Читать книгу "Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба"

Правда, нечто подобное в свое время пытался сделать гетман Иван Выговский, заключив 6-го сентября 1658 года в Гадяче договор с Речью Посполитой, по которому казачья Гетманщина входила в ее состав на тех же условиях, на каких в 1569 году по Люблинской Унии произошло соединение Литвы и Польши. Хотя договор на следующий год был утвержден Сеймом, реализован он был частично: в результате русско-казачьей войны к Речи Посполитой смогло присоединиться только днепровское Правобережье со столицей Гетманщины Чигирином, а левобережье Днепра так и осталось в руках России, обретя в 1669 году новую столицу — Батурин. Уж больно сильно сплелись на Украине интересы трех соседок-соперниц: Польши, России, Турции, чтобы хоть одна из них позволила Гетманщине добровольно связать свою судьбу с кем-либо из двух других претенденток на ее земли!

Но если Иван Выговский не устоял перед напором Москвы, не желавшей выпустить из своих рук Гетманщины и ловко использовавшей против него сына Богдана Хмельницкого — Юрия, то новой польско-литовско-казачьей державе не придется воевать ни с кем. Россия вскоре окажется поверженной королем Карлом, и ей долго будет не до Украины, турецкий султан является союзником шведского короля, к тому же в последнее время его больше интересуют события в центре Европы, а не на ее восточных задворках. Поэтому несколько ближайших лет новая держава сможет пребывать в мире, занимаясь своим внутренним устройством и укреплением.

Это будет крайне важный для Мазепы отрезок времени, в течение которого он должен явить королю Карлу и Речи Посполитой с Гетманщиной все, на что способен. Разве для того он намерен порвать с царем Петром, которому так долго служил, чтобы обрести нового хозяина в лице безвольного и бездеятельного шведского ставленника в Польше Станислава Лещинского? Кто таков бывший познанский воевода, королю Карлу уже должно быть ясно: политик, которого не признает большинство населения Речи Посполитой, и полководец, чьи войска постоянно терпят поражения, даже получая поддержку от шведской армии.

Никчемность Лещинского станет особенно очевидна, когда наряду с ним у шведского короля на востоке Европы появится другой союзник — гетман Мазепа. Каковы его казачьи полки, королевские войска уже не раз испытали на полях сражений, а какую огромную поддержку они смогут оказать шведам в войне с Россией, Карл убедится, когда вскоре Мазепа примкнет к нему с 40—50-тысячной казачьей армией. Вот тогда король Карл пусть задумается, кто более достоин возглавить созданную под его протекторатом новую польско-литовско-казачью державу: Лещинский, не оказавший ему никакой помощи, или Мазепа, снабдивший шведскую армию припасами и усиливший ее своими многочисленными войсками в самый ответственный для нее момент похода на Москву?

Да и как может править бывший познанский воевода новой державой, если половина Польши его никогда не признавала и не признает доселе, Литва равнодушна к обоим сегодняшним польским королям, а казачьи полки Гетманщины гоняли и сейчас гоняют «станиславчиков» короля Лещинского из одного конца Речи Посполитой в другой? А у Мазепы за плечами послушная Гетманщина с мощной армией, у него, как представителя рода литовских князей Колядинских, сильные связи среди литовской знати, которой он намного ближе, чем познанский шляхтич Лещинский. Его кандидатура на королевский престол должна устроить и ныне разбившихся на два враждебных лагеря польских панов: все-таки лучше и, главное, не так обидно, иметь королем бывшего украинского гетмана, князя и некогда пажа короля Яна Казимира, чем ненавистного для одних Августа Саксонского, а для других — Станислава Лещинского.

