Читать книгу "Мятеж - Андрей Посняков"

– Нет! – сказал, как отрезал, князь. – Как-то это нехорошо, что ли… Мы ее и так с трона в обитель согнали. Да и Витовт смерти дочери не простит, пуще прежнего обозлиться…

– Так он и без того…

– Я сказал – нет!

– Ну сказал, и сказал, – с неожиданной покладистостью согласилась Еленка. – Ты князь – твое дело. Но глазами-то так на меня не сверкай, любый! Лучше иди сюда… ближе…

Чувствуя на плечах и шее властные руки жены, Вожников ткнулся лицом в вырез платья, снова поцеловал супругу в шею, обнял, чувствуя под бархатом зовущую теплоту, обнажил плечи… и грудь… целовал, целовал, целовал, чувствуя, как млеет княгиня…

– Родная моя…

– Милый…

Освободив супругу от платья, сбросил одежку и сам уселся на лавке… Еленка тут же пристроилась на коленях, прижалась, уперлась твердеющей грудью, обхватила ногами, бедрами, обняла – страстно, едва не царапая кожу, прищурилась хищно, словно терзающий жертву волк… Небесной синью свернули глаза, рассыпались по плечам волосы, и вот уже послышался едва слышный стон… а затем и стоны, все громче, громче, громче…

Извиваясь, исходя потом, наслаждалась княгинюшка, закатывая к небу васильковые очи, Егор уже и не делал почти ничего – словно обезумев, супруга нападала сама, терзала страстью, и от этого было так хорошо, так… да лучше и нет ничего в целом свете!

Ничего лучше, роднее очей этих синих, нежных перламутрово-розовых уст, теплой шелковистости кожи, водопада медовых волос…

– Ах, милая моя…

– Любый…

Князь отправился с войском в этот же день, ближе к обеду. Шли по Большому Московском тракту, намереваясь, повернув через Бежецкий верх, выйти к Угличу, а оттуда уж, через Ярославские и Владимирские земли, – в Галич.

Рядом с князем гарцевал на вороном жеребце статный русоволосый молодец в сверкающей на солнце кольчуге и зеленой татарской шапочке – ордынец Азат, посланник великой ханши Айгиль и давний знакомец великого князя.

Еленка махала вслед мужу платком, потом, возвратившись домой, всплакнула, детушек приголубила… Да, позвав няньку с дядькою, прошла в светлицу, живенько подозвав Феофана:

– Ну что, человеце мой явился ли?

– Явился, великая госпожа, – поклонился тиун. – Как указала – во дворе, за амбарами ждет, на глазах не мельтешит.

Княгиня прищурилась, сверкнула очами:

– Давай его сюда тайным ходом. Да смотри, чтоб никто!

– Слушаюсь, государыня.

Вызванный великой княгинюшкой человек – неприметный малый, весь какой-то рыхлый, с одутловатым лицом и светлыми, ничего не выражающими глазами, испросив разрешения войти, поклонился:

– Здрава буди, великая.

– Ты, что ли, Осип по прозвищу Чистобой?

– Язм, государыня. – Визитер приложил руку к сердцу.

Не особо приметный по внешности, он и одежку носил соответствующую: темненькую однорядку, рубаху серенькую, шапчонку, постолы – так, что по виду и не скажешь, кто он, рядович, тиун, приказчик или мастеровой иль вообще беглый. Сильного впечатления на княгинюшку Осип не произвел, однако… знающие люди кого попало рекомендовать не будут. Особенно – великой княгине Елене Михайловне, крутой нрав которой все прекрасно знали.

А потому государыня долго не разговаривала:

– Знаешь, зачем зван?

– Догадываюсь. – Чистобой спрятал улыбку. – Только покуда не ведаю – кого и где?

– Москва, обитель Вознесенская, инокиня Марфа, – в телеграфном стиле отчеканила женщина. – Запомнил?

– Да, великая.

– Тогда вот тебе… подойди…

Открыв стоявший на лавке небольшой сундучок, княгиня вытащила оттуда заранее приготовленный мешочек:

– Здесь двадцать гульденов и серебро. Все сладишь – получишь еще три раза по столько же.

С достоинством взяв мешочек, Осип молча поклонился.

– Ну все, иди… – Княгиня махнула рукой. – Да чтоб не перепутал, инокиня Марфа, в миру – Софья Витовтовна… Что глаза выпучил? Да-да, та самая… Иди. Делай.

Выпроводив визитера, Еленка уселась на лавку да так и сидела, в задумчивости теребя серебряные пуговицы на платье, словно бы кого-то ждала. Так ведь и ждала, правда недолго – не успел от Осипа Чистобоя и след простыть, как в дверь осторожно постучали.

Княгиня вскинула голову:

– Трофиме, ты?

– Язм, государыня, холоп твой верный.

В отворившуюся со слабым скрипом дверь просунулось загорелое, с черной бородою, лицо, вполне приятное и добродушное с виду… правда вот глаза – темные, с каким-то желтоватым отливом, жестокие – все впечатление портили напрочь. Впрочем, Трофим обычно умел прятать взгляд… вот как сейчас – негоже перед государыней очами сверкать предерзко!

– Ну, заходи уже, чего заглядываешь? – махнула рукой княгинюшка. – Видел его?

Трофим кивнул:

– Запомнил.

– На Москве при обители Вознесенской поджидать будешь. Как шум подымется – уберешь.

– Слажу, государыня. Слажу!

Перекрестившись на висевшую в углу икону, Трофим низко поклонился и вышел.

– Ну вот, – довольно потерла ладони Еленка. – Дай бог, все и сделается. А некоторые тут начинают – нет, нет, не надо! Чистоплюев из себя строят… Что б без меня и делали-то?!

– А вот мы тако!

Крепенький парнишка с широким лицом и буйными вихрами, отбив клинок, сам перешел в атаку, от души хватанув соперника по шлему так, что по всей поляне покатился звон:

– Вот те, брате!

– Ах ты, Митька, та-ак?

Рассвирепев, обиженный замахал мечом, словно ветряная мельница крыльями, обрушив на вихрастого целый каскад ударов… увы, только все больше попадал по круглому небольшому щиту, «ордынскому», как его здесь называли.

– Ну, ну! – подзадоривал Митька. – Как ты там, Вася, не устал? Отдохнути не хочешь ли?

– Я вот те отдохну!

– Ну помаши еще, помаши, чего уж!

– Знаешь что, Митрий, – Василий внезапно опустил меч, – коли бы клинки по-настоящему вострые были, давно б от твоего щитка одни кружева остались!

– А вот и не остались бы!

– Да что б ты понимал, брате!

– Да понимаю! Поболе тебя!

Бросив меч, щиты и шлемы, парни встали друг против друга, словно боевые петухи, что по воскресеньям да праздникам бьются промеж собой на базарах, теша не особенно отягощенный мозгами люд.

– Кто на петуха похож? Я?! Ах ты так, Васька! Ну, держись.

Сжав кулаки, вихрастый двинул братцу в скулу, да промазал, задев по носу, отчего у Василия тут же пошла кровь…