Читать книгу "Генерал Брусилов. Лучший полководец Первой Мировой войны - Валентин Рунов"

А. А. Брусилов, Н. В. Желиховская и Р. Н. Яхонтов в Ставке, 1917 г.

Гражданская война в России набирала все большие обороты. 18 июля началось восстание казаков на Тереке, 22 июля чехи взяли Симбирск, и части Добровольческой армии вошли в Ставрополь. 25 июля под ударами белых войск пал Екатеринбург. В начале августа красные отряды в Забайкалье оставили Верхнеудинск и Читу. 7 августа белые части занимают Казань, захватив там значительную часть золотого запаса России. Против большевиков вспыхивает восстание рабочих на Северном Урале, части Добровольческой армии начинают осаду Царицына

Большевикам всюду мерещились заговоры. И вскоре ВЧК перехватила письмо Локкарта, в котором тот, в частности, сообщал о планах сделать Брусилова белым вождем. 12 августа Алексей Алексеевич был арестован.

Звонок раздался в полночь, и Ростислав Яхонтов пошел открывать дверь. В квартиру вошло несколько человек, предъявивших ордер на арест Брусилова и обыск его квартиры. Алексея Алексеевича тут же увели, прихватив вместе с ним за компанию, как бывшего военного, и Яхонтова. Обыск квартиры продолжался 6 часов. Были изъяты все бумаги и конфискована шашка генерала, украшенная бриллиантами. Другое его имущество: генерал-адъютантские погоны, аксельбанты и даже кавалерийские седла – было сложено в большой деревянный ящик и опечатано.

После ареста Брусилова и Яхонтова доставили на Лубянку. Допросив, их отвезли в Кремль, где была устроена гауптвахта. Там к тому времени уже под арестом была собрана довольно пестрая компания, в которую, в частности, входила и эсерка Мария Спиридонова. Вскоре в нее был включен и английский дипломат Р. Локкарт.

Брусилов и Яхонтов, насколько это было возможно, старались держаться в стороне от прочих арестованных. Алексей Алексеевич хорошо понимал, что в столь неспокойное время крайне важно выдержать определенную паузу в своих симпатиях и антипатиях, тем более находясь в застенках. В своих записках он как мог утешал жену. «Сидим на гауптвахте в Кремле, – писал он в одной из них. – Пожалуйста, будь спокойна и не огорчайся. Ты хорошо знаешь, что ни я, ни Ростя ни в чем перед правительством не провинились, а потому спокойно ждем решения».

Вначале к Брусилову не допускали даже врача, несмотря на то что рана вновь открылась. Но Надежда Владимировна энергично хлопотала за мужа, и в конце концов она получила разрешение ежедневно приходить к нему с пропуском, подписанным Дзержинским, и приносить передачи.

Вскоре Яхонтова освободили. После этого Брусилову удалось передать письмо Ф. Э. Дзержинскому, в котором он писал, что не принадлежит ни к какой партии, ничего не замышлял против советской власти, и просил объяснить причину его ареста. Дзержинский посетил арестованного и дал понять, что его напрямую ни в чем не обвиняют, но вынуждены продержать некоторое время под стражей в связи с происходящими в Москве событиями.

Арест Брусилова и Яхонтова был лишь одним из штрихов начинавшегося «красного террора». Практически в это же время в подмосковной деревне были арестованы брат генерала Борис Брусилов, его родственники и находившийся там Алексей Брусилов (младший).

Феликс Эдмундович Дзержинский.

Вскоре Надежда Владимировна обратилась к Ф. Дзержинскому и В. Д. Бонч-Бруевичу с большими письмами, в которых просила об освобождении мужа. И вскоре после этого он был освобожден, хотя и взят под наблюдение чекистов.