Конечно, и у него есть весьма существенный в глазах поляков и литовцев недостаток — исповедуемое им православие, однако это дело поправимое. Если французские короли считают, что Париж стоит обедни, то почему украинский гетман не может рассудить точно так же? Особенно если учесть, что его задачу в этом отношении облегчит царь Петр, который постарается предпринять против мятежного гетмана все, на что способен. Царю послушен нынешний российский местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский, которого признают своим главой украинские архиепископы, так что анафема Мазепе обеспечена. В таком случае, кто посмеет осудить гетмана, отлученного за верность интересам неньки-Украйны от православной веры и вынужденного вернуться к первоначальной вере своей матери — католицизму?

О, Иван Степанович Мазепа слишком много прожил и приобрел достаточно опыта, чтобы менять русского царя на шведского короля, не рассмотрев предварительно свой поступок с разных сторон. Судьба отказала ему в возможности прославиться как казацкому гетману — что ж, он войдет в историю как первый король новой могучей страны на востоке Европы — польско-литовско-казачьей державы!..

Сильный порыв ветра ударил в окно снежным зарядом, и этот звук отвлек Мазепу от размышлений. Он подошел к окну, с минуту наблюдал за разыгравшейся за стенами резиденции метелью. Ну и погодка: ночью прямо-таки русские вьюги, а во второй половине дня выпавший снег тает, и в лучах по-осеннему тусклого солнца ярко зеленеет чуть прихваченная морозцем трава. Но, как ни зеленела трава и ни пригревало в полдень солнце, на дворе глубокая осень, за которой грядет зима, обещающая по приметам быть холодной.

Гетман зябко передернул плечами, возвратился к креслу, опустился на него. Взял со стола одно из писем, подержал на весу и, даже не заглянув в него, положил на прежнее место. Зачем тратить время на чтение, если он знает написанное наизусть? Царский любимчик князь Меншиков предлагал гетману срочно прибыть к нему для важного разговора. Какой важный разговор между ними может быть, если все пожелания царя и самого Меншикова об отправке своих казаков в любую точку театра военных действий со шведами и поляками короля Лещинского он безоговорочно выполняет, а на его просьбу оставаться в Борзне или Батурине из-за плохого состояния здоровья царь ответил положительно? Какие другие вопросы, имеющие отношение к личной персоне Мазепы или участию в войне его полков, могут быть настолько неотложными и важными, что вопреки разрешению царя не покидать обоих своих резиденций Мазепа должен спешно отправиться на встречу с Меншиковым? Он, гетман, таких вопросов не знал.

Не иначе, хитрит князек, хитрит. Только старого воробья на мякине не проведешь. Если у Меншикова действительно есть к Мазепе очень важное дело, оно может заключаться в одном — князю откуда-то стало известно о связях гетмана со шведами или королем Лещинским. Поэтому он желает либо получить от Мазепы по данному поводу объяснения, либо, если улики против гетмана не вызывают сомнений, арестовать его за пределами Борзны или Батурина, где сделать это весьма затруднительно даже с участием значительных русских сил. Зачем царю предавать огласке факт измены Мазепы Москве и иметь лишние хлопоты с Гетманщиной, когда ему так необходим безопасный тыл на Украине? Куда благоразумнее арестовать Мазепу без всякого шума в штаб-квартире Меншикова, провести крайне ограниченным кругом лиц расследование и казнить его, объявив по всеуслышание, что он скончался от старческих хворей, на которые в последнее время постоянно жаловался.

Лично он, Мазепа, на месте царя только так и поступил бы, убив этим одновременно двух зайцев: избавил бы себя от необходимости признать собственную грубейшую ошибку в деле с доносом Кочубея и Искры и не допустил бы возможной смуты в казачьих полках и среди населения Гетманщины, которую наверняка попытались бы учинить сторонники Мазепы, объявив его защитником независимости Гетманщины от Москвы и ее жертвой. Поэтому он не отправится к Меншикову, а поскольку для того болезнь гетмана уже не является оправданием его постоянного пребывания в Борзне и Батурине, он придумает другой предлог для отказа прибыть к князю. Например, что он настолько тяжело болен, что его готовят к соборованию.