Читать книгу "Детонация - Василиса Раса"

Сначала вообще ничего не было. То есть вообще ничего. Ни звуков, ни ощущений, ни мыслей, ни чувств. И это было так не похоже на то, что случилось со мной в прошлый раз. Открыла глаза и изумилась. На улице была ночь…

Когда я успела так надолго отключиться?

Действительно, спать хотелось ужасно, и страшно затекла шея. Я поморгала и улеглась тут же, на диване, где до того сидела. Только натянула на плечи тонкий акриловый плед. И мгновенно выключилась.

Солнце палило беззлобно и ровно. Душно томя стоячим послеобеденным зноем.

— Ты зол и оттого безнадёжен, мой мальчик, — сухощавый мужчина устало потёр лицо узкой ладонью — а вот и широкое кольцо на пальце — и тряхнул головой. Взглянул на малыша с интересом. — Меткость рождается спокойствием, — ободряюще улыбнулся и легко послал дротик в очень заметную цель на стене конюшни. Неспешно опустился на белую каменную скамью. — Иди-ка сюда, Николаша, покажу тебе что-то, — вытянул вперёд длинные ноги и откинулся на ограждение загона. Разогретый, сухой, слабо пахнущий конской мочой ветер доносил тихое фырканье лошадей и вялое бормотание конюхов.

— Не люблю Николашей, — ребёнок притворно надулся.

— Знаю. — Мужчина похлопал по своему колену рукой и лукаво улыбнулся. — Иди же. Ну? — И когда маленький Николай удобно устроился на руках, сказал уже совершенно серьёзно: — Слушай, мой мальчик. Слушай и помни об этом всю жизнь. — Потрепал внука по спутанным светлым волосам. — Всё, что тебе будет когда-то доступно, ты никогда не сможешь обратить против людей. И использовать для себя никогда не сумеешь. Тебе — шесть. И это немало. Ты запомнишь. Когда придёт твоё время, сможешь останавливать движение событий. И времени. Но сделать это сможешь только самим собой. Если Гришка, — дед ткнул в Николенькиного крестьянского дружка, тот подслушивал, прячась и оттого дёргаясь в стороне, за загоном, — упадёт опять с черёмухи и сломает ногу, ты не сможешь просто захотеть, чтобы стало иначе, и все исправить — вместо Гришкиной ноги сломается твоя. Хоть и срастётся тогда очень быстро. Но это всё равно будет больно. Ты понимаешь? — он заглянул в недоумённо расширившиеся ребячьи глаза. — А ты как думал? — улыбнулся и подкинул парня на колене. — Тяжёлый какой стал! — засмеялся довольно. — А если решишь, чтобы Тальянка принесла всем на завтрак не ленивых вареников, — мальчишка поморщился и брезгливо почесал нос, — а оладьев, — заулыбался отсутствием передних зубов, — будь готов, что рыжая кобылка сбросит тебя в ручей следующую субботу.

Мальчик обдумывал сказанное с минуту. Дед только помалкивал и не мешал.

— Именно в субботу?

— Ну, может быть, и во вторник, — пожал плечами старший Сневерг. — Тут, видишь ли, уже никак не узнаешь, — и к уголкам его глаз, веселясь, скользнули морщинки.

— Зачем мне всё это, дедушка Ксандер? — спросил, наконец, мальчик серьёзно.

— Потому что теперь твоя очередь заботиться о государе, Николай, — добро улыбнулся мужчина.

Холодно. Морозные серые нити растеклись, сковали стены белого замка. Трещинами рассыпались по фасаду, брызнули осколками стекла, поползли вверх по склону, проминая сад, скручивая последних, самых стойких, стражей осени. Равнодушно уничтожая светлое, счастливое, живое.

Аннушка (откуда я знаю, что она Аннушка?) сжимала побелевшей рукой узелок с тем, что успела схватить, убегая. Не знает ещё, что из проклятого дома вынести ничего нельзя. Плакала. Всхлипывая и судорожно вздыхая. Больно. И страшно. Тяжестью налилась душа, и призрак неизбежности навис над притихшим людом, отрезая стойкие мысли.

— Скит Великой матери примет всех. — Николай в мрачной тревоге окинул челядь взглядом. — Настоятельница знает, что делать. Монахини защитят, — и выдохнул теперь свободнее: выбрались все. Благо их и не было много — с праздника вечернего ещё из Весны не вернулись. И добавил теперь уже грозно: — Бегите.

— Батюшка… — шёпотом всхлипнул кто-то.

— Батюшка наш! — ему вторя, завыл хрипло бабий голос, да и заткнулся, вдруг оборвавшись, когда послушно и медленно качнулась, сдвинулась замершая обречённо толпа. И толкнулась синхронно к конюшням. Люди потекли прочь, всё верней поспешая.

Николай дождался, пока последняя подвода скроется за изгибом дороги, и ломано осел на треснутые ступени террасы.

Скольких же у него получится сберечь? Скольких сможет ещё очистить от проклятия? Восемнадцать человек челяди было в доме в момент удара. Почти семья. И слава Всеобщему, что только почти. Им он помочь успеет. Александра бы ещё хоть разок увидеть. Род обречён…

Невидимая обычному глазу тьма клубилась, неспешно растекалась над поместьем, отравляла уставшую землю. Безнадёжная пелена заставила пространство и старого Сневерга содрогнуться, сжала горло графа незримой рукой.

— Придите, Светлые… я… верю… Саша…

Магдалена… Откуда там Магдалена?

* * *

— Отец! — Алекс вскинулся в ледяном поту, схватившем шею и грудь. — Отец, — простонал шёпотом. Тонкий серый свет скользил в щель между простых, грубых занавесок. Мужчина соскочил осторожно с кровати, быстро порывисто оделся, скоро бросился вон из комнаты, уже на ходу застегнул рубашку.

Новостей не было неделю. Гостиница пустовала — приближались дожди. Тракт обезлюдел как раз с их приездом.

Внизу в такую рань опять никого не было. Померещилось. Не удержался, вышел на узкое тёмное крыльцо. Ещё не заморозки. Но уже скоро. Сразу за дождями.

Городок привычно собранно просыпался. Алекс вдохнул утренних сумерек и вздрогнул — дверь за спиной отворилась.

Сашенька растерянно куталась в широкую зимнюю шаль. Простоволосая. И… слава богам, не босая.

— С ума сошла, — уткнулся шёпотом в её ладошки. — Замёрзнешь.

Так и стояли, обнявшись, в немом, тающем сумраке. Держа надежду. Туча на юге истаяла позавчера.

И они, конечно, ждали. Не получалось не ждать. Верили. Должны были верить. И шёпотом, тайком оба говорили: «Слава богу…»

Свет, уже уверенный, но пока тусклый, наполнял улицу, капал между лысых, обсыпанных лишайником ветвей старых яблонь.

— Идём? — спросил шёпотом в её волосы.

— Идём, — согласилась ему в плечо. Чтобы опять не двинуться с места.

Уходить не хотелось. Всё ждали чего-то. Дождались.

Загудели рядом голубиные крылья. Они увидели её вместе — белая горлица опустилась совсем рядом на перильца крыльца.

Сашеньку чуть повело, она сдавленно охнула.

— Неужели никто? — всхлипнула шёпотом, дрожа.

— Это ничего не значит, — прижал её сильнее к себе. — Перестать ждать мы не в праве. Идём! — потребовал сдержанно и строго. — Холодно, — и закусил больно губы, чтобы только не выдать, не показать.