Читать книгу "Последнее волшебство - Мэри Стюарт"

Это была приманка, но я ее не схватил и не попался на крючок. А только спросил:

– Где же он сейчас, что не смог прибыть на королевскую свадьбу?

К моему удивлению, она ответила вполне миролюбиво, как видно оставив зловредную игру. Лот, оказывается, уехал с Уриеном, мужем его сестры, в Нортумбрию, где под их началом достраивался Черный вал. Я уже писал о нем раньше. Он тянется вглубь от берега Северного моря и предназначен для обороны от набегов с северо-востока. Обо всем этом Моргауза толковала со знанием дела, и я поневоле заслушался. Стало легче дышать, вражда уже больше не витала в воздухе. Кто-то спросил меня о свадьбе Артура и о молодой королеве, а Моргауза со смехом заметила вполне резонно:

– Что проку расспрашивать Мерлина? Ему, может, и известно все на свете, но попросите его описать бракосочетание – и увидите, что он не знает даже, какого цвета волосы у невесты и во что она была наряжена!

В разговор со смехом вмешались другие гости, и пили за здоровье молодых, и произносили речи, и я, должно быть, выпил много больше обычного, потому что хорошо помню: как светильники то вспыхивали, то меркли, то разгорались, то тускнели, а смех и разговоры взрывались и замирали и наплывало облако женских благовоний, густой сладкий аромат, как запах жимолости, в котором вязло сознание, точно пчела в меду. Сладкий аромат, замешанный на винных парах. Клонился золотой кувшин, и кубок у меня в руке наполнялся опять. И кто-то приглашал с улыбкой: «Выпей, господин». Вкус абрикоса у меня на губах, сладостный и терпкий; кожица была как пушистое брюшко шмеля, как оса, млеющая в солнечном свете на садовой ограде... И все время два глаза следили за мной с предвкушением и опасливой надеждой, с презрением, с торжеством. Возле меня оказались слуги, они помогли мне встать из-за стола, и я увидел, что новобрачная уже удалилась, а король Урбген, едва сдерживая нетерпение, поглядывает на двери в ожидании знака, чтобы последовать за нею на брачное ложе.

Кресло рядом с моим стояло пустое. Слуги, улыбаясь, окружили меня и проводили в мои покои.

6

Наутро у меня болела голова не менее жестоко, чем бывало после магического действа. Весь день я провел взаперти. А на следующий день простился с Урбгеном и королевой. Еще до прибытия Моргаузы мы успели обо всем договориться, и теперь я с радостью, как можно, догадаться, покинул город и углубился в Дикий лес, в самом сердце которого стояла Галава – замок графа Эктора. С Моргаузой я не попрощался.

Приятно было вновь оказаться в пути под открытым небом. Теперь меня сопровождали лишь двое. Эскорт Морганы составляли главным образом ее же люди из Корнуолла, которые теперь остались с ней в Лугуваллиуме. А мои новые спутники принадлежали ко двору Урбгена: он их отрядил сопровождать меня до Галавы, откуда они должны были вернуться назад. Убеждать Урбгена, что мне много приятнее было бы ехать в одиночестве и что со мной ничего худого не может приключиться, был напрасный труд: король Урбген в ответ только улыбался и говорил, что даже магия бессильна против волков и внезапного раннего снегопада, который в этих гористых местах может застигнуть путника на крутом перевале и обречь на неминуемую гибель. Его слова напомнили мне, что теперь, вооруженный одной лишь былой славой, но лишенный прежней моей силы, я мог в этих диких краях пасть жертвой лихих людей точно так же, как и любой другой одинокий путник. И потому я с благодарностью принял этот скромный эскорт, чем, как оказалось, спас свою жизнь.

Мы переехали через мост и неторопливо трусили по дороге, которая вьется по зеленой долине вместе с речкой, заросшей по берегам ивой и ольхой. Головная боль у меня прошла, и я чувствовал себя здоровым, но какая-то истома еще угнетала душу, и я с радостью вдыхал полной грудью знакомый лесной воздух, напоенный запахами сосен и папоротников.

У выезда из городских ворот произошло одно незначительное, как мне тогда показалось, событие. Переезжая по мосту, я услышал резкий крик, который поначалу счел за птичий: мне подумалось, что это надрывается одна из чаек, которые кормились отбросами на речном берегу. Но потом внимание мое привлекла женщина с ребенком на руках, проходившая по галечнику под мостом. Ребенок у нее кричал, она баюкала его и успокаивала. И вдруг, подняв голову, заметила меня. Она так и застыла на месте с задранной головой. Я узнал мамку Моргаузы. Но тут конь мой вынес меня, стуча копытами, на тот берег, и ивы скрыли женщину и ребенка.

