Читать книгу "Как все было - Джулиан Барнс"

Повезло Оливеру. Такие люди, как я, не убивают. Я не смог бы перепилить ему тормоза. Один раз я напился и врезал ему головой, но вкуса к таким вещам так и не приобрел.

Жаль, я не смог бы переспорить Оливера. Доказать на словах, что он сволочь, что никакой моей вины тут нет, что Джил была бы счастлива со мной. Но бесполезно и пытаться. Ему ведь только того и надо. Весь разговор он свел бы к своей персоне, к тому, какая у него интересная и сложная натура. И кончилось бы тем, что я бы ему сказал: А ПОШЕЛ ТЫ ЗНАЕШЬ КУДА ВСЕ ТЫ ВРЕШЬ ЗАТКНИСЬ, – это тоже не принесло бы утешения.

Иногда я утешаю себя мыслью, что Оливер – неудачник. Чего он добился за последние десять лет, кроме как увел чужую жену и бросил курить? Он умный, я этого никогда не отрицал, но не настолько умный, чтобы понимать, что мало быть умным. Мало знать разные разности и уметь забавно рассуждать. Его жизненная стратегия состоит в том, что он себе нравится и думает, что если он будет продолжать в таком же духе, рано или поздно найдется кто-нибудь, кто будет ему платить за то, чтобы он оставался какой есть. Как бывает у музыкантов-исполнителей. Да только никто что-то ему этого не предлагает, и откровенно говоря, в этой маленькой деревне шансов наткнуться на такого благодетеля почти нет. Что же мы имеем? Переселенец из Англии, на четвертом десятке, с женой и ребенком, едва сводящий концы с концами во французской провинции. В Лондоне у них жилья не осталось, а можете мне поверить, лишившись жилья в Лондоне, заново им не обзаведешься. (Вот почему я откупил у Джилиан ее долю в доме. Будет куда вернуться.) Я представляю себе Оливера в будущем эдаким хипповатым субъектом, который ошивается в питейных заведениях, вымогает выпивку у заезжих англичан и спрашивает, все ли еще в Лондоне ходят большие красные автобусы? – и кстати, вы уже прочитали этот номер «Дейли телеграф»?

И вот что я вам скажу. Джилиан этого терпеть не будет, если так пойдет год за годом. Она, по сути, очень практичный и четкий человек, любит ясность и ненавидит бестолковщину. А с Оливером каши не сваришь. Ей, наверно, лучше поступить на службу, а дома с детьми пусть сидит Оливер. Хотя он, пожалуй, все перепутает и засунет в коляску кастрюлю, а младенца – в духовку. Дело в том, что она гораздо больше подходит мне, чем Оливеру.

Вот черт. Черт! Говорил же, что никогда больше не буду об этом думать. Эх, надо же… Послушайте, отпустите меня на минутку, ладно? Да нет, ничего особенного, просто я должен чуть-чуть побыть один. Я точно знаю, когда это пройдет. Слава Богу, большой опыт.

Вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох.

Вот и все.

Порядок.

Что хорошо в Штатах, это что в любое время суток можно получить, что тебе надо. Частенько бывало, я выпью и затоскую. И тогда я заказывал цветы для Джил. «Международные цветы по телефону». Диктуешь номер своей кредитной карточки, и все дела, остальное они делают сами. И что особенно ценно, отменить заказ уже невозможно.

– Что-нибудь написать, сэр?

– Ничего не надо.

– А-а, таинственный сюрприз?

Да, таинственный сюрприз. Хотя она поймет. И может быть, ей станет совестно. Я бы не против. Самое меньшее, что она может для меня сделать.

Как я уже говорил, я больше никому не обязан нравиться.

ОЛИВЕР: Я возился в огороде, старался направить на верный путь две или три незадачливые плети алого вьюнка. Они растут и завиваются, но будучи слепыми, как котята, иногда тянутся не туда. И приходится, осторожно взявшись за нежный стебель, оборачивать его вокруг бамбуковой подпорки, пока не почувствуешь, что он крепко зацепился. Совсем как малютка Сал цепляется за мой средний палец.

Ну, чем не жизнь.

