Читать книгу "София Палеолог. Первый кинороман о первой русской царице - Наталья Павлищева"

Несчастные охотники тащили связки соболей да куниц, надеясь на княжью защиту в будущем. София не спорила, понимая, что ей самой очень пригодятся меха — не носить, но продать, чтобы иметь свои средства.

Великая княгиня не жаловалась, но в действительности жила крайне скудно. Нет, в Москве отказа ни в чем не знала, еда, питье, одежда, украшения — всего было вдоволь, но своих денег не имела. Вдовы, которых поселила на княжьем дворе, получали лишь еду с ее стола да дрова для печей, большим одарить не могла. Милостыню на паперти подавала скудно, экономя каждую копеечку, отчего прослыла скупой.

Ивану Васильевичу в голову не приходило, что жена бедствует без денег, другие княгини имели деревни и целые города на свои нужды, у Марии Ярославны вон какие наделы богатые и от отца, и от мужа, и даже от сына, сама раздавать может, а у ее невестки ничего нет, кроме дареных украшений. И сыновья ее тоже ничего не имели. Боярские дети и то богаче…

Чтобы что-то выручить, она продавала подарки, полученные по пути в Москву. Но в Европе больше дарили вино да сладости, серебро, что в Пскове и Новгороде дадено, давно кончилось, София не берегла, полагая, что недостатка в средствах уж у великой княгини не будет. Пришлось взяться за содержимое римского ларца. Остатки отдала Андреасу, когда тот признался, что в Риме даже дочь одевать не на что.

Вот и получалось, что грек ныне куда богаче самой государыни. Не считая московской казны, конечно, но казна ей не принадлежит.

С кем еще Олеус договорится, чтобы уничтожить или попросту бросить в зимнем лесу уже ее с детьми?

Тяжелые мысли одолевали до самого рассвета.

Утром мужчин собрали подле крыльца княжьей избы. Олеус стоял чуть в стороне, окидывая цепким взглядом остальных, София поняла, что он готов. Сделала знак, чтобы не беспокоился. Грек кивнул.

Призвав к вниманию, великая княгиня начала говорить. Сказала об опасности, нависшей над Русью, о том, что вынужденное сидение на Белом озере скоро закончится и они двинутся в путь. На вопрос куда усмехнулась:

— Домой, куда ж еще?

Заметила недоуменный взгляд Олеуса и коротко приказала:

— Взять их!

Грек и трое им названные не успели даже понять, что произошло, как были скручены дюжими молодцами дьяка Далматова.

— За что?! — возопил Олеус.

— За предательство, за то, что сам предал и государыне предлагал, — гневно бросила София. — В кандалы их!

Грек кричал, что не по своей воле предлагал, а по приказу, но его быстро заставили замолчать. Связанный и избитый, Олеус валялся на снегу, выплевывая вместе с кровью зубы.

Оставался вопрос: что делать теперь? Не в Новгород с казной, не к Студеному морю, так куда податься?

Все решилось быстро, уже к обеду Василий Третьяк сообщил Софие, что один из подручных Олеуса признался в убийстве гонца, которого перехватили на подходе. Гонец вез прекрасное известие: хана Ахмата отбили и Москва спасена.

— А государь?!

— Государь жив-здоров, чего и тебе желает. Потерь мало, ордынцев даже через Угру не пустили, Ахмат без чести обратно в степь ушел!

Княгиня снова собрала людей, теперь уже всех без разбора, прибежали и белозерские. Стояла на крыльце, откуда совсем недавно приказывала схватить предателей и обещала двинуться домой, плакала счастливыми слезами, быстро отирая их платком, чтоб к щекам не примерзли, и вещала:

— Государь победу над Ордой одержал! Хан Ахмат с позором ушел, Москве ничего не угрожает. Мы возвращаемся домой!

После каждого предложения приходилось пережидать крики восторга. Немало людей в тот день простудились и голоса посрывали, вопя и бросая шапки в воздух. Пришлось разбиться на части, часть людей осталась, чтобы отправиться позже, кто-то и вовсе решил остаться, несмотря на снега и морозы, понравилось Белое озеро.

Половину запасов взяли с собой, чтобы снова не отнимать хлеб у местных, остальное раздали. Сено также поделили. Меха Олеуса София забрала себе, никто не противился. Теперь у нее была своя казна, отличная от московской, в которой все больше книги. Эту казну продать можно и много серебра выручить.

Сам предатель лежал связанным на подводе. Его сообщники тоже.

Но не успели добраться до Углича, как дьяк Далматов сообщил, что грек и его люди бежали!

— Как так?!

Василий смущенно пожал плечами:

— Охрана помогла. И его отпустили, и сами сбежали. А того, что нам про гонца рассказал, прирезали.

Снова стало тревожно.

Мало того, Далматов подсел в карету к Софии и еще более смущенно сообщил:

— Не врал грек-то, не по своей воле казну украсть предлагал.

— А по чьей?

— В Москве велели. Тебя проверяли, государыня.

Небо померкло, горло перехватило спазмом, а голова снова раскалывалась. Скорее прохрипела, чем спросила:

— Государь?!

— Нет, не он.

Большего Василий Третьяк не сказал, отговорился незнанием, но София видела, что лжет. Назвал Олеус того, кто такую проверку княгине устроил. И не сбежал он, а был прирезан, это княгиня по следам крови на санях, в которых связанный Олеус лежал, поняла. Сразу приметила, но, что к чему только теперь догадалась. Длинный язык не только до Киева, но и до ножа у горла довести может.

Ее проверяли, чтобы обвинить в случае согласия. Кто проверял: митрополит или свекровь? Дьяк догадывался или знал наверняка, но не говорил.

Знал ли о проверке великий князь? Если знал, то дело совсем плохо. Она испытание выдержала, обманула грека, сделала вид, что согласна, а сама назвала Далматову Олеуса и его людей. Но не был ли сам Василий Третьяк с ними? Может, тоже проверял? Нет, тогда к чему ей признаваться?

Предательство, недоверие, нелюбовь вокруг, а рядом дети, которых надо от всего этого уберечь, научить жить с таким, да не просто жить, а защищаться. Нельзя, чтобы единственной их защитой была мать, тогда одного глотка отравленного вина будет достаточно и для их погибели.

По дороге в Димитров, София размышляла о том, почему ее с детьми не любят и как жить в ссылке. Теперь она думала о другом: как помочь своим сыновьям стать настолько сильными, чтобы никому не пришло в голову устраивать проверки или не считаться с ними? Хватит сиднем сидеть в своих покоях! Это ни к чему хорошему не приводит, теперь она будет биться за своих детей, как волчица за волчат, и вырывать для них лучшие куски, даже если изо рта у других!

Когда-то в Москву приехала слегка заносчивая византийская царевна, которую быстро научили, что жена должна знать свое место в опочивальне, рожать детей и их воспитывать. Теперь от Белого озера возвращалась совсем иная София Фоминична. Она знала чего хочет — власти своим сыновьям! И знала, как этого добиться. А еще была готова идти по головам и трупам, не щадя никого.