Читать книгу "Главное доказательство - Павел Орлов"

К чему я все это говорю? Да к тому, что построение композиции в живописи, равно как и построение кадра в фотографии или кино, подчиняется одним и тем же законам. А у меня чувство композиции развито довольно неплохо. И сейчас я мысленно прокручиваю перед глазами сцену нашей последней с Сергеем встречи. Вот он перелистывает фотографии Бердника, отрицательно качает головой и возвращает их мне. Я открываю блокнот, делаю там очередную пометку. Мы еще немного беседуем, потом я говорю, что вопросов у меня больше нет. В этот момент Власов просит разрешения написать записку Людмиле. Протягиваю ему авторучку и листок бумаги, вырванный из блокнота, и вот Сергей уже пишет, а я деликатно отхожу в сторонку, чтобы не мешать, и закуриваю.

Стоп!!! Кретин – как же я раньше-то не понял?! Вот оно!!! Сидящий напротив с авторучкой Власов как бы отображает меня, но отображает зеркально – я ведь сам парой минут раньше писал в своем блокноте. Зеркально! А это значит, что эту самую авторучку он держит в левой руке. Сергей – левша!!!

Между прочим, ваш покорный слуга мог бы об этом догадаться значительно раньше. Людмила же говорила, что он был в своей команде лучшим левым крайним, а левый край в гандболе – левша по определению. Вот вам снова – внимание к мелочам! Ох, прав был мистер Шерлок Холмс.

– Знаешь, Павел, ты ведь меня этим своим экспериментом с резиновым пальцем основательно в тупик поставил, – подает голос Коротков, о существовании которого я на мгновение позабыл. – Вот я и взял с собой копии всех нужных материалов, чтобы дома в спокойной обстановке поработать. Сам отпечаток в «живом» виде посмотреть возможности не было – его следователю возвратили вместе с заключением экспертизы, осталось только фото. А по снимку разве скажешь что, особенно когда след не очень четкий. И тут вдруг вспомнил, как ты этот фокус с правой и левой рукой проделал, ну, и стал в протоколе осмотра места происшествия копаться. А когда увидел это несоответствие – отпечаток левой руки на правой стороне – и сам попробовал возле двери буквой «зю» постоять, тогда сразу и понял, что тут действительно имитация.

– Почему же твои коллеги раньше на это несоответствие внимания не обратили?

– А как? По закону, еще с советских времен, тот эксперт, который осматривал место происшествия, не имеет права производить исследование изъятых в ходе этого осмотра вещественных доказательств. И какой умник это в свое время придумал? В провинциальных городках, где экспертов мало, на это откровенно плюют. Если из-за каждого пальца в область материал возить, то сам понимаешь, что будет. А мы стараемся это правило соблюдать, чтобы потом не давать адвокатам лишних поводов для формальных придирок. В твоем случае квартиру осматривал эксперт из районного отдела и сделал все очень грамотно. Попробуй он этот след как-нибудь откопировать, то, скорее всего, загубил бы его к чертовой матери. Но эксперт выпилил фрагмент дверной коробки – и правильно сделал. Его главной задачей было этот отпечаток изъять в целости, но, в принципе, по фигу было, левая это рука или правая.

А экспертизу самого выпиленного фрагмента делал уже Шерстюков – здесь вот как раз, в этом самом кабинете. Он палец идентифицировал, и идентифицировал четко, но при этом ему уже по фигу было, где именно этот след нашли. Да и не мог Леха этого знать – ему же только дерево на экспертизу пришло. Главное было установить лицо, оставившее след. Ну, а у следователя, который мог бы, в принципе, все эти факты свести воедино и заметить несоответствие, до этого просто руки не дошли. У него и дело не одно, и бумаг столько, что дай бог все подшить успеть. К тому же – такая улика! Кто мог в крови убитого руку испачкать, кроме самого убийцы?

