Читать книгу "Никто пути пройденного у нас не отберет - Виктор Конецкий"

Проводница послушно пробралась к окну.

Аврора уж солнце встречала за бортом «Стрелы».

Мелькали болотистые поля и росные перелески.

Животворный солнечный свет остудил накал мелких страстей. Мы подъезжали под Ижоры, успев за короткую летнюю ночь дать прикурить Европе через то окно, которое в здешних местах Петр Великий рубанул на Дикий Запад.

Проводница отправилась за чаем, брезгливо отшвырнув с дороги осколки плафона.

Северянин, горестно вздохнув, принялся вытирать кроваво-мясные подтеки на полу казенным полотенцем.

Мы с попом облачились в соответствующие формы, не обращая на присутствие девушки уже никакого внимания: она стала нам такой родной, как жена на девятом месяце беременности.

Проводница шваркнула на столик четыре стакана чая с лимоном, спросила воркутянина:

– Ну, как дела, поджигатель?

– Какие у нас, однако, дела? – ответил вопросом на вопрос воркутянин, жадно вытягивая ко всем стаканам разом волосатую лапу.

– Я у тебя, спекулянт, спрашиваю: дела как?

– Нет у нас дел, одни делишки, – сквозь застарелый кашель объяснил угледобытчик. – Дела, сама знать должна, у прокурора, а у нас одни делишки!

– Платить убытки как будете? Или с его одного начет? – поинтересовалась проводница, брезгливо подбирая осколки плафона. – Приличные люди, а такой кошмар среди ночи развели!

– Так. Плафон кто кокнул?

Пауза подзатянулась. Мы глядели каждый в свой пятый угол.

– Сам собой кокнулся? – нарушила паузу проводница.

– Эхма: «Если радость на всех одна – на всех и беда одна» – мелькнула у меня строфа Григория Поженяна, которой он обессмертил кинофильм «Путь к причалу». – Считай артелью!

– Нет-нет! Уж позвольте! – воскликнул поп, потирая шишак на лбу, шишак становился темно-вишневым. – Сколько за плафон? Я кокнул. – И полез под рясу шарить по карманам.

Ну а девушка тут начала поиски сумочки, ибо я не встречал еще сиреневых девушек, которые в подобных кошмарных обстоятельствах не теряли бы сумочек.

– Погодь! Однако! Один я в ответе: перебрал чуток! – решил северный гость. – Не лезь, не лезь под рясу, поп! А то я тя бить буду чем попадя! – цыкнул он на Сидора Петровича. И не без нашей российской похмельной робости попросил у проводницы: – Мясом не возьмешь? У меня, начальница, вот те крест – ни копейки!

– Нет, ты, охальник, у меня тухлым мясом не отделаешься! – зловеще сказала проводница.

– А-а-а… где наша, однако, не пропадала? – задал тяжкий вопрос мирозданию охальник и отчаянно рванул свитер на груди: – На! Бери поджиг! Полста в интиквариате… Еще прабабка подарила…

Перед расставанием мы со священником скинулись ему по трешке – на похмелку, а девушка высыпала горстку-ладошку мелочи – на счастье, вероятно. (Потому что ананас он отверг, сказав: «Не та закусь!»)

Ну-с, как видите, Чехов опять прав. Все на этом свете может выстрелить. Однако остается еще одна, последняя сложность в уяснении себе заветов классика. Вечно Антон Павлович жаловался на литературную общественность, которая требует от автора рассказа про конокрадов обязательно заявить под финал, что воровать лошадей – плохо и даже как-то неэтично. А я печатаюсь в стране, где читателям мораль надо не только в чистом виде, но на блюдечке представить. Для них скажу следующее.

Борьба наша против пьянства и вообще трудна, ибо болезнь запущена. Но тем эта борьба еще осложняется, что среди пьющих за историю России было много и людей честных, умных, талантливых. И даже сложилось этакое к ним отношение… Ну как вот в нашем случае. Сбросились. Плохо это? Ясное дело, что плохо. Но… жалко ведь человека, а? Ведь парень-то он наверняка хороший – и об артели думает своей, мясо ей волокет, и работяга – по рукам видно. Нетрудовые доходы его за тыщу верст обходят. Да, жалко человека. Не он же виноват – водка… Чего с нее возьмешь? Вещество бесцветное, бездушное, безответное – хуже даже родимого пятна.

В центре моря Лаптевых

Тринадцатого августа в 12.30 вышли в точку выжидательного дрейфа на меридиане Тикси и параллели пролива Санникова. Здесь дрейфует еще пять судов. И Конышев на «Индиге». Поразительно нам с ним везет на встречи в экзотических точках планеты! Антарктические фотографии он, старый плут, мне все зажимает. Поболтали через эфир. Я с фотографий начал и ими закончил.

Семнадцатое августа. Продолжаем лежать в дрейфе на меридиане Тикси и параллели пролива Санникова. Ждем «Ермака».

Ровно два года назад товарищ Кучиев вывел «Арктику» на Северный полюс. У меня есть выписка из судового журнала «Арктики» на этот момент. Правда, я смотрю на эту выписку, как козел на слона. Слишком много незнакомых обозначений и сокращений: все определения места в точке, где сходятся меридианы, делались при помощи спутниковой аппаратуры.

Лавина анекдотов о героическом плавании «Арктики» продолжает увеличиваться. Очередной: дело происходит уже на самой северной макушке планеты; как для торжественных случаев и положено, заранее были разработаны церемониал и ритуал, по которым первым на лед полюса должен был спуститься начальник всей экспедиции – Сам – министр морского флота. Потом он должен был удалиться от «Арктики» метров на сто в полном одиночестве, чтобы дать возможность кинофотокорреспондентам заснять исторический момент с высоты мостика атомохода. А потом уже могли, сшибая друг друга с ног и сломя головы, устремиться по трапу остальные герои экспедиции.

И вот Сам спускается первым, складывает на груди руки, в глубоком раздумье склоняет голову и шагает по льдам, осмысливая, так сказать, историческую глубину и ширину момента, – ну Наполеон после Аустерлица. А вослед ему стрекочет соответствующая аппаратура, запечатлевая первые шаги человека по нетронутой, прямо-таки плутоновской поверхности полюсного льда.

Где-то на восьмидесятом шаге Сам вдруг дает крен на левый борт, потом на правый и начинает как бы уменьшаться в размерах. Ясное дело: под лед проваливается, думают остальные герои и бросаются на спасение. Но зря торопятся и потому ошибаются. Оказывается, Сам просто-напросто увидел на нетронутом, полюсном, девственном льду пустую четвертинку от «Столичной» и пачку от «Примы». И от этого простецкого – прямо в духе Петрова-Водкина – натюрморта министра и повело кренить в разные стороны, ибо какие-то длинноволосые и джинсовые молодцы из состава героического экипажа уже успели побывать там вперед Самого, сломав весь ритуал и все опошлив…

Самая трогательная деталь при торжестве встречи Гагарина в Москве. (Для меня, конечно.)

Юра шел от самолета по ковровой дорожке доложить о выполнении задания. И на правом ботинке развязался шнурок. Жуткая ситуация! Попасть в смешное положение, в конфуз, когда весь мир смотрит… Любой супермен обмер бы от ужаса.

Гагарин продолжал шагать обыкновенно. Ни парадности в шаге для камуфляжа не прибавил, ни лицом не дрогнул: «Ну что ж поделать, дорогие товарищи, коли шнурок развязался… все бывает, черт бы этот ботинок побрал… ладно, переживем и это…»