Читать книгу "Вкус любви - Эмма Беккер"

В этом нет ничьей вины, что только с тобой я смогла разделить настоящие оргазмы под музыку Жака Бреля и Pink Floyd или установить почти телепатическое общение, как это неоднократно случалось с нами за городом либо в Нормандии.

— Предлагаю выкурить по косячку, а потом поиграть в пинг-понг.

Помнишь? Было время ужина, а точнее — почти два часа ночи, и я вскочила со своего стула, уставившись на тебя, как на картину Фрагонара.

— Откуда ты узнала, что я об этом думаю?

Ты улыбнулась своей удивительной улыбкой, широко растянувшейся на твоем маленьком, ни на кого не похожем личике, и мы отправились играть неистовую партию под «Do You Love Ме» группы The Contours, во время которой Алиса чуть не описалась несколько раз, а я за каждый свой взрыв хохота расплачивалась подачей. Я смеялась слишком сильно, чтобы видеть мяч, но зато я видела тебя. Ты невольно заполняла собой все пространство.

Как-то вечером мне захотелось прочесть тебе отрывок из письма, адресованного Андреа, в котором я как раз говорила о тебе. Разумеется, это стало началом открытой войны. В тот же вечер ты бросила мне вызов, обхаживая Флору — мою сестру! — затем Клару — твою подружку! — и я начала осознавать, что у тебя, оказывается, есть недостатки. Но разве это серьезные изъяны — желание играть или манипулировать? У тебя они были больше похоже на веснушки: кто-то находит их милыми, кто-то считает неприятными. Иногда и то и другое одновременно. В доказательство тому, засыпая, я представляла, как занимаюсь с тобой любовью, в том абстрактном и декоративном смысле, который предпочитаю.

Я отправилась спать раньше всех, чтобы подольше подумать об этом, а на следующий день, когда встретила тебя с наспех собранными в хвост волосами и следами от подушки на лице, ты улыбнулась мне так, словно мое чувство вины было запечатлено у меня на лбу.

В ту пору, чтобы обмануть свою тоску по Месье, я регулярно звонила одному из его аватаров — тридцатипятилетнему Максиму Зильберштейну, гинекологу по профессии (и прежде всего, по призванию). Когда я рассказала ему о тебе, он тут же подтолкнул меня в твои объятия, — конечно, скажешь ты, что может быть лучше двух лесбиянок восемнадцати и двадцати лет? Он не понимал, почему меня так смущают все эти абстрактные соображения: то, что ты лучшая подруга моей сестры и не очень хорошо по отношению к тебе жеманничать, как я это делаю. Была бы ты парнем, я бы давно перешла к делу, настолько легко могли истолковываться некоторые сигналы. Но, Люси, задумайся на секунду: если бы ты меня оттолкнула, как бы я это пережила? И как бы могла прикасаться к тебе, не выглядя при этом наивной или неловкой? Для тебя я хотела бы выдумать новые ласки, поцелуи, которых ты никогда не знала, они сумели бы лучше слов выразить, до какой степени я тебя обожала, а ты меня завораживала.

Это то, чего мужчины в целом никогда не могли понять: почему девчонки побаиваются соединяться друг с другом. Мужчинам кажется, что две девушки ограничиваются только аперитивами и все средства, имеющиеся в их распоряжении для получения оргазма, не имеют последствий, поскольку здесь не замешан член. И даже если я давным-давно испробовала все эти средства, то столько размышляла над тем, как ты занимаешься любовью, что почему-то решила: я покажусь тебе неумехой.