Джил последние несколько дней не в духе. Послеродовая, предменструальная или лактационная раздражительность – не разберешь. Тройка темпераментов, и Олли в проигрыше. Он опять не сумел развлечь публику. Серия пятнадцатая. Надо бы, наверно, сбегать в аптеку и купить валерьянки.

Но вы-то все-таки находите меня забавным? Хотя бы чуть-чуть? Ну, признайтесь. Выдайте улыбочку! Веселее!

Любовь и деньги, ошибочная аналогия. Как будто Джил – это зарегистрированная фирма, а я выдвинул предложение о покупке. Послушайте, всем этим делом заправляет Джил, с самого начала заправляла она. Всегда в таких делах заправляют женщины. Иногда поначалу это вроде бы не так, но в конечном итоге всегда выясняется, что именно так.

ДЖИЛИАН: Он остановился в гостинице, напротив нас. Ему виден наш дом, наш автомобиль, наша жизнь. Когда я утром выхожу со шваброй мести мостовую, мне кажется, я вижу тень в одном из окон гостиницы.

В прежние времена я бы, наверно, поступила так: перешла бы через улицу, спросила бы, где он тут у них, и предложила бы ему все толком обсудить. Но теперь это невозможно, после того, как я причинила ему такую боль.

Поэтому надо ждать, как поступит он. Если он, конечно, сам знает, что хочет сделать или сказать. Он пробыл здесь уже несколько дней. А если он не знает, чего хочет?

Если он не знает, тогда я должна подсказать ему, дать ему знак. Но какой? Что я могу ему подсказать?

МАДАМ РИВ: Поль приготовил форель с миндалем, это его коронное блюдо. Англичанин сказал, что ему понравилось. Это первый раз, что он отозвался о гостинице, о своем номере, о еде. Потом сказал еще что-то, я спервоначалу не поняла. Он не особенно хорошо говорит по-французски, с сильным акцентом, мне даже пришлось переспросить.

– Я это ел один раз с моей женой. На севере. На севере Франции.

– А она, стало быть, не с вами, ваша жена? Осталась в Канаде?

Он не ответил. Сказал только, что хочет крем-карамель и потом кофе.

ДЖИЛИАН: Придумала. Мне пришел в голову не то чтобы план, но вроде того. Самое главное, что ни в коем случае нельзя посвящать Оливера. По двум причинам. Во-первых, чтобы он вел себя как надо, все должно быть естественно. Иначе на него нельзя положиться. Если я просто попрошу его сделать то-то и то-то, он обязательно все испортит, превратит в спектакль, а нужно, чтобы вышло по-настоящему. А вторая причина – что сделать это, все устроить, должна именно я. С меня причитается. Вы понимаете?

СТЮАРТ: Я стою у окна. Я смотрю и жду. Смотрю и жду.

ОЛИВЕР: Маленькие тыковки так разрослись. Я выращиваю сорт под названием rond de Nice[78]. В Англии их, по-моему, нет. Там предпочитают толстые и непристойно продолговатые, они хороши только на приморских открытках. «У вас такой замечательный баклажан, мистер Бленкин-соп!» Ха-ха-ха. Rond de Nice, как следует из названия, имеют сферическую форму. Снимать их надо, когда они больше мяча для гольфа, но меньше теннисного, немного поварить на пару, разрезать пополам, добавить ложку сливочного масла, поперчить – и наслаждайся.

Вчера вечером Джилиан устроила мне допрос по поводу одной ученицы в нашей школе. Вот уж действительно пальцем в небо. Все равно как обвинять Пелеаса, что он спал с Мелисандой. (Хотя они-то как раз, я думаю, занимались этим делом, а как же?) Словом, Джилиан принялась меня доводить. Нравится мне мадемуазель – Как-бишь-ее? – Симона? Вижусь ли я с ней? Не по этой ли причине у почтенного «пежо» опять случился родимчик на прошлой неделе? Наконец, чтобы разрядить атмосферу, я сострил: «Дорогая моя, она и вполовину не настолько хороша»… – неприкрытая цитата, как вы, очевидно, узнали, одной из реплик Оскара на суде. Ах как неразумно! Олли, как и Оскара, острословие до добра не довело. К исходу вечера Редингская тюрьма показалась бы мне пятизвездочным отелем. Что такое происходит с Джил? Вы не знаете?