Читать книгу "Армен - Севак Арамазд"

Армен почувствовал, что и сам он омыт шумом дождя и постепенно очищается от липкого страха. Точно при вспышке молнии ему увиделось то естественное состояние, в котором он должен был оказаться с самого начала. И в тот же миг знакомый аромат нежно коснулся его ноздрей, и он жадно вдохнул праведный, первозданный влажный запах земли, незаметно и молча окутавший все вокруг. Сердце встрепенулось от захлестнувшей его детской радости, и ему захотелось раздеться, выбежать, плясать под ливнем и смеяться, без конца смеяться…

Шум внезапно прекратился, и воцарилась безмятежная, необъятная тишина. Армен словно парил в безграничье и в какое-то мгновение увидел небо, настоящее небо, не то, что вечно нависает над головами людей и может открыться или скрыться, а то единственное небо — без видимых или невидимых звезд, без солнца, луны, облаков, без воздуха — абсолютно чистое. И таким малым, мизерно малым, незначительным и достойным презрения показалось все то, что именуется жизнью, миром, человеком. Что они такое? Всего лишь человек, живущий множеством абсурдных вещей, без которых он просто умрет, исчезнет с лица земли; всего лишь жизнь, которая может существовать не иначе как в бессмысленной борьбе, а не будет борьбы, не будет и жизни; всего лишь мир, эта отвратительная гримаса воды и суши, призванная обслуживать жизнь и человека. Да в придачу к ним время, что бесцельно проходит мимо всего этого — тупо и равнодушно… Мало, ничтожно мало этого, однако есть, несомненно, есть нечто лучшее, нечто бездонное и великое, что не дано человеку, а словно припасено для кого-то другого, более достойного, кто будет свободен от обязанности существовать, сам станет определять свою судьбу — ему и будет отдано предпочтение… Армен печально потупился: от этого другого его отделяют бесчисленные времена, и он, чтобы достичь его, должен пройти через тысячи жизней и тысячи смертей…

2

Половина домика, залитая тусклым, безжизненным светом, внезапно выплыла из темноты, и Армен, сидя в своем закутке, увидел, как из продолговатой тучи, словно из ножен, медленно вышел изогнутый, похожий на лезвие ножа полумесяц и, выжидательно остановившись в небе, вспыхнул холодным стальным блеском. Дождя уже не было, вокруг царила неестественная тишина.

— Ночь, наверное, на исходе… — запрокинув голову, Армен зевнул и ударил себя по кисти. — А эти проклятые комары просто поедом съесть готовы…

Он недовольно огляделся и остановил взгляд на деревьях в сквере напротив, чьи туго переплетенные мокрые кроны образовали гигантскую паутину и, покрытые сверкающей лунной пылью, излучали неяркий свет, еще больше оттеняя затаившуюся в глубине черноту. Внезапно верхушки деревьев дрогнули, будто их изо всех сил встряхнули, и поднялся оглушительный шум: какие-то птицы или тени птиц в ужасе разлетелись кто куда, потом общий гвалт перекрыли тревожные крики сорок: наверно, они увидели кошку.

— Может быть, ту же самую… — пробормотал Армен, вспомнив желтоглазую пятнистую кошку, что пряталась под развалинами его домика.

Спустя немного времени донесся звук выключаемого двигателя машины, но почему-то не со стороны дороги, а откуда-то из-за деревьев, где излучина реки. Дважды хлопнули дверцы машины, и кто-то, откашлявшись, прочистил горло. Потом снова стало тихо. Сердце Армена тревожно забилось. Он напрягся, чувствуя, что каждое постороннее движение, каждый звук приближают его к грани безумия, что он постепенно превращается в сгусток желчи и злобы, готовый взорваться. Слух с невероятной чуткостью улавливал каждый шорох, и никогда еще в жизни не была до такой степени непроницаемо темна его душа, а разум ясен и восприимчив.

— Говоришь, один живет? — из глубины деревьев неожиданно отчетливо прозвучал грубый и самоуверенный голос.

— Да, — ответил другой голос, сухой и резкий.

— Ага, — удовлетворенно заметил первый, — а это, видать, его дворец… Смотри, даже заборчик себе соорудил, не хватает колючей проволоки, сторожевой башни и часового с автоматом…

— Не беда, остальное он получит в местах не столь отдаленных, согласно собственному заявлению, — вставил второй и засмеялся слегка подобострастно, словно стараясь угодить.

— Ну-ну, — осадил первый, — говорить тихо и не терять бдительности.

— Чего так? — осмелился возразить второй.

— На всякий случай, — многозначительно ответил первый и осторожно кашлянул хриплым, мокротным кашлем.

Голоса смолкли, словно ушли в землю, и снова воцарилась тишина. Лунный свет как-то сразу стал ярче, и дворик наполнился белым, неживым сиянием. Какая-то крестовидная, преломляющаяся тень пересекла двор, вышла из калитки и скользнула в сторону деревьев, растворившись в темноте. Послышался взмах крыльев, и в гуще темных крон тишину прорезало зловещее карканье. Потом появились человеческие тени, глухо, но отчетливо зашуршала подминаемая трава — и точно из-под земли выросли две одинаковые фигуры. Блюстители порядка…

— Ах, это конец, — в отчаянии прошептал Армен и ощутил острую боль в груди.

Полицейские приближались. Их лиц из-под козырьков не было видно, и казалось, что в воздухе плывут только фуражки. Впереди медленной, тяжелой походкой, слегка поигрывая плечами, шел рослый, широкоплечий полицейский. Чуть поотстав от него, порывисто двигался второй — жилистый, среднего роста. Но обоих опередили их узкие и длинные тени, которые, достигнув калитки и словно наткнувшись на препятствие, остановились в нерешительности, а потом свернули к дороге. Армен подумал даже, что полицейские просто проходят мимо, ничего больше, и с облегчением вздохнул, но вдруг понял, что оба они хорошо ему знакомы. Стал копаться в памяти и с ужасом обнаружил, что ничего не может вспомнить, словно навсегда утратил эту способность, и что внутри у него разверзается бездонная пропасть забвенья. Из груди Армена вырвался стон, он еще больше съежился и вжался в стену. Все это было похоже на кошмарный сон…

Внезапно тишину нарушил жалобный треск ломаемой калитки, и воздух наполнился топотом ног, точно во дворик ворвался целый взвод солдат.

— Оставаться на месте, не двигаться! — грозно крикнул рослый, став по правую сторону входа, а слева от него в угрожающей позе застыл его напарник. Армен сразу узнал их: рослый был Сили, а другой — Гамр.

— Гамр, проверь дом, — строго скомандовал Сили.

— Есть проверить дом!

В это время клинок полумесяца снова вошел в ножны и стало темно: казалось, это была гигантская тень самой луны, поглотившая все остальные тени и застывшая в неподвижности. Блюстители порядка, не понимая, что произошло, замешкались. В темноте их фигуры так расплылись, разбухли, точно в них вошли их собственные тени, вытеснив оттуда хозяев. В следующую минуту в тишине взорвался резкий, панический голос Сили, в котором не осталось и следа прежней самоуверенности.

— Чего пялишься, осел! — накинулся он на Гамра. — Разве я не сказал проверить дом?

Гамр боязливо приблизился, остановился у порога и, заглянув внутрь, на какое-то время замер, точно принюхивался. Глаз его не было видно, в темноте смутно проглядывались лишь глазницы, контуры плоского носа и выпирающих скул, да большой рот и острый подбородок.