Читать книгу "Кризис среднего возраста - Инна Туголукова"

Время неумолимо истекало, Аня потихоньку зверела. И где-то на подступах к Люберцам произошло неизбежное. Водитель маршрутки, молодой худенький кавказец, подрезал навороченный джип с тонированными стеклами, а может, проехал непозволительно близко или разозлил «хозяина жизни» самим фактом своего существования на дороге. Но только тот преградил ему путь, выдернул из кабины обалдевшего парня и со всей силы впечатал его в кузов маршрутки — как раз в Анино стекло.

Аня увидела беспомощный курчавый затылок кавказца и искаженное злобой лицо владельца джипа.

— Ну сейчас я тебя сделаю, падла! — прохрипел тот.

Неведомая сила сорвала ее с места. Аня пулей вылетела наружу и, повиснув на занесенной для удара руке, яростно заорала:

— Да мы тебя сейчас всей маршруткой сделаем, гад! Освободи дорогу, пока цел!

Кавказец, воспользовавшись моментом, метнулся в кабину и заблокировал дверь. Упустив свою жертву, владелец джипа мгновенно переключился на Аню — сгреб огромной ручищей шубу у нее на груди и, оторвав от земли, поднял на уровень своего перебитого в многочисленных драках носа. Аня беспомощно забилась у него в кулаке, как тряпичная кукла в невесомости, безуспешно пытаясь лягнуть или ударить за неимением точки опоры. Сольный танец — пляска святого Витта, предсмертные конвульсии бабочки на коллекционной игле.

Она видела, как открывается его рот, обдавая ее зловонием перегара, но не слышала слов, тонущих в какофонии звуков: голосили тетки с тротуара, сигналили машины и отчаянно кричала какая-то девочка. Но никто, никто не спешил ей на помощь. Он прижал ее спиной к маршрутке, занес для удара руку, и Аня в ужасе зажмурилась.

Но тут она выпала из его разжавшихся пальцев, плюхнулась на разбитую коленку и взвыла от боли. Вокруг мельтешили чьи-то ноги, и все кричала и кричала какая-то девочка. Ее пихали, толкали, и она все никак не могла подняться, пока кто-то не рванул ее за шкирку, на сей раз как нашкодившего щенка, и не поволок за собой. Потом этот кто-то пихнул ее в машину, и Аня увидела зареванную Стасю.

— Ты что здесь делаешь? — изумилась она, уже ничего не понимая, теряя чувство реальности.

— Мы с папой собрались в цирк, — всхлипывала Стаська. — И выехали пораньше, чтобы не опоздать на представление…

Артем обошел машину и сел на место водителя. В зеркале заднего вида Аня поймала его насмешливый взгляд. «И мы не опоздали, — словно бы говорил он. — Успели в самый раз».

— Я тебя первая увидела, — цеплялась за нее Стаська. — И как закричала! Папа чуть в столб не врезался.

Сзади нетерпеливо загудели, и Артем тронул машину с места.

— А где моя сумка? — заволновалась Аня. — Она осталась в маршрутке!

— Лежит на сиденье рядом с тобой.

— Ах да. Мне надо к психоаналитику, — зачем-то сказала она. — Срочно.

— Ты так испугалась? — перестал усмехаться Артем.

— Да, я испугалась. Очень…

Не говорить же ему об истинной причине визита! Но ведь действительно испугалась. И дрожит она сейчас от страха, от запоздалого ужаса, а вовсе не оттого, что он увидел ее в таком нелепом, безобразном виде.

Она представила себе, как выглядела со стороны эта городская зарисовка, и пришла в полное отчаяние. Что, по-вашему, должен почувствовать заблудший муж, увидев, как бывшая жена дергается в кулаке дорожного хулигана, словно приговоренный на электрическом стуле? Острое желание немедленно вернуться к этой женщине, изящно обмякшей, будто куриная тушка на крючке?

Он поспешил к ней на помощь, единственный из всех восхищенных зрителей, только затем, чтобы унять перепуганную Стаську. Вон она уснула, бедняга, ее всегда укачивало в машине. Сейчас они ее высадят где-нибудь у метро и поедут в цирк. Вот такой заключительный аккорд семейной жизни.

Артем увидел в зеркале ее несчастное лицо и съехал на обочину. Потрясенная Аня смотрела, как он выходит из машины и идет к ее дверце. Значит, даже не у метро, а прямо здесь, у дороги, пока Стаська спит, он поставит последнюю точку.

Она проигнорировала его протянутую руку, сама выбралась из машины и хотела было сказать что-то пренебрежительно-беспощадное, но поняла, что расплачется, а это уж много чести.

Но она все-таки заплакала злыми слезами, ненавидя себя за эту слабость и его за то, что все сломал, все разрушил. И уперлась в его грудь кулаками, отвергая унизительную жалость. Но из носа предательски потекло, и пока она судорожно шарила в кармане в поисках платка, он протянул ей свой, чистый. И она взяла этот неизвестно кем выстиранный платок, потому что не стоять же перед ним с мокрым носом! И оглушительно высморкалась, и зарыдала от собственного столь очевидного несовершенства.

И невозможно было оторваться от его груди и разжать кольцо его рук. Но она все-таки нашла в себе силы и сказала, глядя прямо в глаза:

— Мне не нужна твоя жалость!

— А мне нужна, — ответил Артем. — Пожалей меня, Аня…