Читать книгу "Дед. Роман нашего времени - Эдуард Лимонов"

Когда Дед прочёл этих ребят, откровенничающих в журнале Евгении Альбац, а случилось это в декабре уже 2012 года, через год, она задал себе вопрос: почему Евгения Марковна, отъявленный либерал из махровых и отборных, разоблачила всех этих людей, включая Венедиктова? И тотчас дал себе убедительный ответ. Она сделала это ради своего политического любимчика Алексея Навального. Он ведь не был на ночном сборище в кабинете вице-мэра Горбенко в ночь с 8-го на 9 декабря 2011-го, потому что с 5 декабря находился в спецприёмнике ГУВД на Симферопольском бульваре и вышел оттуда только 20 декабря. Чтобы возвысить Навального, Альбац опустила Пархоменко, Рыжкова и Венедиктова.

«Мне позвонил Горбенко – я сидел на работе – он говорит, слушай, приезжай, мы тут обо всём договорились, – вспоминает Венедиктов в журнале Альбац. – Я привёз с собой вискарь. Выпили. И с Громовым тоже. Поскольку мне было сказано, что “мы договорились”, – я решил, что дело нужно обмыть».

Дед верит в то, что именно Венедиктов был основным действующим лицом сговора с властью. Милейший Алексей Алексеевич лишь умело спрятался за фигуру Пархоменко, которому нечего терять, ведь он лишь журналист и акционер главной либеральной политической организации страны – радио «Эхо Москвы», в то время как Венедиктов – идеолог, даже командир и лидер этой организации. Пархоменко заслонил Венедиктова собой, помог ему остаться эпизодической, случайной, почти комической фигурой. Тут телефончики дал двум сторонам, здесь вискарь привёз, как будто в мэрии Москвы вискаря не найти.

Дед вспомнил один эпизод. Собственно, не вспомнил, а достал со Дна памяти, где у него хранятся всякие особые воспоминания, требующие особого хранения, внимания, а кое-какие и отмщения.

Было 31 октября 2010 года. С полицейско-правозащитного митинга правозащитницы Старухи Алексеевой наяривают в микрофон свои речи всё те же действующие лица и исполнители, что сидели со стаканами с вискарём. Рыжков, Пархоменко, ну, и политические карлики помельче. Там были и Яшин, и Немцов. А Деда вниз головой затаскивают по приказанию генерала в кожаной куртке («Тащите Деда на митинг!») насильно на митинг Алексеевой. Зрелище поганое, издевательское, в ходе этих полицейских игр Деда роняли несколько раз на асфальт, сломали мизинец, и так далее. Очки Дед потерял. Омоновцы, протащив его через рамы металлоискателей, сбрасывают его на асфальт. Без очков Дед всё равно видит вблизи. И вот он видит красную куртку и всклокоченную, как старая герань на окне, шевелюру и физиономию Алексея Алексеевича Венедиктова, который немедленно поворачивается к Деду спиной, чтобы поглядеть невесть зачем на уходящий вдаль поток красных и белых огней автомобилей, мчащихся из-под Триумфальной площади.

Дед никогда не сказал об этом Венедиктову. Не сказал – что ж ты, выхваляющийся тем, что ходишь на митинги для того, чтобы мониторить нарушения прав человека, не вступился за меня, отвернулся, сделал вид, что не заметил, как прут здоровые молодые буйволы Деда, разломав его на части.

Дед бы вступился за Венедиктова, если бы увидел его в таком положении. Дед вступился 7 апреля 2001 года в ледяных горах Алтая, когда в бане боец спецназа ФСБ стал бить Димку Бахура прикладом в голову, а Дед знал, что у него в голове металлическая пластина… Дед вступился, а ведь в той обстановке в диких горах его могли пристрелить.

5

В середине ночи с 8-го на 9 декабря в Сети был вывешен документ за номером 07-23-169 мэрии Москвы, из которого стало ясно: митинга на площади Революции не будет. Илья Клишин поменял название страницы в Facebook на «Митинг на Болотной площади». «Пришлось ответить больше чем на тысячу сообщений, о том, что митинг действительно перенесли, что страницу не взломали, что митинг согласован».

