Читать книгу "Сыграй еще раз, Сэм - Майкл Уолш"

— Ну что, все ясно? — спросил Виктор.

Рик уверил его, что все ясно, и поднялся из-за стола.

— Пойду-ка покурю, — сказал он. — Ян, не хочешь со мной? Настоящий «Честерфилд».

Сэм подарил ему пачку перед самым отлетом. Где уж он их раздобыл, Рик не имел понятия, но Сэм всегда умел достать то, что не под силу достать никому другому из смертных. Ласло посмотрел им вслед с подозрением, но ничего не сказал.

Рик предложил сигарету Кубишу и, чиркнув спичкой, сложил руку ковшиком, чтобы ветер не задул пламя. Юный чех, склонившись к огню, прикурил; Рик за ним, потом взмахом руки потушил спичку и бросил наземь.

— Чудесная ночь, — сказал Рик.

Кубиш его поддержал.

— Наши майские ночи, — сказал он, — самые чудные на свете.

Разговор о чудесах направил мысли Рика к тому, что поистине чудесно.

— У тебя есть подружка, Ян? — спросил он.

Паренек — ему шел двадцать второй год, но выглядел он на пять лет моложе — кивнул.

— Мартина, — сказал он. И полез в карман за фотографией.

— Красивое имя, — заметил Рик. Наверное, красивое. А может, и нет. Рику все равно. Он скосил взгляд на фотографию в лунном свете. — Милая девушка. — Он не заметил, мила она или нет.

Кубиш засмотрелся на карточку.

— Была, — сказал он. — Она погибла.

Рик встрепенулся:

— Как?

— Ну, как еще? — тихо сказал Ян. — Немцы убили. Сразу после Мюнхенского пакта, когда вошли в Судеты. Немцы стали выгонять из дома их семью, Мартина сопротивлялась, ее убили. Совсем короткая история. — Кубиш сунул фотографию в карман. — Ей было всего семнадцать. Она не заслужила такой участи.

Рик выпустил дым.

— Никто не заслуживает, — сказал он. — А никто не минует все равно.

Они докурили и затоптали окурки в зеленой траве.

— Уже скоро, — сказал Ян, — мы отомстим за нее.

Рик посмотрел на него:

— Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.[129]

— Но Он оставил нас, — возразил Ян. — Сейчас мы своими поступками должны призвать Его обратно.

— Как скажешь, — согласился Рик. — Ответь только, ты подумал об остальном?

Судя по лицу, Ян совершенно не понял, о чем говорит американец.

— Я вот о чем… — Рик закурил новую сигарету из своего драгоценного, но быстро тающего запаса. — Ты задумывался, что может произойти, если у нас и вправду все получится?

— Конечно, получится, — сказал Кубиш. Казалось, его удивляет, что могут быть какие-то сомнения, какая-то иная вероятность, кроме успеха.

— Ну, положим, — не унимался Рик. — Положим, мы взорвали Гейдриха к чертям и смылись. Что тогда? — Он попробовал выдуть колечко дыма, но не вышло; похоже, утратил квалификацию.

— Тогда мы победим и отомстим за Мартину. Остальное меня не касается.

Сказал, как сказал бы прежде сам Рик. Парень ему начал нравиться. Хорошо бы этому юноше не пришлось умирать.

— А наверное, должно бы, — сказал Рик. — Наверное, стоит подумать, что может случиться потом. Думаешь, немцы это так оставят? Ты их видел. Завали у них одного — и они уничтожат сотню, а то и тысячу твоих. Думал ли об этом Ласло?

— Сомневаюсь. — Ян поерзал ботинком по траве. — Виктор Ласло — герой для каждого верного сына Чехословакии. Среди нас нет такого, кто не пошел бы за ним хоть в пекло, если он позовет. Что бы ни случилось после того, как мы убьем Вешателя Гейдриха, тому и быть. Тут ничего не поделать.

— Ничего? — тихо переспросил Рик. — Ладно, разглагольствовать бесполезно. Пошли в дом.

Габчик уже лег спать, если это можно так назвать. Молодой солдат уснул прямо в одежде, с рюкзаком на плечах, заряженный автомат на коленях. Кубиш пожелал доброй ночи Рику и Ласло и отправился спать в сарай.

— Всё сомневаетесь, да? — сказал Ласло.

— Не кошерно сомневаться, когда уже дал слово, — сказал Рик. Не то настроение, чтобы выслушивать тирады Виктора Ласло. — Свою часть соглашения я выполняю.

Ласло недоверчиво покачал головой:

— Тогда в Касабланке вы говорили не так. Там вы сделали выбор. И в сущности, не один. Вы решили отдать транзитные письма нам — то есть, виноват, вы решили отдать их мне — моя жена получила бы свой документ в любом случае. Вы решили заключить со мной соглашение, когда меня арестовали. Вы решили надуть капитана Рено, посадить нас в самолет, решили застрелить майора Штрассера, когда нужно было только стоять в стороне и ничего не делать.

— Вас там не было, — возразил Рик. — Майор Штрассер решил застрелить меня первым.

Ласло улыбнулся:

— Но вы, как настоящий американский ковбой, выхватили «кольт» быстрее и, как у вас говорят, хладнокровно пришили парня.

Рик уронил руки на стол.

— Либо он, либо я.

Но Ласло побил эту карту:

— Можно было обойтись без «либо — либо». Вы могли уйти в сторону и позволить ему задержать наш самолет. И вы прекрасно могли свалить в Лондоне. Вы и сейчас еще можете уйти. Вы мне не доверяете, я знаю. Вы думаете, я фанатик.

— Вот тут вы ошибаетесь, — перебил его Рик. — Я знаю, что вы фанатик.

— Прекрасно, пусть так. — Ласло взял одну из последних оставшихся бутылок и налил себе маленький стакан пива. Рику не предложил. — Иногда кому-то надо быть фанатиком. Но моего вопроса это не снимает: что мешает вам взять и уйти?

— Поздновато, вам не кажется?

— Из-за мисс Лунд?

— Из-за всего, — отрезал Рик. — Послушайте, Ласло, мы оба взрослые люди. К чему ходить вокруг да около. Я полюбил Ильзу в Париже, не зная, что она ваша жена, и люблю ее сейчас, уже зная. Не будь ее, и меня бы тут не было. Но я тут, и вы тут, и у нас общее дело.

Ласло глубоко вздохнул.

— Мсье Блэйн, — начал он. — Я говорил вам в Лондоне, что лично убью вас, если заподозрю малейшую неверность нашему делу. Позвольте еще раз повторить это обещание. Как и вы, я — человек слова: это единственное, чего у меня не отняли фашисты. Это мой единственный капитал, и я не трачу его легко или на пустяки. — Ласло глубоко и с удовольствием затянулся сигаретой и изящно выпустил дым. — Может, я наивен, но я ожидаю такой же манеры поведения — по сути, такой же этики — и от вас. Вы дали мне слово, я его принял. Что там было у вас с миссис Ласло, пока я был hors de combat,[130]мне совершенно не важно. Однако меня весьма заботит, что произойдет в грядущем. — Ласло на миг замолчал, собираясь с мыслями. Он еще никому не говорил того, что собирался сказать сейчас. — Дело не в моем личном отношении к герру Гейдриху, — начал он. — Хотя нет, наверное, в нем. — Спокойный, уверенный в себе Виктор неожиданно показался растерянным, уязвимым, смущенным. — Мсье Блэйн, — наконец произнес он, — объяснит ли вам это мою ненависть к Рейнхарду Гейдриху, если я скажу, что он убил моего отца?