Я не придал этой встрече никакого значения и вскоре забыл о ней. Мы ехали и ехали мимо деревень и хуторов, мимо выпасов, пестреющих стадами. Кроны ив золотились, в орешнике сновали по ветвям бесчисленные белки. На коньках крыш щебетали последние стайки отлетающих ласточек, а когда мы приблизились к озерному краю, откуда начинается Дикий лес, холмы внизу пламенели в солнечных лучах золотисто-бурыми осенними папоротниками меж каменистых отрогов. Редкие леса сквозили золотом дубов, темнели хвоей сосен. А потом начался знаменитый Дикий лес. Деревья по долинам росли так густо, что затмевали дневной свет. Вскоре мы пересекли тропу, которая вела вверх к Зеленой часовне. Мне захотелось побывать в этом памятном месте, но на поездку туда ушло бы несколько лишних часов, да к тому же из Галавы съездить в Зеленую часовню будет гораздо проще. Мы продолжали ехать по дороге и так добрались до Петриан.

Теперь Петрианы едва ли заслуживают названия города, но в римские времена это был процветающий торговый город Рынок, правда, сохранился и в наши дни, и там понемножку торгуют скотом и товаром, но сами Петрианы представляют собой жалкое скопление глинобитных хижин под тростниковыми кровлями. Единственное святилище здесь – руины старого храма с полуразрушенным алтарем, посвященным Марсу, вернее, его ипостаси – местному богу Коцидию. Приношений у подножия алтаря я не увидел, только на замшелой каменной приступке лежала кожаная пастушья праща и к ней груда каменьев-снарядов. Кто знает, в благодарность за спасение от какой беды, от волка или злого человека, принес неведомый пастух богу эту жертву?

После Петриан мы оставили дорогу и свернули на горные тропы, хорошо известные моим спутникам. Ехали не спеша, радуясь последнему теплу осеннего солнца. Все выше поднимались мы в горы, но воздух оставался прогретым, чистым и хрустким, что предвещало в недальнем будущем первые морозы.

В неглубокой лощине, где меж замшелых камней отсвечивало горное озерцо, мы остановились дать роздых лошадям, и здесь нам встретился пастух, коренастый и обветренный житель гор, из тех, что все лето проводят на склонах со своими сизыми регедскими овечками. Внизу могут бушевать войны, кипеть сражения, но они опасливо посматривают только на небо и при наступлении первых зимних холодов спешат укрыться в пещерах, где поддерживают существование скудной пищей, состоящей из ржаного хлеба и сухих плодов да еще пресных лепешек, которые пекут на торфяном огне. Стада свои они загоняют для безопасности в каменные ограды на склонах гор. И подчас не слышат человеческого голоса от весеннего окота до стрижки и от стрижки до первых морозов.

Этот молодой пастух совсем отвык от человеческой речи и трудно ворочал языком, притом еще произнося слова с таким невнятным горским выговором, что сопровождавшие меня воины, оба местные, не могли ничего уразуметь и даже я, знающий многие языки, подчас слушал его с недоумением. Я понял, что он разговаривал с Древними людьми и теперь жаждал пересказать полученные от них известия. Сведения были благоприятные: Артур, проведя после свадьбы без малого месяц в Каэрлеоне, отправился со своими рыцарями на север через Пеннинский Проход, держа путь на Оликану и Йоркскую равнину, для встречи с королем Элмета. В этом не было для меня ничего неожиданного, но, по крайней мере, я получил подтверждение, что не произошло никаких событий, которые бы нарушили осеннее перемирие. Однако самую главную новость пастух приберег напоследок. Верховный король (пастух назвал его «юный Эмрис» так гордо и в то же время запросто, что было ясно: мальчишками они с Артуром знались) оставил свою королеву в тяжести. Оба сопровождавших меня воина выслушали эту новость с сомнением; оно возможно, что и так, рассудили они, да только кто же это может знать, за один-то месяц? Но я, когда обратились ко мне, выказал к сообщению пастуха больше доверия – Древние люди, как я уже говорил, умеют узнавать то, что для нас остается тайной, их пути нам неведомы, но заслуживают уважения. Если это идет от них, то...