир-1”. Закончили работы, готовы к всплытию». И слышу спокойный голос Виктора Нищеты: «Всплывайте». Виктор выполняет сегодня обязанности руководителя погружения. Так уж у нас принято: командир аппарата, остающийся на судне, руководит погружением – ведь руководитель должен понимать все тонкости происходящего как под водой, так и на поверхности после всплытия. А это может понять только человек с большим опытом подводных операций.

В связи с этим вспоминается такой случай. В июле 1980 года аппарат «Аргус» при геологических исследованиях в районе Геленджика залез под кабель, который лег между рубкой и спасательным буем. Все попытки экипажа «Аргуса» освободиться от кабеля успеха не имели, и аппарат застрял на дне. Я в это время находился в Москве и, узнав о случившемся, вылетел в Геленджик. Руководил тем погружением «Аргуса» Виктор Нищета, который, чувствуя, что помочь ничем не может, повторял: «Лучше бы я был там». Так думать мог только человек, по-настоящему преданный делу. Та ситуация закончилась благополучно: пришло военное судно-кабелеукладчик, подняло кабель, под которым застрял «Аргус», и аппарат самостоятельно всплыл на поверхность. Открылся люк, и из «Аргуса» вышли улыбающиеся члены экипажа, просидевшие под кабелем 44 часа.

…Всплываем. Глубина 3000 метров. Члены подводного экипажа заснули: мы находимся под водой уже более 10 часов, да и режим жизни на корабле довольно сложен для них – много творческой работы, обсуждений планов, наладки оборудования и минимум сна.

Снова слышу голос Виктора Нищеты: «“Мир-1”, если можете, ускоряйтесь. Погода портится». Это значит, нужно добавить скорости с помощью вертикально развернутых боковых движетелей. Запас энергии еще есть, и я нажимаю на джойстик. Смотрю на дисплей компьютера: скорость уже 42 метра в минуту.

Предупреждение о погоде для нас всегда серьезно. У нас есть свой институт прогнозов в одном лице – Валерии Козлович. Лера – опытный метеоролог. С нами она работает с 1982 года, когда мы на «Пайсисах» погружались на хребет Рейкьянес в Атлантическом океане. Была очень сложная погодная ситуация, и Лера давала нам небольшие «окна», во время которых мы умудрились сделать 17 погружений в течение трех недель. Она делает глубокий анализ карт, принимаемых из разных метеоцентров, и с точностью до часов предсказывает изменение погоды. Конечно, она – неотъемлемая часть нашей подводной команды.