Находясь под домашним арестом, Брусилов продолжал лечение. Так продолжалось в течение двух месяцев. Эти месяцы для семьи Брусиловых были временем больших лишений. Тогда в их квартиру подселили «…какого-то комиссара с нелегальной супругой и его матерью… Грубый, наглый, пьяный человек, с физиономией в рубцах и шрамах. Он говорил, что был присужден к смертной казни за пропаганду среди солдат Юго-Западного фронта в 1915 году, а я отменил смертную казнь и заменил ее каторгой. Теперь он, конечно, большая персона, вхож к Ленину и т. п. Вот уж можно сказать, что отменил ему смертную казнь себе на голову. Пьянство, кутежи, воровство, драки, руготня, чего только не поднялось у нас в квартире, до сих пор чистой и приличной. Он уезжал на несколько дней и возвращался с мешками провизии, вин, фруктов. Мы буквально голодали, а у них белая мука, масло, все, что угодно, бывало.

Моя жена превратилась в щепку, ее сестра и брат тоже. Любимые собаки сдыхали одна за другой. Меня еле-еле подкармливали обманно, уверяя, что и сами едят…».

Брат жены Ростислав Яхонтов после выхода из тюрьмы также сильно болел и страдал от голода. На почве простуды и истощения у него открылось кровотечение из носа. С большим трудом его удалось остановить, но больной буквально угасал на глазах. Родные даже пригласили священника, который его соборовал и причастил. Но буквально на следующий день Яхонтову стало легче, и он пошел на поправку.

В это время Брусилов начал хлопотать о возвращении ему вещей, изъятых и опечатанных во время ареста. Ему удалось добиться, что печать с ящика была снята, и он получил обратно свои погоны, с которых кто-то успел содрать императорские вензеля, а также аксельбанты, почерневшие от времени. Седла были поедены молью. Но украшенную золотом и бриллиантами шашку ему так и не вернули, а именно она и представляла наибольшую ценность и «могла бы прокормить многих в то время голода».

В это время бывшие генералы В. Н. Клембовский и Н. А. Бибиков, которые к тому времени уже состояли на службе в Красной Армии, активно агитировали Брусилова последовать их примеру. Но Брусилов 17 апреля 1919 года ответил, что готов к этому, но только после того, как пройдет курс лечения на лиманах в районе Одессы, где в то время уже была установлена советская власть. Брусилов, которого еще в Императорской армии прозвали «Лиса», был очень осторожен. И не зря. Так, Н. А. Бибиков, который занимал должность председателя Военно-законодательного совета при Военсовете Советской республики, вскоре был разоблачен за связь с колчаковской разведкой, осужден и расстрелян.

В середине декабря Брусилов был освобожден из-под домашнего ареста, но при этом с него была взята подписка о невыезде из Москвы. Его семья, увеличившаяся за счет родственников жены, приехавших в Москву после изгнания их из имений, с трудом боролась с холодом и голодом. Помогали простые люди, в том числе и крестьяне – бывшие солдаты 8-й армии, которой командовал Брусилов. Иногда они из деревень привозили хлеб, картошку, молоко. Наконец, сестре жены Брусилова, Елене Владимировне, удалось устроиться на работу в военный архив, и она начала получать паек.

В той части воспоминаний Брусилова, которую он написал якобы после и с помощью своей жены, имеются рассуждения о том, как жило московское общество в 1919 году, когда на фронтах Гражданской войны советская власть вела отчаянную борьбу с войсками А. И. Деникина, А. В. Колчака, Н. Н. Юденича. Брусилов пишет: «Я должен с грустью и иронией отметить ничтожество и трусость многих и многих интеллигентов в Москве. Болтовни, анекдотов, острот, всевозможных курьезов не было конца. Я лично наблюдал на себе и на своей семье, как отражались успехи белых наступлений на настроении москвичей. То прилив их целыми отрядами на мою квартиру, с милыми улыбками и любезностями, то вдруг отлив, даже на улице бегут в сторону, будто боясь себя скомпрометировать перед красной Москвой знакомством со мной»[53].