Читать книгу "Дружина особого назначения. Книга 3. Засечная черта - Иван Алексеев"

Бояре Разрядного приказа — высшего военного органа государства Российского — наконец затихли и уставились на юношу, почти мальчишку, упавшего на драгоценный полированный дубовый пол и лежавшего неподвижно. Алый нагрудник государева гонца был покрыт засохшей грязью. Впрочем, судьба этого человека, как и остальных русских людей, презрительно именуемых смердами, совершенно не волновала большинство из присутствовавших здесь военачальников и государственных деятелей. Они, как всегда, заботились лишь об одном: о собственном благополучии.

— Ну что, бояре, кто сообщит государю очередную весть об угрозе ордынского набега?

Естественно, желающих подставлять свою шею под топор палача не нашлось.

— Какой там набег! Ясно же, что вновь, как и прошлый год, враги наши стараются отвлечь государя от Ливонской войны, шлют к нам предателей с лживыми вестями!

Это высказывание вызвало единодушное одобрение всех присутствующих, враз забывших про родовые распри.

— А с вестью и с гонцом что делать будем?

— Как что? Как всегда, передадим Малюте. Изменники государевы — это по его части!

Если среди бояр и были несогласные с общим мнением, то они оставили свои мысли при себе, и вскоре из тех же Серпуховских ворот Кремля выехала простая телега в сопровождении трех конных стражников и трех пеших, в которой лежал на гнилой соломе Ванятка, связанный по рукам и ногам, так и не пришедший в сознание. Алый нагрудник с золотым гербом с него сорвали, перед тем как связать, дабы не позорить государственный символ.

Находившийся на площадях и улицах торговый и прохожий люд не обратил ни малейшего внимания на совершенно обычное зрелище: телегу с каким-то арестантом, коего компетентные органы везли куда следует. И только один неприметный возок, стоявший напротив кремлевских ворот среди прочих многочисленных возов, окружавших рынок, тронулся с места и, соблюдая значительную дистанцию, чтобы не привлекать внимания стражников, последовал за конвоируемой телегой — ранним прообразом «черных воронков».

Проводив конвой до ворот городской усадьбы Малюты Скуратова-Бельского, возок свернул в ближайший переулок и отправился в обратный путь в усадьбу боярина Ропши. Впрочем, возница сделал изрядный крюк и заехал на один из небогатых окраинных рынков столицы. Там дверца возка открылась, и из него проворно выпорхнула отнюдь не боярышня или дворяночка, как мог бы предположить по внешнему виду возка досужий наблюдатель, а простая дворовая девка в соответствующем одеянии. Вероятно, боярская ключница отправила ее на рынок за покупками, воспользовавшись свободным от службы хозяйским возком. Ничего удивительного, ведь и в нынешние времена генеральские и чиновничьи лимузины, доставлявшие прислугу на рынок, — вполне обычное зрелище в стольном граде Москве.

Вышеозначенная девица не спеша шла вдоль торговых рядов, рассеянно разглядывая разложенные на прилавках и телегах товары, и добралась до самого дальнего конца рынка, где теснились в беспорядке многочисленные лабазы, стены которых были сложены из толстенных замшелых бревен, а там присела в укромном уголке на завалинку, развязала узелок со снедью, развернула его на коленях и приготовилась трапезничать. Но, по-видимому, она была не очень-то голодна, поскольку отщипывала лишь маленькие кусочки, да и жевала весьма лениво.

Вероятно, эта особа кого-то ждала, и этот кто-то наверняка был любезный друг и добрый молодец. Несколько раз случайные кандидаты на роль любезного друга пытались завязать с ней знакомство при помощи пошлой стандартной фразы: «Эй, красавица, а ты не меня ли ждешь?», но получали такой ответ, что поспешно следовали прочь своей дорогой.

