Читать книгу "Вор с Рутленд-плейс - Энн Перри"

Шарлотта притворилась, что ей трудно поверить в такое, хотя, сказать по правде, мысль о новом браке, случись что с Питтом, казалась ей самой довольно-таки абсурдной.

— Пусть бы даже исключительно для того, чтобы чувствовать себя за спиной у мужа в большей безопасности? — Она попыталась придать голосу побольше искренности. — В конце концов, у нее ведь двое детей.

— И блестящий ум деловой леди. — Теперь Аларик уже открыто забавлялся. — Правда, тем, чем она занимается, не принято хвалиться в обществе — вследствие чего, полагаю, она и предпочитает помалкивать о своем бизнесе. Особенно с тех пор, как в сфере ее интересов оказались всевозможные ванные разности… — Его улыбка сделалась еще шире. — И совсем не те, которые леди с Рутленд-плейс сочли бы подходящими, — дизайн ванн и прочая сантехника. К тому же Теодора одарена богатейшим воображением в том, что касается продаж, и крайне педантична в делах финансовых. Полагаю, она уже добилась на этом поприще значительных успехов.

Шарлотта знала, что на лице ее застыла глупая улыбка. Это было так смехотворно безобидно, даже потешно, что хотелось рассмеяться. Совладав с эмоциями, она уже начала подниматься, но не успела подобрать слов извинения, как горничная вновь открыла дверь, чтобы вкатить столик с пирожными, и буквально тут же в комнату вошла Кэролайн.

Шарлотта замерла в нелепой позе, улыбка на ее устах угасла.

В первое мгновение Кэролайн не заметила дочь — взор ее, восторженный и возбужденный, был обращен на Аларика. Затем она увидела Шарлотту и тотчас же смертельно побледнела. Она смотрела на дочь, как на нечто рогатое, внезапно выросшее из-под земли.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Вкатившая столик горничная буквально остолбенела от испуга.

С неимоверным усилием Кэролайн сделала глубокий вдох, потом еще один.

— Прошу меня извинить, мсье Аларик, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Похоже, я вам помешала. Простите.

И, отступив за спину служанки, мать Шарлотты исчезла за дверью.

Шарлотта мельком взглянула на Поля Аларика: на его белом, потрясенном — такое же, должно быть, было и у нее — лице отразилось то же, что чувствовала и она сама. Пробежав через всю комнату, Шарлотта отодвинула в сторону служанку и широко распахнула дверь.

— Мама!

Кэролайн была в прихожей и не могла ее не слышать, но даже не повернула голову.

— Мама!

Лакей открыл парадную дверь, и Кэролайн вышла на солнце. Шарлотта последовала за ней. Выхватив на ходу из рук лакея накидку, она сбежала по ступенькам на мостовую и, поравнявшись с Кэролайн, коснулась ее локтя. Не глядя на дочь, та резко отдернула руку.

— Как ты могла? — произнесла она очень спокойно. — Моя родная дочь! Или твое тщеславие столь велико, что ты способна так поступить со мной?

Шарлотта вновь потянулась к ее руке.

— Ничего не говори, — Кэролайн резко отстранилась. — Ничего не говори, прошу тебя. Никогда больше. Не хочу даже знать тебя.

— Ты ведешь себя просто глупо, — сказала Шарлотта, не поднимая голоса, иначе их бы услышала вся улица. — Я пришла туда, чтобы выяснить, откуда у Теодоры фон Шенк взялись все эти деньги.

— Не лги мне, Шарлотта. Я вполне в состоянии и сама понять, что происходит!

— Уверена? — повторила Шарлотта, злясь на мать не из-за того, что та составила себе неправильное мнение, а из-за ее ранимости, из-за того, что та позволила себе погрузиться в мечты, грозившие разрушить все то, что имело в ее жизни хоть какое-то значение. — Ты уверена, мама? Думаю, если бы ты могла взглянуть на всю эту ситуацию трезво, то поняла бы, как уже поняла я, что он тебя совсем не любит. — Она увидела слезы в глазах Кэролайн, но вынуждена была продолжать: — И дело здесь не во мне или в какой-то другой женщине. Он просто не понимает, что твое чувство к нему есть нечто большее, нежели родившийся из скуки флирт. Ты возвела вокруг него целый романтический образ, который не имеет ничего общего с тем человеком, который скрыт под этим образом. Ты же совсем его не знаешь! Видишь только то, что желаешь видеть!

Она взяла мать за руку, и на сей раз Кэролайн не нашла в себе сил ее отдернуть.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — продолжала Шарлотта. — У меня было то же самое с Домиником. Я нанизала на него все мои романтические идеалы, облачила его в них, словно в доспехи, но и понятия не имела, какой он под ними. Это было нечестно! Мы не имеем права примерять к кому бы то ни было наши мечты, надеясь, что он будет носить их для нас. Это не любовь! Это слепое увлечение, ребячество, причем опасное! Только подумай, каким одиночеством это грозит. Тебе бы хотелось жить с кем-то, кто даже не смотрит на тебя, даже не слушает тебя, видя в тебе лишь предмет своих фантазий? С кем-то, кого ты придумала, на кого возложила ответственность за твои чувства, чтобы и обвинить их во всем? У тебя нет права поступать так с другими.

Кэролайн остановилась и пристально посмотрела на дочь; по щекам у нее побежали слезы.

— Ты говоришь ужасные вещи, Шарлотта, — прошептала она хриплым, прерывистым голосом. — Просто ужасные.

— Нет, отнюдь. — Шарлотта решительно покачала головой. — Это всего лишь правда, и если ты присмотришься к ней получше, она тебе даже понравится. Даст бог, так оно и будет!

— Понравится? Ты заявляешь, что я выставила себя нелепой идиоткой перед человеком, которому нет до меня никакого дела, и что даже те чувства, что у меня были, — всего лишь иллюзия, причем эгоистичная, не имеющая ничего общего с любовью, — и мне это должно понравиться?!

Шарлотта обвила мать руками, потому что хотела быть ближе к ней, разделить с ней ее боль, утешить ее. Кроме того, смотреть сейчас ей прямо в глаза было бы вторжением в ее частную жизнь, слишком глубоким, чтобы забыть о нем потом.

— Возможно, «понравится» — глупое слово, но когда ты увидишь, что это правда, ты обнаружишь, что ложь — это нечто такое, о чем тебе даже и вспоминать не захочется. И поверь мне: каждый, кто был способен на подобные чувства, хоть раз в жизни, но выставлял себя дураком. Мы все, влюбляясь, выстраиваем для себя какой-то образ. Главное — сохранить эту любовь и после того, как очнешься.

Какое-то время ни одна, ни другая ничего больше не говорили — просто стояли на тротуаре, обнявшись. Затем, мало-помалу, Кэролайн стала успокаиваться, расслабляться, напряжение ушло из нее, и боль из гнева перешла в обычные рыдания.

— Мне так стыдно, — прошептала она едва слышно. — Ужасно стыдно!

Шарлотта еще крепче прижала ее к себе. Говорить больше нечего. Слова здесь уже ничем не помогут — только время.

Где-то вдалеке раздался стук копыт — кто-то еще явился с ранним визитом.

Кэролайн распрямилась и шмыгнула носом. Пару секунд ее рука еще оставалась в руке Шарлотты; затем она отдернула ее и начала копаться в ридикюле в поисках носового платка.

— Не думаю, что пойду сегодня еще к кому-нибудь в гости, — сказала она спокойно. — Может, отправимся домой и выпьем чаю?