Читать книгу "Веревочка. Лагерные хроники - Яков Капустин"

Убить он её решил чугунной сковородкой, на которой супруга и готовила цыплят табака.

«Это ещё больше поможет изменить психологическую доминанту».

Убил он Нэлю, когда она выходила из ванной.

«Хорошо, что нет крови. Она прямо, как живая».

Боря уложил Нэлю на кровать и обложил принесёнными цыплятами.

«Пусть тёща не подумает, что я хотел взять цыплят и продать».

Вдруг он почувствовал сексуальное возбуждение, которого давно не испытывал.

Оказывается, врач всё правильно и подсказал.

Пришла Ольга Степановна.

– Ольга Степановна, отгадайте загадку: У куруши есть?

Глядя на удивлённую тёщу Боря рассмеялся:

– Да это же детская скороговорка. У кур уши есть?

И Боря повёл тёщу в спальню.

– Представляете всё встало на свои места. Врач бы прав. Нужно было только изменить психологическую доминанту.

Куда делась тёща, Боря не обратил внимания, но пришедшую милицию он встретил радушно:

– Что я не понимаю, у вас своя работа, у нас своя, и он пояснил милиционерам свою версию про психологическую доминанту.

Суд приговорил Борю к шести годам усиленного режима с предварительным лечением.

– Да я и без претензий. Всё равно нужно время, чтобы у меня забылось всё связанное с Нэлей, а то, как же я буду жить с другой женщиной. Так что я ещё посижу, побольше почитаю, подготовлюсь к жизни. А там всё наладится.

Боря был оптимист.

Придурок

Придурками в лагере обычно называют зэков, которые пристроились на «непыльные» должности, типа повара, хлебореза или кладовщика.

Но уж, если простому работяге дали кличку Придурок, то, без всякого сомнения, можно быть уверенным, что обладатель такой клички балбес первостатейный, да ещё с ярко выраженными признаками идиотизма.

А что ещё можно подумать о двадцатилетнем оболтусе, который женился на сорокалетней бабе с четырьмя детьми, да ещё прижил с ней пятого.

Мало того, что Клавка была вдвое старше Павлика, так у неё ещё в тюрьме сидел предыдущий муж, который многие годы её избивал и по пьянке постоянно приставал к старшей дочери, своей падчерице.

А когда его посадили за драку с участковым, Павлик забрал всю компанию к себе домой, несмотря на вздохи матери, чьей подругой и была сорокалетняя невеста.

На удивление всего посёлка, дети сразу полюбили Павлика и называли папой, хотя старшая дочь была ему почти ровесницей.

А потом родился общий мальчик, которого назвали Иваном.

Может и жили бы они себе, как Бог даст, да только вернулся из тюрьмы бывший Клавкин муж и стал ежедневно приходить пьяным и требовать, чтобы все вернулись домой.

Часто доставалось от него и Клавке и Павлику.

А, когда однажды Клавка застала бывшего мужа со своей полузадушенной старшей дочерью, которую тот завалил на диван, то никто и не понял, как пьяный муж оказался на полу с раскроенной сковородкой головой.

Прибежавший с работы Павлик заявил милиции, что это сделал он и, естественно, загремел на четыре года строгого, несмотря на защиту всего посёлка.

Вся эта дикая история в его пересказе выстраивалась в дурацкую логическую цепочку, которая у слушавших его жуликов вызывала оторопь.

Он искренне считал, что поступал так потому, что иначе и нельзя было вовсе. По-другому, вроде бы и не по-человечески.

У зэков даже не хватало сил, чтобы ему возражать, настолько глупыми были его объяснения.

Так и порешили: у идиотов своя логика.

Чего с придурка взять?

А потому за Павликом, мало-помалу закрепилась кличка Придурок, хотя говорилась она беззлобно, как может говориться о блаженном, которого и воспринимать серьёзно никто не будет, но и вреда никто не ждёт.

Примерить же на себя Павлика ситуацию никто из зэков не смог бы даже под дулом пистолета.

В общем дурдом да и только.

А тут ещё и Клавка со всем семейством нагрянула в прилагерный посёлок, поселилась у вахтерши из штаба, да устроилась в поселковую столовую работать на кухню.

А под съём почти в каждую смену всем семейством стояла у забора, чтобы увидеться и поговорить с Павликом.

Уже вся зона знала, если крановщик дал три звонка, значит Клавка у запретки со своим семейством.

А то ещё и часовой с вышки кричит, чтобы Павлика позвали.

Другим автоматом грозит, а Клавке с её детьми ещё и помогает.

Даже кум Амелькин, уж на что сволочь законченная, а Павлику не мешал.

А чего взять с придурка?

А как дали Клавке квартиру в бараке, так мужики со столярки всю мебель за бесплатно в неделю сварганили. А бабы в бухгалтерии вроде и не заметили, что накладная копеечная.

Видать и у них не хватило совести блаженного обидеть.

Вскоре дочка старшая замуж выскочила и привела своего лейтенанта в дом к матери.

Сама заправщицей на трассе устроилась. Хоть и нелёгкая работа, а деньги неплохие.

В общем, жить стало легче и веселее.

А тут вскоре подсуетился отрядный Смирнов, да Павлика на поселение представил.

Комбат охраны по моей просьбе с судьёй перетёр, и Придурок наш оказался почти на свободе, потому что теперь жил свободно с семьёй, и только уезжать никуда из посёлка не имел права. А работать устроился шофёром на водовозку.

До него менялись шофера каждый месяц, а он зацепился – и доволен.

Весь посёлок знал, что Придурок приедет вовремя, а, если задержится так сам и бочки заполнит, и вёдра в коридор занесёт, чтоб ветер мусора не надул.

А пожилым ещё и дров на пару закладок наколоть успеет.

И никакой водки ему не нужно.

Всё за спасибо. Как будто так и надо.

Придурок – он и в Африке придурок.

Вскоре жизнь так меня закрутила, что вспомнил я про Придурка, когда к нам в Ленинград приехал механик Дынин Виктор Иванович, чтобы я помог обследовать дочку в клинике.

Вечером за разговором я и вспомнил про Павлика:

– Виктор Иванович, а что Придурок всё ещё живёт в посёлке?

– А куда ж они денутся? Так всем семейством и живут, только отдельный коттедж им выделили. Уже и внуки подрастают. Так на водовозке и трудится.

Двое старших пацанов в армии. А зять Олег уже капитан, начальник штаба батальона.

Павлик стал поселковой достопримечательностью. Раз Придурок едет на своем ГАЗике, значит всё в порядке. Уже и Придурком его называют только за глаза. Да и то редко. Всё больше Павликом зовут. А бабы, так Павлом Сергеевичем называют. Ну, наливай, Марк Михайлович! Давай выпьем за нашего Придурка, потому что на таких придурках наша Россия держится.