Читать книгу "Пожиратели таланта - Анна Данилова"

Нет-нет, это не могло быть неправдой! И весь этот дом ему не приснился!

* * *

Эх, Михаил, и зачем он только затеял весь этот разговор?! Только все испортил. И почему теперь хочется все проверить, выяснить, докопаться до истины? Задавать миллион вопросов Валентине он не решится. Она может обидеться. А ему так не хочется причинить ей боль.

Вечером, после ужина, когда Валя (он видел это в окно) пропалывала цветы, он залез в ее письменный стол, где она хранила документы и платежные счета, и смог убедиться, что все эти квитанции – правда, их было всего-то три: за воду, электричество и газ – оформлены на имя Валентины Орешиной. Вряд ли, если бы это был не ее дом, она заполняла бы бланки.

Свидетельства о праве собственности на дом, которое выдается регистрационной палатой, он не нашел, но решил, что продолжит поиски завтра.

Что говорить, Звягинцев сделал свое черное дело, заставил его отныне оценивать каждое произнесенное Валей слово особо, применительно к возможности мошенничества с ее стороны.

– Игорь? Что-то у тебя сегодня совсем аппетита нет. Тебе не понравилась рыба? Может, картошки пожарить? Или картофельных оладий? Ты здоров?

Он посмотрел на нее, такую расстроенную, озабоченную и вместе с тем милую и выглядевшую как бы испуганной, и понял, что не может больше молчать. Зачем в чем-то сомневаться, когда он может рассказать ей все как есть и объяснить, что его беспокоит?

– Знаешь, меня пригласил сегодня в кафе Миша Звягинцев. Понимаю, он сгорает от любопытства. Хочет узнать, что нас связывает и, самое главное, где мы живем? И я, ты знаешь, сказал ему, что мы живем здесь, в Зоналке.

– И что? – Валентина моментально изменилась в лице, побледнела. – Он не поверил? Или спросил тебя, что ты, мол, нашел в этой бабе? Так?

* * *

Он тотчас пожалел, что решился на этот откровенный разговор! Вот чувствовал же, что сделает ей больно, и все равно сделал. Чтобы самому освободиться от подозрений?! Дурак!

* * *

– Извини. Я не должен был говорить с тобой об этом... Извини, извини! Просто я решил, что нет смысла от кого-то что-то скрывать. Мы же решили жить вместе, так почему же мы должны от кого-то прятаться? Вот я и сказал, что мы живем за городом.

– И правильно сделал, – она тяжело вздохнула. – И ты – молодец. Скажи, Игорь...

* * *

Она некоторое время смотрела на него долгим, словно прощальным взглядом, и Игорю вдруг показалось, что все то, что с ними произошло в последнее время, на самом деле было игрой. Ужасной, циничной и отвратительной игрой, смысла которой он пока еще не понял...

– Валя?..

– Скажи, Игорь... ты меня любишь?

– Конечно, люблю! Не сомневайся...

* * *

Ему вдруг показалось, что он видит перед собой не одну Валентину, а сразу двух: одну – Валю, которую он уже любил и с которой ему было хорошо, спокойно, и другую Валентину – очень странную женщину, задумавшую что-то такое, о чем он не догадывается, но что может разрушить всю его жизнь. Он не мог понять, откуда вдруг взялось это страшное чувство приближающегося одиночества.

Он позвал Валентину, усадил ее к себе на колени. Он любил, когда она сидела на его коленях и обнимала его за шею, целовала его.

– Думаю, нам в скором времени придется расстаться... – сказала она, покрывая поцелуями его щеки, лоб, волосы. – Ты даже представить себе не можешь, как я благодарна тебе за все то, что испытала благодаря тебе!

– Валя, что ты такое говоришь?! – Он вдруг понял, что не хочет слышать от нее правду, не хочет! Что он готов жить с ней, ничего не зная и не пытаясь угадать истинную причину, заставившую эту необыкновенную женщину взять его под свое нежное крыло. Пусть это ей кажется, что именно он приютил ее в своем сердце, сам-то Игорь знал, что все как раз наоборот, и как раз Валентина спасла его на своей груди, уберегла от совершения тех безумств, уже роившихся в его сознании.

– Ты должен уже сегодня взять свои вещи и уехать, – прошептала она, прижимаясь к нему еще крепче и не давая ему возможности увидеть ее лицо.

– Но почему?! Что-то случилось?! – Он чувствовал, как колотится его сердце.

– Ты не должен страдать из-за меня. Я сняла и оплатила номер в гостинице, квитанцию я вложила в твои вещи, они уже сложены, их осталось только упаковать в чемодан.

– Валентина, да что произошло, наконец?! – Он с силой схватил ее за плечи и посмотрел ей в глаза. В них он увидел страх и боль.

– Произошло то, что и должно было произойти. Вот только я не знала, когда именно это случится.

– Послушай, ты только сейчас говорила мне про картофельные оладьи... Что произошло?! Ты обиделась из-за того, что я рассказал о нас Звягинцеву?

– Господи, да нет, конечно!

– Ладно... Я признаюсь, – он сильно нервничал, и порой ему казалось, что он не успевает произносить вслух те слова, которые, как он хотел, она должна услышать. – Сначала я хотел узнать правду, но вот сейчас, за минуту до того, как ты сказала мне, что нам надо расстаться, я вдруг понял, что ничего не хочу знать. Ничего! Что, независимо от причины, по которой ты пригласила меня сюда, к себе, – даже если это было из-за какого-нибудь невероятного спора, да-да, я и это предполагаю... Словом, я заранее прощаю тебе все и согласен и дальше жить с тобой! И неважно, где – здесь, в этом шикарном доме, или в Завод-ском районе, или вообще на заброшенной даче. Это пока я не куплю нам с тобой квартиру.

Некоторое время она стояла в нерешительности, глядя на него, после чего соскользнула с его колен и со словами: «Хорошо, тогда пошли со мной», – взяла его за руку и повела за собой.

Они вышли из кухни, пересекли холл и свернули к узкому коридору, ведущему на стеклянную террасу.

Валентина обернулась и вновь как-то странно посмотрела на Игоря:

– Повторяю – тебя это ни к чему не обязывает.

Распахнула дверь, и Абросимов увидел лежавшего на полу мужчину. В том месте, где была его голова, темнел круг запекшейся крови.

29

Только увидев безутешную Лору и еще раз поговорив с ней, Лиза почувствовала в полной мере всю боль потери поэтессы, талантом которой она бессознательно восхищалась. К тому же ей было по-человечески жаль молодую женщину, принявшую мученическую смерть, не говоря уже о том, что ей пришлось выстрадать за сутки до смерти.

Как могло такое случиться, что ее принесли в жертву зависти, людской подлости и низости?

И как же высока, выходит, была ее поэтическая планка, заставившая сердца ничего не подозревавших людей из круга Мещерского биться с удвоенной силой, а самого Мещерского, который и ввел их в заблуждение, возвысить до уровня гения?! Невинная на первый взгляд шутка московского рифмоплета, единожды выдавшего стихи Любы за свои, имела такое мощное, а теперь уже и кровавое продолжение, что заставляла о многом задуматься! Ну почему столь унизительным страданиям зачастую бывают подвергнуты люди хрупкой, тонкой организации, творцы высокого полета, гении?