Я снова вспомнил нашего прапорщика Трофимчу-ка: «Кандидат наук – это вам не мухи нас**ли!» Меня всегда восхищала Димкина способность доходчиво и убедительно аргументировать свои тезисы. «Дайте мне точку опоры – и я переверну Землю!» – заявил Архимед. «Дайте мне тезис, и я его опровергну», – вполне мог бы заявить Коротков. Если бы ему, к примеру, поставили задачу доказать, что не Земля вращается вокруг Солнца, а наоборот – Солнце вокруг Земли, мой друг мог бы на равных сражаться с добрым десятком астрономов, доводя их до белого каления неотразимостью доводов и безукоризненностью логики.

Между прочим, неожиданное осознание того факта, что Власов – левша, заставляет задуматься и еще об одном немаловажном моменте. Я вытаскиваю мобильник и, сделав Димке предостерегающий жест рукой, нажимаю кнопку вызова нужного мне абонента.

– Добрый день, Сан Саныч! Орлов. Не отвлекаю?

– Приветствую, Павел Николаевич! Нет – говорите.

– Я вот о чем подумал. Сергей Власов, как выяснилось, левша. И в этой связи сразу возникает вопрос: что мы имеем по направлению и характеру повреждений на теле Глебова? Могли ли эти удары вообще быть нанесены левой рукой?

– Дорогой мой, да вы совсем прокуратуру не уважаете. Что ж, по-вашему, я не обратил внимания, в какой руке мой подследственный авторучку держит? И с медиками говорил. По характеру повреждений никаких выводов подобного рода сделать нельзя, ибо удары наносились сверху вниз. Угол атаки ни о чем не говорит – там все зависит от того, в какой позиции относительно жертвы находился преступник в это время. А левша он или правша – сказать невозможно. Как там ваше расследование идет, если не секрет?

– Какие же от вас, Сан Саныч, у меня в данном случае могут быть секреты? Продвигается расследование.

– И каковы результаты? Что, Власов действительно не убивал?

– Не хотелось бы вас огорчать, но. нет, не убивал!

– Это хорошо, что вы не хотите меня огорчать, – усмехается Крутиков. – Но, по совести сказать, если ваш протеже окажется невиновным, то меня это отнюдь не огорчит. Напротив – он даже чем-то мне симпатичен. Однако на слово в данном случае я не поверю даже вам – это, надеюсь, понятно. Так что соизвольте представить факты! Факты, изобличающие подлинного убийцу. Тогда и поговорим.

– Чем в настоящее время и занимаюсь, – послушно киваю я.

– Договорились. Только учтите, пожалуйста, что время уже поджимает. И постоянно держите меня в курсе. А то вон – с Власовым встречались, а мне не сообщили.

– Там значимой информации не было, Сан Саныч.

– Ну-ну. Всего хорошего!

Больница, как оказалось, находится совсем недалеко от родной конторы – на углу Чайковского и Моховой. Нет, пусть уважаемый читатель не волнуется – со мной все в порядке: здоров, как бык. И вообще, с врачами я гораздо чаще встречаюсь не в качестве пациента, а в рамках исполнения служебных обязанностей.

Поплутав немного по замысловато изогнутым коридорам старого здания, я стучусь в дверь кабинета, хозяин которого, если верить табличке на двери, – «Заведующий отделением к. м. н. Лейкин Илья Борисович».

– Войдите!

Я толкаю дверь и оказываюсь в довольно скромном и типично врачебном кабинете. После полумрака невольно прищуриваюсь, ибо, хоть свет и неяркий, внутри все просто сверкает белизной – от кафеля на стенах до накрахмаленного халата на вешалке. Даже полотенце возле небольшой раковины оказывается белым и. чистым. Комната кажется достаточно просторной еще и потому, что всю ее обстановку составляют письменный стол, над которым на стене укреплена двухъярусная книжная полка, пара стульев, дерматиновая кушетка и лабораторный шкаф с застекленными дверцами. Стены кабинета в какой-то степени оживляются висящими на них парой гравюр в деревянных рамках, а также большим плакатом с изображением человеческого тела, испещренного какими-то точками с пояснительными иероглифами.