Очередной прохожий, явившийся на окраину рынка уже под вечер, был совсем не похож на добра молодца. На нем была серая посконная рубаха, подпоясанная простой веревкой, такие же штаны, на голове — бесформенный колпак, какие носили крестьяне да дворовые люди самых низших должностей, дровоколы, водоносы да подметальщики. На веревочном поясе мужика висел простецкий нож с укороченной рукояткой без гарды в неказистых берестяных ножнах. В этом не было ничего удивительного, ибо нож как необходимый хозяйственный инструмент носили с собой многие. Вот длинный кинжал с гардой — это совсем другое дело, его могли нацепить на пояс только военные или дворяне. А чухонский ножик — носи, мужик, себе на здоровье, никого это не удивит. Единственное, что немного выделяло мужика из многочисленной безликой толпы таких же смердов, так это сапоги вместо лаптей. Но и они были на вид совсем старыми, порыжевшими и почти полностью потерявшими товарный вид. Наверняка он их где-то украл или купил за бесценок в кабаке по случаю у загулявшего, пропившегося до последних порток купца или стрельца. Ходил мужик ссутулившись, с опущенным взором, не то что дворяне или чиновники, не говоря уж о военных, которых за версту можно было отличить от простолюдина по гордой осанке.

В общем, судя по внешнему виду, сидевшая на завалинке разборчивая девица должна была бы послать мужика, как и всех его предшественников, куда подальше. Но она вдруг, напротив, обрадовалась, заулыбалась приветливо:

— Здравствуй, Фролушко! Давненько мы с тобой не виделись!

— Здравствуй, Катенька, здравствуй, милая! — так же вполголоса, тоже задушевно и радостно ответил ей мужик и присел рядом. — Хотя понимаю, что ты подала сигнал о срочной связи вовсе не из-за того, что по мне соскучилась. Излагай суть дела, соратница.

— Кто-то из наших разведчиков, очевидно особник, работавший в Туретчине, прошел через Дикое Поле и добрался до пограничного дозора перед Засечной чертой. Он там же умер, но успел передать сведения о готовящемся большом набеге. Молодой пограничник Ванятка с этой вестью помчался в Москву, в Разрядный приказ, по дороге он встретил наш отряд и сообщил Разику о разведчике. Тот выделил ему в сопровождение бойца, который прискакал к нам в усадьбу и передал просьбу Разика по мере возможности прикрывать пограничника, ибо велика вероятность, что того обвинят в предательстве и казнят, как казнили в прошлом году всех пограничных старшин с Засечной черты. А ведь он привез разведданные, за которые наш товарищ пожертвовал жизнью, — Катька хотела было добавить еще несколько слов об их долге перед погибшим дружинником, чести и боевом братстве русских воинов, но не стала, поскольку и так все было ясно, и продолжила бесстрастный доклад: — И только что этого пограничника увезли под конвоем из Кремля в усадьбу к Мал юте. Охраны шесть человек. Вот, собственно, и все. Надо выручать парня. Одна не справлюсь, необходима твоя помощь.

Фрол молчал несколько минут, обдумывая полученную информацию.

— Ну что ж, начнем размышлять и действовать. Усадьба Малютина мне, как ты наверняка помнишь, знакома. Я там у него в тюрьме, в подземелье пыточном в гостях побывал. Возвращаться мне туда, конечно, совсем не хочется, но, как известно, от сумы да от тюрьмы русскому человеку зарекаться не следует, — усмехнулся особник. — Однако, как ты понимаешь, беда не в том, что я обратно в тюрьму не хочу, а в том, что паренька нашего оттуда выдергивать пока что нельзя, иначе бы ты сама его уже по дороге из Кремля к Малюте отбила. Конвой из шести стражников — это несерьезно. Он должен свою весть все-таки передать, причем самому государю. Если этого не сделать, то гибель нашего разведчика будет вовсе напрасной. А так есть хоть маленькая надежда на то, что государь все же прислушается и двинет войска в нужном направлении.