Читать книгу "Чертополох. Излом - Варвара Шихарева"

Ждать слишком долго Антару не пришлось – уже через минуту после доклада слуги, эмпата провели в небольшую библиотеку, в которой Остен коротал время над томом с сочинениями одного амэнского философа. В последнее время Олдер пристрастился к вечернему чтению, что несколько огорчало Ириалану, которая в таком времяпровождении не видела ничего интересного…

Увидев Антара, Остен немедля отложил книгу в сторону и встал Чующему навстречу. На короткое мгновение взгляд Олдера задержался на неловко прижатой к боку левой руке эмпата:

– Ты ранен?.. Не стой столбом. Сейчас я позову слугу…

– Не стоит, глава. Это просто царапина, – отрицательно мотнув головой на предложение Олдера, Антар устало опустился на стул, и, порывшись за пазухой, вытащил что-то, бережно завернутое в тряпицу. Положил принесенное на стол, развернул сверток, в котором обнаружилось два небольших флакона, и пояснил. – Это вода из священного источника Малики и горные слезы. Возьми их, глава – они тебе помогут…

Олдер же, глядя на такое подношение, нахмурился:

– Священный источник?.. Антар, не хочу тебя разочаровывать, но в хозяйстве любого храма Малики есть колодец. Ты зря потратил свое время и деньги…

Но Антар на это возражение ответил своему главе слабой улыбкой:

– В Лаконе испокон веков существует озеро с островком, на котором есть посвященный богине источник. Он был местом паломничества и поклонения Милостивой задолго до того, как Малике выстроили первые храмы. Люди с таким же даром, что и у меня, знают о таких местах, чуют их своих нутром… Да и слезы гор, глава, у меня подлинные, а не те, что продают в милестских лавках.

Антар замолчал, а Олдер же, взяв флакон с бесцветной жидкостью, покрутил его в пальцах, и наградил Чующего новым задумчивым взглядом:

– Если ты так веришь в силу этого источника, Антар, то почему не применил ее для себя?

Чующий спокойно выдержал этот испытующий взгляд, и произнес:

– Все просто, глава. На мне есть грех, который Малика никогда не простит, но ты чист, и Милостивая не откажет тебе в помощи.

Ответом ему стал невеселый смех:

– Это я-то чист?.. Антар, ты же лучше других знаешь, что мои руки в крови по локоть!..

Но Чующий, услышав такое возражение, лишь покачал головой:

– Кровь бывает разной, глава. Ты не убивал невиновных…

Произнеся это признание, Антар тут же опустил глаза, а Олдер, поняв по мгновенно отвердевшему лицу Чующего, что большего он не скажет даже под пытками, тоже стал серьезен:

– Я применю то, что ты привез мне Антар… Хотя бы ради того, чтобы твоя кровь не оказалась пролитой напрасно… А теперь скажи, кто тебя ранил? Лаконцы?

Чующий отрицательно качнул головой:

– Нет, глава. Всему виной местное отребье – на дорогах нынче неспокойно, а я слишком дорожил содержимым своей сумки… Чем и привлек к себе ненужное внимание…

Олдер, услышав такой ответ, нахмурился пуще прежнего:

– Пусть так, Антар… А теперь ступай отдыхать. Я все же пришлю лекаря – пусть осмотрит твою «царапину». Сдается мне, что она не так уж и легка, как ты хочешь это показать…

Чующий тяжело поднялся и склонился в поклоне, пряча лицо:

– Глава слишком добр к своему слуге, – после чего поспешил покинуть библиотеку. Остен же, оставшись один, еще долго вертел в руках два небольших флакона. Благодаря Чующему, он и Ири получили пусть и крошечный, но все же шанс стать родителями, вот только Олдер никак не мог взять в толк, почему Антар пошел ради него на поступок, простиравшийся намного дальше его обычного служения роду Остенов…

Тем не менее, что бы ни двигало Чующим, его усилия принесли свои плоды – вскоре после приема привезенных Антаром средств Ири и вправду понесла, а поскольку теперь за ее здоровьем следили опытные служанки, все девять месяцев беременности миновали спокойно. Если, конечно, не считать переживаний Ириаланы по поводу безнадежно испорченной фигуры. И тут не помогали ни заверения служанок, ни ласки мужа – молодая женщина была свято уверена в том, что с потерей даже толики красоты ее жизнь тоже потеряет всякий смысл.

Несмотря на эти волнения и то и дело проливающиеся слезы, роды у Ири прошли на диво гладко, но после них она осталась верна себе, отреагировав на поднесенного ей новорожденного сына словами: «Какой же он некрасивый»… А вот успевший вернуться к означенному сроку в имение Остен думал совершенно иначе.

Тоненько всхлипывающий, красный комочек плоти на руках у кормилицы не вызвал у него даже капли неприятия. Ну, а когда со всеми предосторожностями первенца передали на руки отцу, и младенец, мгновенно утихомирившись, взглянул на Олдера на диво чистыми, осмысленными глазами, с губ молодого «карающего» само собой сорвалось: «Дари!..»

Впоследствии, когда пришло время нести малыша в храм, Остен остался верен своему порыву, нарекши мальчика Дариеном перед богами и людьми, хотя первенцу следовало бы дать имя его деда… Ни тогда, ни позже Олдер так ни с кем и не поделился своим озарением, которое позже переросло в стойкую веру – в его сыне возродилась душа давно погибшего брата, и Остен теперь был готов горы свернуть ради того, чтобы дать малышу Дари все, чего тот был лишен в своей прошлой, такой короткой жизни.

…Пожилой Чующий оказался прав – младенец не только примирил Остена с его браком, но и придал его жизни совершенно новый смысл. Теперь львиную долю своего свободного от службы Амэну времени Олдер проводил не в библиотеке, а в детской. Вслушиваясь в речи кормилицы, укачивал сына на руках, играл с ним, нашептывая всяческие глупости.

Кормилица же, до этого дня уже успевшая побывать в знатном доме и привыкшая к тому, что благородные отцы уделяют своим маленьким отпрыскам куда меньше внимания, лишь поддерживала интерес Остена. Женщина искренне привязалась к отданному ей под опеку малышу, и готова была говорить о нем сутки напролет, что, впрочем, не мешало ей сердито отдергивать «карающего», если он проявлял истинно мужскую неуклюжесть.

Через месяц к этим посиделкам присоединилась и Ириалана. Убедившись, что беременность не нанесла серьезного ущерба ее внешности, и, увидев, как разгладилось и похорошело личико сына, Ири стала часто навещать детскую. Дари, она, правда, воспринимала, как новую игрушку, но Олдер, уже не раз убеждавшийся в том, что его жена, по сути, большой ребенок, рад был и такому результату…

Время, между тем, продолжало свой неумолимый бег. Амэнский князь старел и становился все более подозрительным и жестоким, царедворцы плели интриги, а Олдер уже получил звание тысячника. Это повышение совпало с рождением его второго ребенка – малютки Лирейны. Кроха, унаследовав жгучие черные глаза отца и белокурые волосы матери, обещала стать впоследствии редкой красавицей.

Для Остена рождение дочери стало не меньшим подарком, чем повышение по службе. Малышке досталось столько же отцовской любви, сколько и первенцу. Казалось, счастье Олдера было полным, но на его жизненном горизонте уже сгущались очередные тучи.