Читать книгу "Все мы только гости - Евгения Горская"

– Нет, – покачала головой та, что поживее.

– А вы здесь давно… прогуливаетесь?

– Давно, часа два, – вздохнула живенькая, поняла, что проболталась, и куснула губки.

Теперь и на эту Сергею стало противно смотреть, и он уставился на отцветающий клевер вдоль дороги.

– Почем женские услуги нынче, девочки? – Влад вылез из машины, улыбнулся.

– Вы… вы что?! – попыталась обидеться ленивая.

– Да ладно, – засмеялся Влад. – Вы нас уж совсем-то за дурачков не держите.

– Влад, кончай. Дядя шутит, девочки, – усмехнулся Сергей Михайлович. – Мы малолетками не интересуемся.

Девки ему опротивели, он понимал, что ни в чем они не виноваты, родились дурами у таких же дур, а все равно неприятно, как будто ему не сорок, а столько же, сколько этим, в шортиках. Как будто он не встречал в жизни столько мерзости, что давно должен удивляться как раз ее отсутствию.

– Я вот чего не пойму, – не унимался Влад. – Вам что, на хлеб не хватает? Что вы себе жизни-то портите? Про опасность вашей работы я говорить не стану, вы ее лучше меня знаете. Я про другое. Я вот никогда бы на шлюхе не женился, и никто в нормальном уме не женится. Зачем вам это? Ну, погуляете вдоль дороги лет десять, а потом что?..

Девчонки стояли молча, глаза у них стали совсем пустыми, даже у той, что вначале казалась более живой. Влад махнул рукой, уселся рядом с Сергеем и заговорил, когда они уже подъезжали к городу.

– Серега, я думаю, надо по реке прокатиться.

– Считаешь, он ее на пикник повез? – усмехнулся Сергей Михайлович.

– Если он время тянет, самое милое дело у реки перекантоваться.

– Ну давай, – равнодушно согласился Сергей. – Найдешь лодку?

– Найду, ясное дело.

В кабинете было прохладно, с улицы даже показалось, что холодно. Сергей Михайлович сел за стол, рассеянно посмотрел на портрет Полины Васильевны.

– Лена! – крикнул секретарше.

– Да, Сергей Михайлович. – Возникнув в проеме, она взглянула на него с сочувствием.

– Иди домой.

– Но…

– Иди. Я все равно сейчас уеду.

Лена помялась, переступила ногами и тихо исчезла, плотно прикрыв за собой дверь.

Он протянул руку, легко сломал деревянную рамку, вынул старую фотографию и тщательно порвал ее на мелкие кусочки.

Домой Николай Иванович повел Лину вдоль железнодорожных путей. Дорожка под липами казалась ровной, словно вычерченной. Лина сорвала соцветие донника, растерла в руках, наслаждаясь, вдохнула запах.

– Как трава называется, знаешь? – покосился на нее Николай Иванович.

– Конечно.

– Бабка твоя все травы знала. А нынешняя молодежь скоро ольху от березы отличать разучится.

– Данные в фотоаппарате сохранились, да, Николай Иванович? – не глядя на него, спросила Лина.

Он растерялся, никак не ожидал такого поворота. Сказать «нет» не успел, а потом стало уже поздно, она все поняла правильно. Допрашивать он умел, а самому быть допрашиваемым не приходилось.

– Там изображено что-то у тети Клавы в саду? Ковш, который погиб в тот день? Да?

Он не ответил, собираясь с мыслями.

– Я только не пойму, при чем тут тележка, – не унималась Лина. – Тележка тоже была на снимках?

– Это не важно… – наконец обрел он дар речи. – Как ты догадалась?

– Я же не совсем дура, – усмехнулась Лина. – Зачем бы еще вы понесли домой сломанный фотоаппарат? По дороге можно было его выбросить. И вообще… Меня обмануть трудно, я все-таки вас всю жизнь знаю. Значит, накануне смерти Ковш был у тети Клавы… До чего же кличка дурацкая, противно выговаривать.

– Черт с ней, с кличкой. Плохой я мент. – Он покачал головой. – Ковш у Клавдии был, а я этого не узнал. Ведь догадывался, полсотни человек, наверное, опросил, но не выяснил.

– Вы подозревали тетю Клаву?

– Ясное дело, подозревал. Верное решение всегда самое простое. Смерть Ковша была выгодна Сереге, кто же для него постарался, если не Клавдия? И дрянью человека опоить могли только врач или медсестра. Конечно, я Клавдию подозревал.

– Теперь давайте про тележку. – Лина опять сорвала веточку донника и растерла в руках.

– Ясно, что Клавдия бесчувственного Ковша не волоком на себе к реке тащила, она могла отвезти его только на тележке. Выходит, что бабушка твоя то ли, снимки разглядывая, Ковша заметила, то ли в натуре видела и вспомнила, но тоже поняла, что увезти труп можно только на тележке и никак иначе. На машине, конечно, проще, но машин на нашей улице в тот вечер не наблюдалось, это я проверил. Свою тележку Клавдия накануне ко мне привезла, у нее колесо отлетело, а я в тот же день починить не успел. Теперь выходит, была у нее еще одна тележка, о которой я не знал. На снимке ее хорошо видно. Думаю, она с тех пор в реке лежит.

С лугов пахло поздним клевером, таволгой, чем-то еще, терпким, почти неуловимым. Редкие облака на синем небе, какое бывает только летом, почти не двигались, словно им тоже жарко. Впрочем, сейчас Лине было не жарко, ей стало зябко и страшно.

– Когда бабушка умерла, вскрытие делали? – спросила она.

– Слушай меня внимательно. – Николай Иванович развернул ее к себе и легонько встряхнул за плечи. – Ты сегодня вечером уедешь в Москву…

– Так делали вскрытие? – Мягко высвободившись, Лина опять зашагала по ровной дороге.

– Конечно, делали, – устало вздохнул Николай Иванович. – И конечно, не искали ничего, кроме явной причины смерти.

Тогда ему не пришло в голову связать смерть Полины с убийством Ковша.

– Бабушка собралась напечатать фотки, но умерла, а фотоаппарат оказался разбит…

– Лина. – Он опять развернул ее к себе. – Ты сегодня уедешь в Москву, и я тебе обещаю, что виновные будут наказаны. Я обещаю, Лина.

– Я не поеду.

– Поедешь. Потому что я тебя об этом прошу. Понимаешь? Она не только твоя бабушка, она еще и мой близкий человек. И я должен покарать виновных. Я, понимаешь? Потому что я мужчина. Не путайся у меня под ногами и не доставай бабскими капризами. Ясно тебе?

Она ткнулась ему в грудь и тихо заплакала, а он, гладя ее по волосам, мечтал поскорее посадить ее в поезд. Ей смертельно опасно здесь оставаться.

– Ты долго еще пробудешь в городе? – Филин старался не смотреть на Тамару, уж очень хотелось снова ее поцеловать, прижать к себе.

– Нет. – Она перевернулась на бок, уставилась на него, подперев голову рукой. – Завтра домой уеду.

– А как же твой Овсянников?

– Овсянников на Линку переключился. – Тамара выпалила это раньше, чем успела подумать, что никогда никому до сих пор не рассказывала о своих сердечных неудачах, даже когда была совсем молодой и глупой.