Читать книгу "Русские на Мариенплац - Владимир Кунин"

ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ,
рассказанная Автором, – о том, как иногда при отборе материала для будущего киносценария сценариста вдруг начинают посещать размышления о самом себе, очень мешающие работе, а также тормозящие полет авторской фантазии, столь необходимой для избранного им ремесла…

Теперь, когда я достаточно подробно узнал все три истории героев (а я уже привык считать их Своими Героями, ибо каждый из них мне оказался глубоко симпатичным) и наконец добрался до момента, когда лохматая эмигрантская судьба причудливо свела их воедино под одной крышей, мне нужно было серьезно подумать, что со всем этим делать дальше?

Если бы я все-таки взялся про все это писать киносценарий, я уже мог бы попытаться подвести предварительные итоги. Подчеркиваю – предварительные. Чтобы понять, какие реальные события, произошедшие с этими ребятами, могут пойти в дело, какими можно безжалостно пожертвовать и что я могу присочинить к финалу, чтобы из всей этой истории не торчали волевые авторские уши.

Итак, что же у нас есть под руками? Мы имеем троих Героев с четко очерченными характерами, со своими, абсолютно различными путями в эмиграцию, и довольно неясный и расплывчатый образ изрядно пожилого и временами излишне сентиментального Автора, который в сценарии никому не нужен. Разве что при очень вычурном построении сюжета.

Так как Автор – профессиональный киносценарист, привыкший писать коротко и сжато (сценарий почти никогда не превышает семидесяти страниц на пишущей машинке через два интервала), то, судя по тому, сколько места у Автора заняла экспозиция и представление Героев читателям, – Автор явно не силен в построении композиции романа. Он даже в своих рабочих записях воспользовался украденным у сэра Артура Конан Дойла приемом. То и дело Автор, словно доктор Ватсон, задает идиотские вопросы своим Героям, чтобы они, подобно Шерлоку Холмсу, могли на них интересно и квалифицированно отвечать.

Но тут уж, как говорится в старом американском анекдоте: «Не стреляйте в пианиста – он лучше не умеет».

Так вот, если бы я все-таки решился написать об этом киносценарий, сейчас было бы самое время подумать, как выстраивать сюжет дальше. Это я – по прошлому опыту…

Однако, даже при беглом прочтении пухлой стопки своих предварительных записей, я вдруг понял, что мне очень многое еще не известно и не ясно. И вообще, какого черта я во все это ввязываюсь?

Пару лет тому назад, когда на экраны вышел тот мой скандальный фильм, а в продажу несколько изданий моего сценария отдельными книжками, – пик моей популярности достиг того, что у меня стали брать интервью начинающие молоденькие журналистки. И я на страницах одного тонкого, не очень уважаемого, но обладающего миллионными тиражами еженедельника заявил, что современный реализм мне осточертел и отныне я буду писать для кино только сказочные фантасмагории с нагромождением веселых глупостей и невероятных приключений.

Ибо, пояснил я, сегодня у нас все только тем и занимаются, что разоблачают, обвиняют и раздевают Историю догола. Произошло то, о чем маркиз Де-Кюстин написал еще полтораста лет тому назад: «Когда солнце Гласности, наконец, взойдет над Россией, оно высветит такую кучу мерзостей, что весь мир содрогнется…»

Вот, заявил я, мне и не хочется петь в этом хоре имени Настоящей Правды, как бы это ни было заманчиво и выгодно.

Наверное, в моем заявлении была доля некоторого кокетства, но сказал я это совершенно искренне. Единственное, в чем я мог бы себя упрекнуть – только лишь в том, что не сказал этого раньше.

После чего я сочинил комедийный сценарий и по нему, к счастью, был снят очень хороший фильм. Он получил кучу наград на разных международных кинофестивалях.

Меня почему-то ни на один из этих фестивалей не послали. Даже на тот, в Италию, где мне был присужден Главный золотой приз как «лучшему сценаристу года». О своем награждении я узнал от кого-то в коридоре «Мосфильма» спустя месяца два, а еще через полтора месяца получил и приз. Его привезла милейшая женщина и прекрасная актриса – исполнительница главной роли в этом фильме. Позвонить мне сразу по приезде из Италии она почему-то не смогла, а потом уехала с театром на гастроли.

Когда я спросил у одного большого киноначальника – бывшего хорошего сценариста и моего доброго приятеля, – почему меня не послали хотя бы на этот фестиваль, он посмотрел на меня сочувственно, как на больного запаршивевшего кота, и сказал:

– Откровенно? Ты не в тусовке, старик. А сегодня нужно быть обязательно в тусовке. Тогда будешь иметь все!

Он был моложе меня лет на десять и клубился во всех возможных и невозможных тусовках. Правда, уже года три ни черта не писал. А жаль… Он был хорошим сценаристом.

К тому времени я заканчивал следующий сценарий – забавный, иронический, авантюрный анекдот полуторавековой давности из истории государства Российского.

Теперь, благодаря этому сценарию, я сижу в Мюнхене на Шютценштрассе, в отеле «Розенгартен», и по утрам с тоской убираю из рукописи все свои хиханьки и хаханьки в адрес одного из персонажей с гомосексуальными наклонностями, потому что, как сказал президент фирмы, сегодня на Западе к педерастии отношение серьезное и он не хотел бы потерять значительную часть зрителей той же половой ориентации. Потому что зрители – это деньги, а деньги… И так далее.

Когда-то, много-много лет тому назад, когда я только начинал работать в кинематографе, у меня над письменным столом висел небольшой плакатик:

РАБОТА – ДЕНЬГИ!

ДЕНЬГИ – СЧАСТЬЕ!

СЧАСТЬЕ – ОТСУТСТВИЕ ДОЛГОВ!

Помню, мы с женой очень веселились, когда придумали этот плакатик.

Она, бедняга, так и не дожила до счастливого отсутствия долгов. Она утонула, оставив мне семилетнего сына, горечь воспоминаний и непонятно откуда вкравшееся жгучее, постыдное чувство высвобождения.

Сейчас сыну уже тридцать пять лет. Я давно перестал огорчаться, что он никогда не читает того, что я сочиняю. Подозреваю, что из трех десятков фильмов, снятых по моим сценариям, он видел пять или шесть. Я ему явно неинтересен. Хотя мы, кажется, любим друг друга. «Кажется» – потому что чаще всего бываем друг другом раздражены. Я – оттого что вижу в нем все свои слабости и недостатки. Он – потому что ощущает это мое понимание.

Временами я скорблю о своем неполучившемся отцовстве. И когда разочарование и вина начинают меня переполнять, я инстинктивно сажусь сочинять милых и веселых героев – умных и находчивых, смелых и предприимчивых, решительных и нежных. Я наделяю их всеми теми чертами, которые мне так хотелось бы видеть в моем сыне!

И тогда вся моя любовь, не востребованная собственным сыном, отдается этим, мною же придуманным персонажам.

Рядом с молодыми героями сами по себе сочиняются герои и моего возраста. Слегка помоложе, немного постарше – как того потребует сюжет.