Как я себе это представляла? Словно некий транс. Точно так же, как наблюдение за твоим танцем — нечто среднее между восторгом и безмятежным созерцанием. Твои маленькие пальчики вслепую отправляются на поиск еще незнакомых эрогенных зон, — поскольку я уверена: с начала твоих любовных похождений у тебя было время изучить немалое количество женских тел. Думая о тебе, я не представляла себе удовольствие в чистом виде. Скорее, размышляла о том, каково это — иметь возможность видеть тебя во всех ракурсах, заниматься с тобой всем, слышать звуки, которые ты издаешь, и познать вкус твоих губ, твоей киски, получить хотя бы один шанс сделать тебя такой же счастливой, какой чувствовала себя я благодаря тебе, когда ты была рядом.

Слава богу, как только я вернулась в город, снова смогла дышать. Ты вытеснила Месье с его нескончаемым кортежем обманов и пустых обещаний. Он по-прежнему скрывался от меры. Вот такую я в то время вела жизнь, из последних сил держась на плаву между его оглушающим отсутствием и твоим постоянным щебетанием, наполняющим атмосферу, — помню, что в пять часов утра вполне мог наступить полдень.

Июль

Моей сестре, судя по всему, не удается сделать выбор между дружбой с Люси и раздражением, которое вызывает у нее моя манера смотреть на ее подругу. Она пригласила Люси в Нормандию к нашему отцу. Будучи легкой на подъем, та прыгнула в первый же поезд, взяв рюкзак и бросив в него самое необходимое: футболку, трусики, травку.

Мы с Алисой с таким нетерпением ждали ее, словно от этого зависела наша жизнь. Поскольку в буквальном смысле умирали от скуки. Я вяло писала «Месье», отчаянно нуждаясь в сексуальной энергии и вдохновении, так как была на расстоянии от Люси и остальных. После обеда мы уходили по тропинкам, терявшимся в лесу, чтобы покурить вдали от всех, а остаток дня протекал пугающе медленно, словно все стихии объединились, чтобы заставить нас окончательно возненавидеть Нормандию и ее жителей.

Нам было глубоко наплевать на то, что у нас невменяемый вид, что наши волосы пропахли травкой. Алиса так злилась на отца за эту смертоносную атмосферу, которую он даже не пытался улучшить, что больше не скрывала своих красных глаз и взрывов безумного хохота. В любом случае сад был достаточно большим, чтобы жить, не пересекаясь с остальными.

Люси. Люси приехала на четвертый день. Единственный день без дождя. Совпадение? Или нет? В полдень мы втроем шлепали по чахлому ручью, который тянулся вдоль дома, заполняя часть сада тяжелым запахом гнилой тины. Алиса, свернувшая нам энный по счету косячок, отправила нас в сарай за резиновыми сапогами, и, пока Люси шла впереди меня, я смотрела на ее маленький узкий зад, всегда наполовину скрытый чересчур просторными джинсами. Я пыталась уяснить, как она умудряется выглядеть так по-мужски, несмотря на распространяемую вокруг себя ауру и флюиды самки: мне было сложно понять, какая грань привлекала меня больше. Поравнявшись с ней, я принялась болтать о всякой ерунде, наши плечи иногда невольно соприкасались, и каждый раз я ощущала небольшой разряд в 220 вольт в нижней части спины. Я не сразу включила свет, чтобы навести ее на эту мысль:

— Похоже на грабеж?

— Похоже, — согласилась я с бешено стучащим сердцем: мы были наедине в месте, где нас никто, кроме Алисы, не станет искать.

Я увидела, как сверкнули ее глаза, в темноте мелькнул белый проблеск красивых зубов.

— Ну, тогда грабеж.

Если бы Господь создал меня чуть более дерзкой, я бы перестала лихорадочно нащупывать выключатель, искать эти чертовы сапоги и, ничего не ответив, просто позволила бы украдкой ласкать себя, стоя возле полок, покрытых паутиной. Только представьте эту плотную тишину. Мои руки под ее футболкой и бархатный звук ее губ, целующих мои. Ее пальцы. Поскольку я была на грани инфаркта и припомнила целый ворох ничтожных отговорок (дурацкие трусы, утром не помылась, давно не делала эпиляцию), я все испортила: