Читать книгу "Браки совершаются на небесах - Елена Арсеньева"

Уроки сдержанности и благонравия, постулаты о чистоте и непорочности, среди которых выросла Вильгельмина, – все было забыто в одно мгновение. Развеялось, как утренний туман! Осталось только желание, с которым девушка не знала, что делать. Ну не может же она подойти к этому обворожительному мужчине и сказать, что любит его, что хочет его…

На ее счастье (а вернее, горе!), граф Андрей уже давно знал наизусть книгу Любви и мог прочесть ее с первой до последней страницы хоть с закрытыми глазами.

Отплывали из Любека через три дня. Высочайшее семейство уже расселилось на предназначенных для того кораблях. Сама ландграфиня и Вильгельмина, само собой разумеется, определились на «Быстрый». Это ни у кого не вызвало подозрений. В самом деле, кому как не близкому другу цесаревича сопровождать его невесту!

В самом деле…

Присутствие матушки осложняло ситуацию, но в то же время упрощало ее донельзя. Ибо, едва ступив на палубу, Гертруда-Каролина испытала приступ сильнейшей морской болезни, после которого была почти без чувств отнесена в свою каюту и поручена неусыпным заботам служанок. Им было велено глаз с ландграфини не сводить и ни под каким видом не дозволять ей вставать с постели. Приказ отдал сам капитан. Он пригрозил, что того, кто ослушается, сбросят за борт в открытом море.

Капитан на судне царь и бог. До выхода в море было еще далеко, а служанки ландграфини уже дрожали за свою жизнь. И были до такой степени поглощены исполнением воли капитана, что им оказалось не до принцессы Вильгельмины.

А ведь бедная девушка тоже нуждалась в присмотре. Корабль произвел на нее ошеломляющее впечатление. Поэтому не удивительно, что потрясенная Вильгельмина вообще обо всем забыла. Например, запереть свою каюту на ночь. И, конечно, не было ничего удивительного, что капитан, обеспокоенный состоянием своей высокой гостьи, бесшумно приотворил эту незапертую дверь под покровом темноты…

Наутро «верный и искренный друг» мог с полным на то основанием сообщить цесаревичу, что весьма обстоятельно ознакомился с его будущей невестой и нашел ее истинным сокровищем.

Он диву давался, откуда у этой принцессы, воспитанной в самой унылой атмосфере, какую только можно вообразить, нашлось столько пыла, столько неистовства и страсти! Андрей Кириллович решил, что службу во флоте надо поменять на службу при особах его и ее императорских высочеств!

Однако молодой Разумовский не учел одной малости. Кавалер Крузе, командующий флотилией, не доверял «паркетному шаркуну», как он втихомолку называл графа Андрея. Кроме того, у Крузе был острый, приметливый взгляд настоящего моряка. И от него не укрылся ни предательский трепет принцессы Вильгельмины, ни алчное выражение, которое появилось на лице записного дамского угодника Разумовского. У Крузе был на «Быстром» свой человек, который получил приказ тайно следить за каждый шагом этих двух особ. Так что о безрассудном поведении принцессы, о котором не имела представления ее матушка (даже мысль ни о чем подобном не могла закрасться в ее бедную благонравную, к тому же кружащуюся от корабельной качки голову!), кавалеру Крузе стало известно еще до того, как граф Андрей покинул каюту свой новой любовницы.

Кавалер Крузе почувствовал, что на его голове прибавилось седых волос, а на лице – морщин. Однако он не хуже молодого Разумовского умел разрешать неразрешимые задачи. Все-таки Крузе был боевой командир…

Он воспользовался правом верховного главнокомандующего: отдавать приказы, которые не подлежат обсуждению. Отправил капитан-лейтенанта Разумовского в Петербург по срочному, важному, только что выдуманному государственному делу. Отправил сушей… Командование «Быстрым» Крузе взял на себя и таким образом сделал его флагманским кораблем. А к императрице был послан курьер с тайным донесением. То есть Екатерина оказалась осведомлена о государственной измене довольно быстро.

Можно было ожидать, что императрица разгневается, придет в неистовство и отправит назад распутную невесту вместе с ее семейством. А Разумовскому не сносить головы… Но Екатерина прекрасно понимала, что огласка вызовет ужасный скандал. Опозорены будут и ее сын, и она сама. Под удар попадут добрые отношения с Пруссией. Нет, скандала допустить нельзя… А потом, вопрос о невесте еще не решен окончательно. Вдруг Павлу понравится какая-нибудь другая сестра? Екатерина решила, что отныне перестанет навязывать сыну свою волю и совершенно во всем положится на судьбу.

Надо сказать, Андрей Разумовский, при всей своей кажущейся неосторожности и дурацком легкомыслии, безошибочно просчитал резоны императрицы. Он не сомневался, что, даже если тайное станет явным, никакого скандала не разразится и «шалунишка Андре», как его ласково и снисходительно называла порою Екатерина, останется безнаказанным. Императрица пожалеет отпрыска семейства, сыгравшего такую огромную роль в истории России! К тому же граф Андрей отлично знал, какие темные слухи роились вокруг самого факта его рождения. Слухи эти состояли в том, что его считали внебрачным сыном самой Елизаветы Петровны, рожденным от страстного романа с Кириллом Григорьевичем Разумовским. Этому верили очень многие. Кажется, и сама Екатерина…

Да, императрица не тронула «шалунишку Андре». Однако она решительно изменила порядок встречи цесаревича с невестой. Когда Дармштадтское семейство, утомленное морским переходом, прибыло в Ревель и отправилось дальше сушей, 15 июля в Кипени ландграфиню и ее детей встретил граф Григорий Орлов. Он пригласил гостей отобедать у него в Гатчине, предупредив, что познакомит их с несколькими высокопоставленными дамами.

К изумлению Генриетты-Каролины, им предстояла встреча с самой императрицей Екатериной! Она явилась в Гатчину с небольшой свитой – по ее словам, чтобы избавить усталых с дороги гостей от официального приема. Дамы слегка надулись – они-то жаждали как можно большей пышности! – однако с императрицей не спорят.

Екатерина втихомолку присматривалась ко всем трем сестрам. И с тайным вздохом признала, что мужчины (и добродетельный посланник Ассенбург, и распутный граф Разумовский) сделали единственно возможный выбор. Луиза и Амалия были очень милы, но не более того. При ближайшем рассмотрении они казались отчаянно скучными. А к Вильгельмине можно было применить только одно слово – очарование.

Против воли Екатерина сама была покорена и красотой, и умом, и манерами, и победительной женственностью этой девушки. То есть уже не девушки – ах, какая жалость… «Распутница!» – твердила себе императрица, силясь глядеть на Вильгельмину возможно суровее, – однако не могла удержаться от улыбки. Не могла не вспоминать себя, только что прибывшую в Россию, – шалую, неосторожную, жаждущую любви, любви, любви! Не могла не думать, что от Павла эта девушка в постели испытает мало радости – точно так же, как она, Екатерина, не испытала никакой радости от своего мужа Петра Федоровича, царство ему небесное, ну до чего же кстати он одиннадцать лет назад нечаянно закололся вилкой в Ропше…

Наконец обед закончился. Все общество тронулось в путь. Ландграфиня и три сестры ехали в шестиместной карете вместе с императрицей и ее наперсницей Прасковьей Брюс. За несколько верст до Царского Села путь каретам пересекла кавалькада. Среди всадников оказался не кто иной, как великий князь Павел Петрович. Его сопровождал воспитатель – граф Никита Иванович Панин.