Читать книгу "Наледь - Алла Дымовская"

— То, Коля, вовсе не черт. Но истинного виновника я тебе не открою. Пока. Еще прибьешь меня ненароком сгоряча, — печально и жалко улыбнулся ему Яромир. — Ты прав в одном. Я действительно человек сейчас не последний и, думается, кое-что могу. Если сложится все к лучшему, то вспомни и обо мне. Хотя в моем случае, скорее всего, посмертно.

— Загадками говоришь, а сам будто летчик Гастелло. На таран, что ли, собрался идти в ночь? — Николай уставился на инженера несколько испуганно.

— Может, и на таран. Но только не в ночь, — задумчиво произнес Яромир, более адресуясь к себе самому, чем к случайному своему собеседнику. — Ты извини, у меня дело есть. Прощай на добром слове.

— Лучше уж до свидания, — опасливо ответил ему Коля, заерзал на узкой холодной полосе бампера, — я поеду скоро, замерз совсем. — Потом, немного помолчав, добавил, угрюмо, будто решился на что в тайном помышлении: — Ежели помощь потребуется, так я на площади кажный день как штык. Ты имей в виду, и не тушуйся. У меня жизнь тоже одна, и не скажу, чтоб твоей дороже.

Яромир очнулся, когда уже стоял на пороге «Любушки», и вот-вот готов был потянуть на себя затейливо-резную входную дверь в избушку. Ноги сами принесли его куда надо, может, в единственное место, способное разрешить его сомнения в поисках дальнейшего, верного пути. Почему именно Корчмарь? Вовсе не из-за сегодняшнего заступничества демонического бармена в пользу Царя Обезьян, хотя поблагодарить тоже не помешало бы. Сущность Костика, приоткрывшаяся публично на короткий миг, не давала инженеру покоя, словно именно теперь не было ничего важного более, чем ее прояснение. Будто не висели цепями на нем беды и грехи, требующие быстрейшего исправления и раскаяния, но Яромир взял да и подался в «Любушку», спрашивается, зачем? За приданием смысла реальности? Полноте, нужно ли это сейчас? Выходило, что нужно, и даже вперед всего.

Пока шел, думал, оттого не замечал, куда шел. Как же невнятно и странно все получается. Выходит, сила города, могущая помочь, отныне заключена в его слабости, а слабость врагов, наоборот, в их самоуверенной силе. Диалектическое противостояние, из него только и может народиться что-то путное. Дешевая, бездумная бравада — как следствие, идиотское нарушение запрета, вызвали катастрофу, которую не ждал никто. Немедленно зеркальное пространство города Дорог заставило измениться под себя внешний мир, по его, Яромира, вине. Мало того. Процесс, поневоле запущенный в обычном, человеческом бытии, обратно и безоговорочно влиял на город, лишь усугубляя разрушительные стихийные течения. Получался круговорот и мертвая петля, из которой, на первый взгляд, не было исхода.

Чего конкретно хотел он от Корчмаря, инженер не смог бы выразить и в десятках предложений. Тем не менее тащило его, упрямого, будто жертвенного черного козла на привязи, животное чутье, первобытное и хищное, далекое даже от разумной интуиции, и вот привело к порогу. Яромир смахнул грубо вязанной варежкой снег с раскрасневшегося лица, толкнул решительно дверь.

Тепло в мгновение ока окутало его, вкусные запахи защекотали ноздри, приятный предзакатный сумрак поманил в рассеянное отдохновение. В пивной было людно, почти все столы и табуреты оказались занятыми, головы присутствующих, словно по команде секретного дирижера, обратились в сторону вновь прибывшего. Причем некоторые с явно недружелюбными намерениями. Однако гневных слов произнесено не было, кое-кто пробурчал и приветствие.

