Читать книгу "В ночи - Кэтрин Смит"

– Попытаюсь.

– Эта леди Осборн – по-настоящему миленькая штучка. Страшно подумать, что с ней может случиться. – Он уже не шутил. – И я огорчу ее и любого другого, кто вздумает помешать мне.

Уинтроп понял что имел в виду старик, он знал, на что тот способен, но это не остановило его. Красный жаркий туман застилал глаза. Он не думал, он действовал инстинктивно.

– Ах ты, сукин сын! – Удар кулака пришелся Дэниелсу прямо в лицо. Его голова дернулась, и он завалился назад. Жаждая крови, Уинтроп готовился к следующей атаке, поднимая на ноги бывшего ментора.

И тогда он почувствовал сталь у своего горла.

– Полегче, паренек, – посоветовал Дэниелс. Из уголка его рта сочилась струйка крови. – Мы же не хотим, чтобы твоя такая красивая голова отделилась от всего остального.

Уинтроп замер. Из пореза, которое успело нанести лезвие, засочилась кровь. Он чувствовал, как ручеек бежит по шее, но выдержал взгляд старика, храня молчание. Ему было не страшно умирать. Мучил только один вопрос: кого теперь Дэниелс отправит за тиарой.

– Если уж мне удалось привлечь твое внимание, – проговорил Дэниелс, – позволь, я объясню, как все должно быть. Ты сам притащишь тиару, понял? Мне без разницы – как, но ты это сделаешь. Откажешься – кое-кто пострадает. Говоря «кое-кто», я имею в виду того, кто тебе реально дорог. Это понятно?

Уинтроп не мог шевельнуться.

– Понятно.

Дэниелс опустил нож и удовлетворенно заулыбался.

– Отлично. Увидимся дня через два. Мне надо быть уверенным, что ты ничего не забыл.

Как будто порез на шее не достаточное напоминание.

– Приходи.

Вытерев лезвие о штаны, Дэниелс покачал седой головой.

– Ох, паренек, ты всегда был наглым плутом. По-моему, за это я любил тебя больше всех.

– Никого ты не любил, кроме себя.

– О, это неправда. Я любил тебя, пока ты не предал меня. Это у тебя, наверное, привычка такая – предавать людей, которых ты думаешь, что любишь.

– А у тебя дурить и обманывать людей, с которыми ты считаешь, что нянчишься.

Дэниелс пожал плечами:

– Я всего-навсего говорил, что тебе хотелось услышать. Все остальное ты домысливал.

Это была правда. Дэниелс всегда понимал, что сказать, чтобы Уинтроп поверил ему. И также знал совершенно точно, за какую ниточку потянуть, чтобы молодой человек поступал так, как ему, Дэниелсу, требовалось.

Если это их последнее совместное дело, Уинтропу хотелось быть уверенным, что Дэниеле больше никогда не обманет какого-нибудь молодого дурака.

– Я добуду тебе эту треклятую тиару. А теперь – проваливай.

Продолжая самодовольно ухмыляться, Дэниелс втянул лезвие в рукав и рукой потрогал разбитую губу изнутри, где накапливалась кровь.

– Ты бы лучше побеспокоился о порезе на шее, если не хочешь свалиться с лихорадкой.

Уинтроп промолчал, хотя в ответ на издевательское хихиканье старика его так и подмывало наброситься на него. Но он придумал кое-что получше, чем просто вышвырнуть Дэниелса. С ним куда как легче можно будет разделаться, если тот будет уверен, что он единственный, на чьей стороне сила.

Дэниелс не осознавал, что баланс между ними сдвинулся не в его пользу. Конечно, по-прежнему сохранялся шанс, что он сможет причинить неприятности Мойре или кому-то из его братьев. Но Уинтроп сейчас был уверен, что есть некие меры, которые можно будет предпринять против ирландца. От него требовалось лишь одно – смириться и признать, что в одиночку ой не выстоит против Дэниелса.

Дверь защелкнулась за стариком. Уинтроп подождал, пока шаги удалятся, достал из кармана платок и промокнул текущую по шее кровь. Отбросив его в сторону, он, нахмурившись, смотрел на липкое красное пятно. Дэниелс порезал его серьезнее, чем он предполагал. Слава Богу, существуют галстуки, а то пришлось бы придумывать какую-нибудь историю, ведь никто не поверит, что его камердинер смог так порезать его во время бритья.

Одно было ясно. Дэниелс все превратил в личную войну, вовлекая в нее Мойру. Уинтроп и Норт, даже Девлин и Брам – взрослые люди и прекрасно понимают все последствия своих действий. В прошлом у каждого из них были свои демоны, которые время от времени появляются и с которыми известно, как бороться. Но Мойра, она ведь ни в чем не виновата. Ей не в чем раскаиваться, не о чем жалеть, за исключением того, что поверила ему. И ему нужно было быть уверенным, что ей не придется платить за его ошибки.

Он устал быть пешкой. Настало время показать судьбе, кто на самом деле контролирует события.

Глава 13

Серое утро входило в комнату так же неотвратимо, как незваный гость. Мойра встретила его воспаленными от бессонницы глазами. С каждой минутой свет наступающего дня уводил ее все дальше и дальше от событий ночи. Сон ускользал. Разум отказывался дать ей отдых. В голове с завидным постоянством прокручивалась прошедшая ночь – самые сладкие и самые тяжелые ее моменты. Она будет вспоминать прикосновения Уинтропа тысячу раз. И миллионы раз – его предательство.

Даже сейчас, когда память заставляла ее восстанавливать картины минувшей ночи, в глубине души она отказывалась признать, что он – настоящее чудовище. В такое невозможно поверить.

В конце концов, не в силах больше лежать и думать о нем, она откинула одеяло и выскользнула из постели. Воздух холодом окутал обнаженную плоть, и она схватила капот, брошенный в изножье кровати.

Утренний свет резал глаза, и она, завязывая тесемки, повернулась к кровати. Простыня была покрыта пятнами – итог времени, проведенного в объятиях Уинтропа. Изгаженная простыня, вот и все, к чему свелась их связь. Его вероломство отозвалось больнее, чем потеря девственности. Если бы сердце могло кровоточить, ее постель сейчас вся стала бы алой.

Скрыть все от глаз слуг, которые всегда все видят и знают правду, не стоило большого труда. Она сделала несколько осторожных шагов к туалетному столику, не обращая внимания на легкую боль между бедрами. Она скоро пройдет, как и боль в душе. Причем телесная, – вне сомнения, гораздо быстрее.

Графин с вином стоял на том же месте, где она оставила его вчера. Она принесла его к кровати, вытащила пробку, осторожно наклонила, и из горлышка полилось густое бургундское. Вино выливалось на простыню, полностью скрывая свидетельства ее вчерашнего безрассудства.

Затем, пока вино не протекло на матрас, она сдернула простыни с кровати, скомкала и свернула их вместе, чтобы не было видно следов вина и всего остального, и так и оставила их лежать белым матерчатым комом. Теперь никто ничего не узнает. И можно сделать вид, что ничего не случилось.

Она осмотрела ковер, подняла глаза на сейф в стене. Картина, которая обычно его прикрывала, была все еще открыта, словно дверца. Она подскочила к ней и с размаху захлопнула ее. Никаких напоминаний. Ни сегодня, ни завтра, никогда.