Читать книгу "Начальник тишины. Повесть-притча для потерявших надежду - инок Всеволод (Филипьев)"

– Этот что ль?

Сопровождающий утвердительно кивнул.

Дежурный отобрал у Власа сумку с продуктами и обратился к его спутнику:

– Веди его прямо и направо, там последняя дверь, упрешься. Уже ждут.

Когда они скрылись из виду в сумрачном жерле коридора, дежурный скучным голосом поделился с сидевшей рядом небрежно накрашенной телефонисткой:

– Все у них следственные эксперименты, понимаешь. Играются, понимаешь. Тоже мне шерлоки-холмсы. Какого черта, спрашивается, они в нашем отделении свои эксперименты проводить вздумали? Сидели бы себе на Петровке. А то понавезли блатных каких‑то, попа притащили. Теперь вот этот, потерянный! Концерт, елы-палы, понимаешь.

* * *

В пустой камере находились двое: Князев и отец Понтий.

Священник, уныло озираясь по сторонам, неожиданно для самого себя спросил:

– Скажите, майор, вы бес?

Князев прищурился, несколько удивившись вопросу, и медленно с ехидцей ответил:

– Нет, я – человек. Самый настоящий человек. А чему вы удивляетесь, Понтий Доримедонтович? Бесы и сатана раньше были нужны, а теперь у них на земле работы нет. Мы с вами Христа и без них распинаем.

Священник удрученно молчал.

Через минуту за дверью камеры раздались шаги. Дверь тяжело отворилась, и сопровождавший впустил в камеру Власа, а сам остался в коридоре.

Князев оживился:

– Милости прошу к нашему шалашу! Кто к нам пожаловал! Сам неуловимый мститель, Влас Александрович Филимонов.

Влас ожидал увидеть все что угодно, но никак не думал встретить в камере отца Понтия да еще и Князева в милицейской форме. Ему сделалось дурно, в животе похолодело, в глазах замелькали белые точки. «Только бы не потерять сознание. Господи, только бы не потерять сознание», – взмолился он, прислонясь к сырой бетонной стене.

– Гражданин Филимонов, мы пригласили эксперта-церковника, чтобы он выслушал вашу версию и сообщил свое мнение. Будьте так добры, расскажите, навещал ли вас кто‑нибудь из посторонних, когда вы, десять лет назад, находились в камере смертников.

Влас молчал. Он пытался сосредоточиться и молиться, но сердце не слушалось. Оно судорожно билось, наливаясь все большей злостью к Князеву и отцу Понтию.

– Будешь запираться, Филимонов?! – грозно зашипел Князев. – Отвечай, когда тебя спрашивает представитель органов!

Влас по-прежнему хранил молчание.

– Так-с. Ясненько. Тогда я скажу. К тебе, Филимонов, приходил Некто, именуемый Христом! Было такое?

– Ты сказал, – тихо ответил Влас.

– Я сказал так, потому что ты всем об этом трезвонишь. На самом же деле, Филимонов, к тебе никто не приходил. Какой Христос?! Ты что, спятил?! Христос жил очень и очень давно. Да, про Него написано в Евангелиях. Но причем тут ты? Причем тут камера смертников, расположенная, заметь, даже не в Иерусалиме, а в России, и не в первом, а в двадцатом веке? А это все потому, что ты, Филимонов, в глубочайшей духовной прелести. Понимаешь, ты в прелести! А вы что молчите, священник Копьев?! Подтвердите, ведь он в прелести?

Отец Понтий молча буравил глазами пол.

Князев тяжело вздохнул:

– Значит в молчанки будем играть. Копьев, запомните, из этой камеры оправданным выйдет только один из вас двоих. Ясно!? Повторяю вопрос. Отвечайте четко, в прелести ли человек, стоящий перед вами?

Священник молчал.

– Отвечать! – рявкнул Князев.

Побагровев, отец Понтий согласно кивнул головой. Это стоило ему сил: он чувствовал, что его шея совершенно одеревенела, и кивок показался чем‑то вроде переламывания сухого дерева. Он как будто даже слышал треск и стон ломающегося ствола.

Князев облегченно выдохнул и, заметно повеселев, обратился к Власу:

– Вот видишь, дорогой друг, священнослужитель подтверждает, что ты в прелести. Но не переживай. Выход есть. От тебя требуется только одно: откажись от своего видения, отрекись от Того Сумасшедшего, называвшего Себя Христом. И сразу же, милый мой, ты будешь освобожден. Тебе отдадут сумку с пирогами, мороженой клюквой и помидорами, и отвезут домой к мамочке. Ну?!.. Молчишь? Даю тебе на размышление пять минут. Я провожу батюшку до машины и вернусь. Ответ должен быть готов к моему возвращению иначе…, иначе ты умрешь здесь и сейчас. Сомневаешься?

Влас только горько усмехнулся.

– Вот и хорошо, что не сомневаешься. Пойдемте, дорогой отец Понтий. Скоро сериал «Граница» начинается. Не опоздать бы, а? – майор подмигнул священнику.

Отца Понтия колотило. Он вцепился в руку Князева, и тот решительно вывел его из камеры.

Когда Влас остался один, то заметил, что под потолком камеры стало появляться некое изображение. Приглядевшись, он понял, что это икона. Та самая, из бабушкиного чулана – «Иисус Христос в темнице». Влас ясно видел изможденный лик, полные грусти глаза, раны и кровь, терн на главе и веревки на руках Спасителя. Но тут икона стала преображаться: одежды из кровавой багряницы превратились в бело-золотое воздушное полотно, скорбные складки лика разгладились, терн и веревки спали. Перед Власом была уже другая икона – «Спас Благое Молчание», которую он видел в доме отца Серафима.

Божественный Отрок на иконе не открывал уст, но Влас ясно услышал заданный Им вопрос, это был дорогой ему голос Гостя, но только как будто моложе:

– Ты готов теперь?

Влас воодушевился и мысленно ответил:

– Да.

– Ты уверен?

– Да.

– За что ты умираешь?

– За Тебя, Господи.

– За Меня? – удивленно переспросил Отрок.

Влас насторожился.

– В твоем сердце кипит ненависть к этим людям, к твоим убийцам, – продолжал Отрок. – У тебя нет к ним любви. Ты считаешь себя героем, рыцарем неба, ты возвысил себя над этими людьми. А знаешь ли ты, что Я люблю их не меньше, чем тебя?

– Любишь их?! – вырвалось у Власа.

– Люблю и страдаю за них. Пойми, Влас, Мне нужны не слова и дела, а сердце, твое сердце, любовь и сострадание твоего сердца. То, что проникнуто любовью и состраданием, способно преодолеть пространство и время. Остальное – тленно.

– Значит, все что я делал, вся моя борьба с Князевым, все мои страдания Тебе не нужны! Зачем же они тогда вообще были!? И почему в таком случае я должен умирать, обвиненный священником в прелести и убиваемый здесь без суда и следствия, а потом обреченный быть брошенным где‑то так, что и родная мать не узнает? Зачем это все?

Божественный Отрок ответил кротко и нежно, как говорят с самыми близкими людьми:

– Влас, а помнишь ли ты такое удивительное слово «смирение»? Смирение учит тому, чтобы всегда считать себя за ничто, чтобы непрестанно видеть свою малость, чтобы делая даже самые достойные дела для ближних во имя Бога, считать себя рабом, делающим положенное, да и то – плохо. Высокое мнение о себе уничтожает добрые плоды. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать… Тебе остается минута. Пожалуйста, не спеши. Сосредоточься. Принеси Мне исповедь… если хочешь.