Костик сегодня не прятался в подсобке, сновал по залу, разнося заказы и собирая фиксированную плату, в сторону инженера не удосужился и посмотреть. Дескать, коли надо чего, так он весь тут и к услугам, а коли не надо, так наше вам с прибором. Яромир, не желая вторгаться ни в чью приватную компанию, направился прямиком к стойке. Нарочито спокойно и демонстративно спиной к шепчущейся публике, пристроился он возле медного бочонка с кранами. Стал ждать.

Кто-то потянул его за край расстегнутой куртки, скорее даже рванул с озлоблением, заставив Яромира обернуться.

— Ах ты глист утробный! Изъел, хуже проказы, теперь и сюда добрался! — крикнул ему в ухо нетрезвый до свинячьего облика Фима Степанчиков, это и был он. — Коммерцию картофельную мне изгадил, счастье в будущем семейное порушил, еще и выпить чувствительно не даешь!

Фима, парень, в общем-то, дюжий, хотя и стоял нетвердо на ногах, но умудрился подхватить ближайший свободный табурет, пудовую махину угрожающих размеров, и даже успел воздеть страшное оружие вверх, без сомнений намереваясь обрушить его на голову заводского сторожа.

— Но-но! Остынь, багатур! Остынь, говорю! — Басурманин, он же портной Хамраев, подоспел на выручку инженеру, с вялой покорностью ожидавшему своей судьбы, отнял табурет, отбросил не без усилий, зато с яростными, непереводимыми ругательствами на татарском, видимо, языке.

Табурет, отлетевший недалеко, попал в кого-то из отдыхающих посетителей пивной, причинив, очевидно, травматическое неудобство, немедля послышались выкрики уже в адрес Басурманина, тот отвлекся, чтобы ответить достойно, и просчитался. Фима тоже не зевал зря. Нога его, обутая в кондовый полуботинок-говнодав сорок пятого размера, врезалась Хамраеву точно в пах. Басурманин взвыл по-волчьи от свирепой боли и, как был, скрючившийся, ударил ответно обидчика бритой головой в солнечное сплетение. Все повскакали с мест. Никто уже не желал вкушать напитки и яства тихо, смутные и темные энергии, закваской бродившие давно и подспудно в универсальных и людских мятежных душах, нашли, наконец, выход. В пивной, натурально, завязалась драка.

Яромир, вовсе не в страхе за себя, а дабы не мешать и не маячить по-прежнему черным козлом отпущения, подстрекая и без того распоясавшуюся толпу, скромной улитой отполз за стойку, чтобы переждать разразившееся безобразие. Спустя несколько мгновений рядом с ним оказался и Костик. Демонический бармен присел рядом с инженером на пол, в полном молчании и со стоическим равнодушием к урагану, разносящему в данный момент его собственное заведение. Покосился на Яромира синим глазом, скривил полные губы в сардонической привычной усмешке. Значит, все в порядке, значит, все как надо. Яромир, в свою очередь, успокоился, хотя и прежде не слишком волновался. Так они оба и сидели некоторое время.

Вдруг под низкими сводами избушки воцарилась неживая тишина, будто посторонняя и незримая рука отключила звук. Словно отрезанная пленка на магнитофонной бобине, вот еще она играла, а в следующую секунду мелодия оборвалась, не имея возможности вернуться. Корчмарь, а следом за ним Яромир выглянули из-за стойки. Первый — лениво любопытствуя, второй — несколько с опаской. Внутренний интерьер «Любушки» произвел на Яромира впечатление неоднозначное. Как бы застывший стоп-кадр, развернутый в панораме, наподобие Бородинской битвы. Кто-то замер с пивной кружкой, занесенной в руке, у кого-то, напротив, эта же кружка уже разлеталась осколками на чужом темени, на стенах красовались не успевшая стечь солянка и ошметки яичницы, кое-где пылали киношно кровавыми пятнами разбитые бутылки томатного кетчупа. Ободранные абажуры остановились в полете, липкие мухоловные ленты серпантином висели в плотном воздухе.