Читать книгу "У любви свои законы - Линда Ховард"

Грей мгновенно подался назад и отпустил ее. Фэйт оторвала от обожженной ноги прилипшую к ней мокрую юбку

Он опустил глаза и буркнул:

— Черт…

В следующее мгновение Грей притянул ее к себе и стал лихорадочно нащупывать сзади «молнию» на ее юбке. Юбка упала на пол. Грей подхватил Фэйт на руки. У той все поплыло перед глазами. События разворачивались с такой быстротой, что ей, парализованной болью, было трудно за ними уследить.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула она, когда он понес ее на кухню. С ужасом она осознала, что на ней остались только трусики и блузка и ее голые ноги перекинуты через его руку.

Выдвинув ногой стул, он аккуратно усадил ее, затем намочил под холодной водой в умывальнике несколько бумажных салфеток и прилепил их на обожженное бедро. Она вздрогнула от неожиданного холода. Ручейки воды потекли вниз по ноге и под нее, намочив трусики.

— Совсем забыл про кофе, — пробормотал Грей растерянно. На самом деле он обратил внимание на чашку, уже только когда она упала. — Прости, Фэйт. У тебя есть чай?

Не дожидаясь ответа, он распахнул дверцу холодильника и вытащил оттуда кувшин с ледяным чаем. Потом он стал рыться в ящиках буфета, отыскивая чистые полотенца. Намочив одно из них в чае, он убрал с ее ноги салфетки и вместо них обернул ее полотенцем. Если вода в умывальнике была просто холодной, то чай был ледяным. У Фэйт даже перехватило дыхание.

— Больно? — обеспокоенно спросил Грей, опускаясь перед ней на одно колено.

— Нет, — резко ответила она. — Не больно, а холодно. У меня весь зад мокрый!

Лицо его было вровень с ее лицом. После ее слов тревога в его глазах потухла, и он впервые за последние несколько минут расслабился. Взявшись рукой за спинку стула, он улыбнулся:

— Я что, переборщил?

Она поджала губы.

— Так, самую малость.

— У тебя нога вся красная. Я же знаю, что тебе больно.

— Чуть-чуть. Немного жжет, только и всего. Думаю, даже волдырей не будет. — Еле сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться, и поэтому нарочно нахмурившись, она добавила:

— Спасибо, конечно, за заботу, но неужели так необходимо было раздевать меня почти догола?

Взгляд его опустился на ее голые ноги. Из-под блузки выглядывали белые трусики. Дрожь прошла по всему его телу. Он положил руку на ее здоровую ногу.

— Я давно мечтал о той минуте, когда увижу, что твой трусики потемнели от влаги, — пробормотал он и тут же добавил:

— Но только не от чая.

Если еще полминуты назад ей неудержимо хотелось рассмеяться, то сейчас это желание пропало бесследно. Между ними словно появилась невидимая стена. Казалось, протяни руку — и дотронешься до нее. От его слов в ней мгновенно проснулась страсть. Мурашки пробежали по груди, внизу живота будто зажглось пламя. С языка Фэйт уже вот-вот готовы были сорваться слова: «Они потемнели сейчас не только от чая». Но она нашла в себе силы промолчать, ибо знала, что, сказать так — значит переступить черту, которую она больше всего на свете боялась переступить. Он источал сексуальное напряжение, словно некое не видимое глазу магнитное поле. Ей невероятно тяжело было сопротивляться. Фэйт знала, что, если не выдержит, Грей набросится на нее.

Она невыразимо мучилась от желания прикоснуться к нему, прижаться к его большому и крепкому телу, открыться перед ним до конца. Но, тем не менее, она по-прежнему молчала и сидела неподвижно: действовал инстинкт самосохранения.

Он незаметно подвинулся ближе, вдохнув исходящий от нее пьянящий аромат. Кровь оглушительно забилась в висках. Они молча смотрели друг на друга, словно два ратника, сошедшиеся в чистом поле для битвы. Грею мучительно хотелось стянуть вниз ее трусики и прикоснуться поцелуем к тому, что за ними скрывалось. Желание было настолько сильным, что сдержаться было невероятно трудно. Интересно, как она отреагировала бы на это?.. Испугалась бы, оттолкнула?.. Или, наоборот, прижала бы к себе его голову?

Он не убирал руки с ее голого бедра, лаская пальцами его нежную кожу. Зрачки ее расширились, но она тут же закрыла глаза и глубоко вздохнула. Он продолжал ласкать рукой ее бедро, незаметно поднимаясь по нему все выше, к тому месту, где сходились ее судорожно сжатые ноги. Ему хотелось положить туда свою ладонь. Грей позабыл о Монике, об отце. Обо всем. Он весь сконцентрировался на медленном движении своей ладони, которая была все ближе и ближе к ее нежному лону, закрытому лишь тонкой тканью. Он мысленно представлял себе, как оттянет пальцем эластичный поясок и дотронется до нежных складочек… Отыщет у самого их основания крохотный бугорок и…

Он знал, что если она позволит ему дотронуться до себя, то позволит и все остальное. Отдастся ему. Но когда его рука добралась до трусиков, Фэйт остановила его.

— Нет, — прошептала она.

Грей уже еле владел собой; с его губ сорвался нечленораздельный стон. Разум изнемогал в борьбе с инстинктами и чувствами. Но все же взял верх. Его всего трясло, на лбу выступили капельки пота, он изнемогал от желания.

— Нет, — повторила она.

Он медленно повернул руку ладонью вверх, и его пальцы сплелись с ее пальцами.

— Тогда просто подержи мою руку минутку.

Она подержала. Пальцы его медленно шевелились, словно пытаясь коснуться чего-то. Другой рукой он судорожно сжимал спинку стула. Сжимал настолько сильно, что у него даже побелели костяшки пальцев.

Спустя какое-то время, в продолжение которого они оба, будто парализованные, неотрывно смотрели друг другу в глаза, остро ощущая обоюдное напряжение, он стал приходить в себя. Высвободив свою руку, он зажал двумя пальцами переносицу, окончательно успокаиваясь. Фэйт прокашлялась, не зная, что сделать и что сказать.

Грей медленно поднялся с корточек. Эрекция не прошла, но теперь он уже владел собой. Сняв с крючка сухое полотенце для рук, он обернул им ее обожженную ногу. Может быть, исключительно для того, чтобы не видеть ее голой, чтобы лишить себя соблазна.

Помолчав, он проговорил:

— Тебе, правда, уже не больно?

— Правда, — тихо ответила она. — Ожог несильный. Завтра, наверное, все пройдет.

И действительно, жжение благодаря ледяному чаю совершенно исчезло.

— Хорошо. — Он внимательно посмотрел на нее и поднял руку, как будто для того, чтобы погладить ее по голове, но тут же убрал ее. — А теперь скажи, зачем тебе понадобилось расспрашивать в городе об отце?

Она подняла на него глаза. Волна темно-каштановых волос упала на спину. Фэйт захотелось высказать ему свои подозрения насчет того, что Ги погиб, но слова застряли в горле. Она не могла сказать ему это. Фэйт в душе уже поверила в то, что ему действительно ничего не известно об отце и что он не повинен в его смерти. Не повинен, потому что она любила его и известие о его вине разбило бы ей сердце. И сказать она ему не могла тоже потому, что любила. Ведь Фэйт нарочно выплеснула кофе на себя, чтобы не обжегся он. Кофе! А тут сказать о том, что отца, которого он горячо любил, нет в живых?!