Читать книгу "Чтиво - Джесси Келлерман"

— Вкусно? — спросила Карлотта.

— Гадость. — Пфефферкорн хотел отставить тарелку — и сморщился от боли в сломанных ребрах.

— Бедненький, — сказала она.

— Ты как?

— А что я?

— Как себя чувствуешь?

— Ты еще спрашиваешь?

— В смысле, тебе ничего не повредили?

Карлотта пожала плечами:

— Сначала слегка отлупили, но потом обращались сносно.

— Не лезли?

— Лез… а! — Она поежилась. — Нет, без этого.

— Хорошо, — сказал он. — Я хотел выяснить, прежде чем…

— Прежде чем что?

— Прежде чем это.

Любовь. Потная, осторожная, акробатическая. Запредельная.

Она лежала рядом, перебирая его волосы.

— Так мило, что ты отправился меня спасать. Глупо, но мило.

— Это мой девиз.

— Как же ты меня отыскал?

Он все рассказал. Вышла сага.

— Все ужасно запутано, — сказала она.

— Я так и не понял, кто говорит правду.

— Наверное, все понемногу.

— Меня послали на заведомый провал, — сказал он. — Я пешка в их игре.

— Нашего полку прибыло.

— Никто не собирался тебя выручать, так, что ли?

Карлотта пожала плечами.

— Ты же могла погибнуть.

— Вероятно.

— Похоже, тебя это не очень волнует.

— Когда-нибудь все умрем.

— Ты слишком снисходительна к тем, кому на тебя плевать.

— Волков бояться — в лес не ходить, — сказала она. — Будем справедливы: благодаря им я жила в комфорте. Во всем есть компромисс.

— Давно ты шпионка? — спросил он.

— Даме такие вопросы не задают.

— Билл тебя втянул?

Карлотта засмеялась:

— Нет, я его завербовала.

— Ты его любила?

— Немного.

— А меня?

— Я всегда тебя любила, Артур.

Второй заход.

— Прости, что не скачем галопом в туманную даль, — сказал он.

— И так хорошо.

— Я все присматриваю писаного красавца к твоему дню рождения.

— Жду не дождусь, — улыбнулась Карлотта.

Третий заход.

— Куда мы плывем? — спросил Пфефферкорн.

— Завтра Касабланка, последняя остановка по эту сторону Атлантики. В Гаване первым делом покажись врачу.

Пфефферкорн кивнул.

— Обещай мне.

— Конечно, — сказал он. — Но я здоров, когда ты рядом.

— О том и речь.

До него не дошло.

Потом он понял.

— Нет, — сказал он.

— Слишком опасно быть рядом с тобой, Артур. А тебе — со мной.

— Карлотта. Прошу.

— Я работаю с ними тридцать лет. Знаю ход их мыслей. Они терпеть не могут оставлять хвосты.

— Я не хвост.

— Для них — хвост. Ты слишком много знаешь. К тому же если Жулк не соврал, то после твоего побега он непременно откажется от газовой сделки. Для нас это громадная неудача. Наши взбеленятся. Кого-то нужно обвинить, а из тебя выйдет прекрасный козел отпущения.

Помолчали.

— «Для нас»? — спросил Пфефферкорн.

— Прости, Артур.

Пфефферкорн налился тяжестью.

— Уезжай куда-нибудь подальше, — сказала Карлотта. — Начни сначала.

— Я не хочу начинать сначала.

Карлотта ладонью накрыла его руку:

— Прости.

Они смолкли, прислушиваясь к стуку волн о борт корабля.

— Только не говори, что я мотылек и лечу на огонь, который меня погубит, — сказал Пфефферкорн.

— Хорошо, не буду.

Волны ярились.

— Возьми меня, — попросила Карлотта.

Пфефферкорн повернулся к ней. Взгляд ее полыхал болью. Поцелуем он закрыл ее веки. Потом сам закрыл глаза и исполнил свой долг.

111

Они стояли на палубе. Всходившее солнце золотило улицы старого города, крик муэдзина растворялся в стуке floukas[21]о причал. Оберегая сломанную ногу, Пфефферкорн оперся на релинг. Карлотта поддерживала его за талию.

— Ты не представляешь, как я буду по тебе тосковать, — сказала она.

— Представлю.

Она шагнула к сходням.

— Карлотта…

Она обернулась.

— Прочти на досуге, — сказал он.

Карлотта сунула письмо в карман, чмокнула Пфефферкорна в щеку и сошла на берег.

Пфефферкорн проводил взглядом стройную фигуру, покидавшую причал. Карлотта направлялась в американское посольство, откуда свяжется с местным оперативником. Она скажет, что западные злабы ее выпустили, после того как Пфефферкорн, захваченный восточными злабами, был казнен. Он исчезнет, прежде чем кто-либо начнет его искать.

Яромир помог ему спуститься в лазарет. Уложил в постель и дал кружку с теплой труйничкой.

— Ваше здоровье, — сказал он.

Пфефферкорн сделал большой глоток, опаливший нутро.

7

БОГ ИЗ МАШИНЫ

112

Mercado[22]хорошо вписался в облик приземистой, сонной, морем просоленной деревни. Утром он оживал еще затемно — рыбаки сгружали ведра с копошившимися кальмарами и ветхие мешки с креветками. К половине шестого подъезжали продуктовые фургоны, и к девяти весь улов, кроме дрянной мелочи, уже разбирали. Далеко за полдень народ восставал от сиесты: разморенные выпивкой мужики зевали, полногрудые женщины шугали полуголых ребятишек с удивительными лицами древних индейцев, мальчишки гоняли изодранный свистящий futbol, пока сладкий запах тушеной свинины не утягивал их домой.

В широкополой соломенной шляпе Пфефферкорн шел вдоль рядов, выбирая помидоры. Он уже не стеснялся торговаться из-за пары песо. На рынке торг был не просто уместен, а желанен — так танец освежает докуку флирта. Продавец взвесил шесть спелых томатов, отобранных Пфефферкорном, и объявил, что покупка тянет на одиннадцать килограммов. Esridiculo,[23]ответил Пфефферкорн. В истории сельского хозяйства еще не было случая, чтобы полдюжины помидоров имели подобный вес. Он пригрозил, что пожалуется алькальду и падре, но, если что, прибегнет к помощи своего мачете (которого не было), а затем рубящим движением впечатал деньги в прилавок, категорически отказавшись прибавить хотя бы сентаво. Такие покупатели, заныл продавец, его разорят, ведь он и так сделал скидку паршивому гринго, который смеет разговаривать с ним в подобном тоне. Совершив еще по паре словесных выпадов, Пфефферкорн и продавец сошлись на вчерашней цене и ударили по рукам.