9 декабря в 13.50 у Удальцова истёк срок ареста на пять суток. Удальцов находился в это время в Боткинской больнице. Из больницы он позвонил жене Стасе и внезапно заявил, что нужно идти на Болотную площадь. До этого он был резко против переноса митинга на Болотную.

Что заставило его сменить мнение? Дед в точности не знает. Какое-то давление на него.

Подлецы-заговорщики требуют от Стаси Удальцовой, чтоб она подписала своё согласие переноса митинга на Болотную площадь. И снялась в ролике, призывающем идти туда. Нехотя она подчиняется.

Несмотря на сдачу Удальцовыми своих прав заявителей митинга на площади Революции, Сергея Удальцова 9 декабря не выпускают.

А 10 декабря за два часа до начала митинга, то есть в 12 часов дня, его из Боткинской больницы полиция доставляет прямиком в с/у № 99 Зюзинского района, где судья Белолипецкая присуждает ему 15 суток ареста по статье 20.25 КОАП РФ (самовольное оставление места наказания), якобы он самовольно отбыл из спецприёмника в больницу.

Удальцову не доверяют, считают, что надёжнее для торжества Болотного дела, чтобы он оставался за решёткой.

Между тем империя «Эха Москвы» забрасывает радиоэфир анонсами о предстоящем митинге на Болотной площади. Подключается и радио «Коммерсант-ФМ», телеканал «Дождь», радио «Финам-ФМ», сотни либеральных блогеров постят и перепощивают до одури, да так, что социальные сети закипают. «Все на Болотную! Все на Болотную! Все на Болотную!»

Триста спартанцев

1

10 декабря 2011 года с утра пошёл редкий мокрый снег. Столица России, всегда ненастная в тёплые зимы, выглядела неуютно. Было минус один по Цельсию.

За рулём в этот день оказалась Ольга. Несколько лет она была в бегах, что называется, скрывалась от правосудия по старому делу об отражении нацболами нападения на Деда у здания Таганского сула. Это был далёкий уже апрель 2006 года. В тот день им запретили партию. Тогда на Деда набросились человек сорок из прокремлёвских организаций. За сопротивление им впоследствии осудили семерых, в том числе ещё одну девушку, Лену Боровскую, а Ольга предпочла скрыться. Водила троллейбусы, временами Дед видел её в какой-нибудь квартире на нацбольском празднике, на дне рождении, скажем, партийного руководителя. Потом она опять исчезала. Не так давно Ольга как-то уладила свои дела с правосудием, получила три года условно, и вот теперь возила Деда иногда.

Ольга была злая. Это видно было по её одинокой косичке на затылке, по её подтяжкам по воротнику белой рубашки, воротник зло топорщился сзади. За что-то она их ругала, и охранников, и Деда. Дело в том, что Ольга пришла в партию чуть ли не шестнадцатилетней девочкой, когда ещё Дед сидел в тюрьме, и встретила его вместе с бородатым Толей Тишиным, когда Дед вышел из тюрьмы в 2003-м. То есть восемь лет партийного стажа, пять лет из них – нелегальной жизни – давали право Ольге злиться. Вот на что она злилась, понять было трудно. Вероятнее всего, на сук-либералов, которые сегодня украдут у нацболов и у всей России революцию.

Весь день 9 декабря изо всех электроприборов, которые Дед включал, за исключением разве что утюга, звучало слово «Болотная». Или алело, чернело, белело зазывающими шрифтами в Интернете.

Нельзя сказать, чтобы все политические фигуры приняли уход на Болотную. Нет, символ движения «Химкинский лес» – Чирикова – заявила, что это предательство. Журналист и блогер Бабченко, он же «старшина запаса», понял происходящее идентично, звучали ещё голоса, но их была горстка, и, положенные на одну чашу весов, эти голоса взмывали резко вверх, перетянутые общим весом другой чаши весов, на которой лежали Немцов, Рыжков, Пархоменко, Гудковы – двое, Лёва Пономарёв, Венедиктов, «Эхо Москвы», телеканал «Дождь», топовые и нетоповые блогеры, все хипстеры, все модные девочки и мальчики Москвы.