Читать книгу "Русские ушли - Светлана Прокопчик"

Напарник нетерпеливо стучался. Майкл наконец привел себя в порядок, откатил дверь, шагнул наружу. Никитенко ворвался в купе, чуть не сбив его с ног. И раньше, чем Майкл допросил солдата о причинах столь загадочного поведения, дверь с лязгом захлопнулась.

Майкл сам понял. От смрада перехватило дух, слезы выступили на глазах. Казалось, что кислорода в вагоне не осталось ни капельки, один только сероводород. Майкл зажал пальцами нос, но и при дыхании через рот чуткие обонятельные окончания ловили миазмы, провоцируя тошноту.

Он не стал искать причину самостоятельно. Постучал в дверь.

— Ща, — откликнулся Никитенко, — отдышусь.

— Мне в сортир надо, подмени. И что, тит твою мать, тут произошло?!

Дверь откатилась. Из служебного купе в продол ворвалась живительная струя чистого воздуха — Никитинко опустил верхнюю фрамугу окна.

— Второе, шестое, восьмое и десятое купе дрищут, — охотно поведал он. — Говорят, пищевое отравление. У остальных — ничего. Там в четвертом купе медик едет, намекает, что ему бы посмотреть дристунов. Потому что если бы отравление, то дристали бы все, и мы тоже — все ж едят одно и то же, и мы, и они. А пронесло только восьмерых.

— Зараза?

— Ну вот медик о том и говорил. Дизентерия или холера. Если не принять меры немедленно, через три дня у нас тут трупы будут. Я его послал куда подальше, а сам доложил. Перед Волгой досмотр будет. Мне сказали, что до тех пор никто не помрет.

— Если только мы не задохнемся, — буркнул Майкл. Вопросительно посмотрел на Никитенко.

Майкл еще не успел забыть, что Устав запрещает отпирать окна в вагоне иначе чем в чрезвычайной ситуации. На такой случай у конвоя были ключи. Висели на ремне в специальной кобуре-ключнице, в служебном купе, рядом с набором отмычек от решеток. Относительно свежий воздух поступал по вентиляционным желобам и его, конечно, не хватало, чтобы рассеять тяжелую вонь взбесившихся кишечников.

— Окна нельзя открывать, — напомнил Никитенко.

Показалось Майклу или он уловил нотки подозрения в словах напарника? Так или иначе, беспокойный червяк зашевелился в том отделе его души, который отвечал за предвидение.

— У тебя еще десять минут вахты, — сказал он. — Как раз мне хватит, чтоб навестить белого друга и осмотреться.

«Белый друг» в служебном сортире, к слову, был черный: И не от грязи — от природы. Майкл не знал, из чего принято делать унитазы в поездах, но при беглом поверхностном осмотре не мог отделаться от впечатления, что из чугуна. Только крышка пластмассовая, но ее отломали задолго до того, как Майкл угодил в армию. Жалкие огрызки былой роскоши болтались на креплении, тоскливо погромыхивая в такт перестуку колес по рельсам.

Едкий нашатырный запах мочи после смердилова в коридоре почти освежал. Майкл приспустил фрамугу, закурил. Дым медлительно пластался, но вот он, неспешно осваивая пространство, достигал мощной струи воздуха, бьющей из фрамуги, — и тут же белесые хвосты и кольца рвались на мелкие клочки. Картина показалась Майклу столь же медитативной, как языки пламени, переменчивые по форме, неизменные по сути.

Бросив окурок в унитаз, осторожно повернулся к тусклому зеркалу. Вспомнил, что оставил щетку и зубную пасту в купе. Причем не первый уже раз. Собственно, он никогда не спохватывался вовремя. А потому зубы не чистил с самого Новгорода. «Ничего, — подумал Майкл, — через четыре часа нас с Никитенко сменят, тогда и займусь гигиеной».

Напарник, ожидая его в коридоре, посмотрел жалобно и с легким укором. Глянув на вагонные часы, Майкл заметил, что уже три минуты идет его вахта, но раскаяния не ощутил. И Никитенко не отпустил. Майкл медленно прошел вдоль решеток, задерживая дыхание. Его интересовали заболевшие.

Начинало темнеть, но до включения искусственного освещения оставалось полчаса, и разглядеть что-либо в глубине арестантских купе было сложно. Тем более что дристуны жались к дальним стенкам. Майкл хмурился. Даже то, что удавалось рассмотреть, наводило на нехорошие мысли. По крайней мере, открывать окна для проветривания ему расхотелось.

Толстый мужик в четвертом купе неуверенно ерзал задницей по полке. Майкл мимоходом ткнул его шокером в жирное плечо, чтоб не прижимался к решетке — запрещено. Мужик зашипел и отодвинулся. Майкл сделал еще несколько шагов, обернулся. Тот пытался передать записку в третье купе, правую руку ему парализовало, так он повернулся спиной и просунул сквозь прутья левую. Майкл неспешно подошел, ткнул шокером в отставленный зад, стараясь угодить в мягкое, подальше от крестца. Арестант заорал в голос. Из сжатого кулака на пол упала записка-малявка. Майкл подобрал, двинулся дальше.

По мере приближения Майкла к концу вагона, несчастный Никитенко отступал к служебному купе, откуда тянуло воздухом из раскрытого окна. К тому моменту, как Майкл завершил осмотр, солдат допятился почти до двери.

— Я, конечно, не знаю, как должны выглядеть больные холерой, но эти не тянут даже на дизентерию, — сказал Майкл негромко.

— Во-во, — согласился Никитенко. — Дрищут, но до горшка скачут бодренько.

— Им как будто клизму поставили… — задумчиво протянул Майкл. — Как в таких условиях можно поставить клизму, чтоб мы не заметили?

— Никак. У них воды для этого нет. А там еще трубки всякие нужны, или эти, груши резиновые.

— Ладно, вали спать. Дверь не запирай. И не разувайся. На всякий случай.

— Думаешь?

— Я ж сказал — на всякий случай. Окно запри тоже. Мало ли что.

Никитенко проникся.

«Клизма, — думал Майкл. — Клизма…» Вынул записку, развернул. Четыре слова. «Пятое согласно. Карты давай». Карты? Зачем им карты? И при чем тут пятое купе? А ведь пятое купе не дристало, осенило Майкла. Может тут быть связь?

В шестом купе, прямо за его спиной, кто-то с треском и стоном испражнился. Майкл зажмурился, еле справляясь с тошнотой. Когда вонь стала невыносимой, неслышно скользнул в сторону. Глаз ухватил странность, Майкл обернулся.

В седьмом купе один мужик нагло имел другого. Огромный бугай стоял нагнувшись, а сзади пристроился тощенький, студенческого вида юнец в прыщах. Штаны здоровяк снял, аккуратно положил на полку. Майкл вспомнил, что и в срущих купе «больные» сидели без штанов, и у всех одежда была сложена, будто они готовились.

Ни бугай, ни юнец не обращали внимания на конвоира, целиком занятые процессом. На лицах у обоих было написано искреннее любопытство. Нет, понял Майкл, это не опускалово. Хотя с виду оно — один позади другого, пидор держит руками раздвинутые ягодицы. Но оба не шевелятся. И тут юнец отступил, сделав характерный жест: он стряхнул с конца каплю. А из

анального отверстия бугая выпала свернутая воронкой игральная карта. Король — разглядел Майкл.

Тут они его заметили. Юнец тонко взвизгнул, бугай побелел, но «клизма» дала о себе знать, и он метнулся к горшку. Майкл, не дожидаясь развития событий, треснул кулаком по ближайшей тревожной кнопке.