Читать книгу "Дальше живите сами - Джонатан Троппер"

— Венди, где наши свадебные фотографии? — спрашивает мама.

Венди достает альбом, где страницы скрипят, точно несмазанные двери. Мама с Сандрой начинают презабавную игру — идентификацию покойных родственников, о которых я и слыхом не слыхивал: тетки, дядьки, кузен с полиомиелитом, друг семьи, угодивший в тюрьму за вооруженный грабеж.

— Девочки, — говорит Сандра, — идите, посмотрите.

Ее девочки плавно, по-кошачьи, соскакивают с дивана. Филипп наблюдает за ними — пожалуй, чересчур пристально. Венди дает ему подзатыльник.

— Ты чего?

— А сам не знаешь?

Мама показывает нам все выцветшие свадебные фотографии, до единой: усатые мужчины курят прямо за столом, женщины в некрасивых париках, все — в темных очках с пластмассовой оправой, словно агенты-церэушники из старых фильмов.

— Видите, какая я была хорошенькая, — говорит мама скучающим близняшкам. Вовсе не потому, что хочет похвастаться. Просто она смотрит на них — прекрасных, свежайших, словно бы с каплями утренней росы на лепестках, — и понимает, что сама она стара, куда старее, чем могла вообразить в юности… А вот папа во взятом напрокат смокинге. На большинстве фотографий он какой-то взъерошенный, встревоженный, точно за кадром происходит куча неприятностей. Но есть и другое фото: они вдвоем, на лестнице у свадебного зала, он держит ее на руках, оба смеются — над фотографом, над самими собой, над смешным платьем, дурацким смокингом и над самой затеей: неужели она удалась? Неужели они теперь семья? В горле у меня ком, и он все разбухает, не дает дышать. Это мои родители — совсем юные, влюбленные — ни детей, ни ипотечных кредитов, ни ротвейлеров, ни рака, ни вероятного (да чего там, практически несомненного) лесбиянства.

— Он тут такой красивый, — говорит Сандра.

— Я наутро почти не могла ходить, — отзывается мать.

Девицы звонко хихикают и трепещут, точно подвески-колокольчики на ветру. Венди снова дает Филиппу подзатыльник.

На сей раз он уже не спрашивает за что.

12:10

Пол с друзьями переходят во двор, где чуть в сторонке еще сохранился старый сетчатый сарайчик с его бейсбольным тренажером. Стояку, игравшему в школьные годы на приеме, приспичило проверить, сможет ли он отбить бросок Пола, который в свою очередь хочет проверить, умеет ли он еще бить. Хорри, который в школе бейсболом не увлекался, зато был асом в футболе и хоккее, уже готовит заплесневелое снаряжение, а Дэн, игравший обычно на внешнем поле, собирается быть судьей. Остальные встают вокруг, помахивая битами, точно мечами, и отпускают глупейшие реплики. Ну, а мы с Филиппом стоим рядом и наблюдаем, кто тут первым останется в дураках. Потому что победителей в любом случае не будет.

Пол достает свою старую перчатку и начинает разминаться, бросая Хорри легкие мячи и покручивая руку в плечевом суставе, чтобы расслабить мышцы. Даже сейчас, после стольких лет, его движения изящны и уверенны, а тело при броске пружинит, как бы выстреливает мяч. Стояк перебирает биты, благо в снаряжении недостатка нет, а потом встает перед сеткой, вбуривает сандалии поглубже в траву, готовясь принять удар, и делает пару тренировочных взмахов. И вот, наконец, Дэн встает за Хорри и, не вынимая изо рта сигареты, командует:

— Мяч в игру!

Первая подача Пола идет мимо, за пределы площадки, и Стояк, поняв это вовремя, даже не дергается. Дэн присуждает ему очко. Второй мяч летит слишком низко, но Стояк все-таки пытается его отбить. Неудачно.

— Один — один.

Пол, недовольный своими подачами, качает головой. Прохрустывает шейные позвонки, подергивает плечами и снова готовится бить. Мгновенный удар, прямой и сильный, отправляет мяч в перчатку Хорри прежде, чем Стояк успевает шевельнуться.

— Два у питчера!

Болельщики аплодируют, свистят. Их лучшие годы давно позади, все они — заматеревшие тупые боровы. Трейси и Элис тоже выходят к нам во двор, за ними — жена Стояка и несколько зашедших пособолезновать гостей. Все рады внести разнообразие в траурную рутину. Пол задевает своей перчаткой травмированное плечо и чуть морщится: боль, видимо, ощутимая. Его следующая подача идет дугой поверху, и Стояк, достав до мяча, загоняет его в сетку.

— Попался! — кричит Стояк. — Теперь я тебя сделаю.

Пол снимает перчатку и долго, с минуту, растирает плечо, стараясь не морщиться от боли.

— Пол, — говорит Элис. — Хватит на сегодня.

Врачи говорили, что все его связки стянуты, как заветрившийся сыр, а мышцы оторваны от костей. Они, конечно, сделали все, что могли, собрали руку заново, и она работает, но при сильных бейсбольных ударах порванные, а потом резаные-перерезанные скальпелем ткани не держат нагрузку.

— Все хорошо. Еще разок, — говорит он.

— Тут-то тебе и хана, — азартно подхватывает Стояк.

Элис горестно покачивает головой.

Спортсмены, они такие. Всегда норовят потягаться силой, их не остановит никто и ничто — ни сердитые жены, ни развороченные собакой плечи. Они не отступают. Если победит Пол, Стояку будет не до шуток, он расстроится всерьез. А если Стояк одержит верх, Пол будет переживать потом много дней. Ничьих тут не бывает, дружба победить не может.

Пол возвращается на прорезиненное возвышение для подачи, по-прежнему потряхивая плечом и прокручивая шею. Потом наклоняется и глубоко вдыхает, втягивая в себя ровно столько воздуха, сколько надо, не больше и не меньше. Хорри постукивает по своей перчатке. Стояк, махнув битой, ставит ноги пошире и замирает. Все давно потные, игра идет всерьез, о шиве никто даже не вспоминает.

— Даже я готов подтвердить, что ты — гребаный идиот, — ворчит Филипп себе под нос. — А раз так, значит, такой ты и есть.

Пол пружинно распрямляется и вдруг — издает истошный крик и бьет раньше времени, на долю секунды, но раньше, и мяч летит жестко, как ядро, прямо в лицо Стояку. Оба соперника падают на колени: Пол — сжимая плечо от дикой боли, Стояк — закрывая белыми перчатками залитое кровью лицо. Жена Стояка, взвизгнув, кидается на помощь мужу. Элис, вне себя от гнева, сначала делает вид, что всем поделом, но потом бросается за сетку, к Полу. Помогает ему встать, что-то спрашивает шепотом. До меня вдруг доходит, что они любят друг друга, по-настоящему любят… Странно, почему меня это так удивляет? Стояк тоже встает, Дэн и Эмили поддерживают его под руки. Хорри стягивает маску и спрашивает:

— А чья это была светлая мысль?

Пол с некоторой робостью идет к Стояку — извиняться. Но они оба — мачо. Поэтому они мужественно подбадривают друг друга, похлопывают по спине, по заднице — короче, никто тут обиды не держит. Кто-то притаскивает из морозильника пакет со льдом, чтобы приложить к распухшему от удара лицу Стояка. Может, они и тупые качки, но с моральным кодексом. И этим кодексом нельзя не восхищаться. Жаль, что все людские конфликты не решить, пробурчав что-то нечленораздельное и шлепнув друг друга по заднице.