Читать книгу "Очередной конец света - Александр Прокопович"

Когда у тебя такой рост — нужна большая машина. «Шевроле тахо» хорош как раз тем, что огромен, но Иван слишком много времени за последние месяцы провел за рулем. Проспал на откинутом сиденье. Кости ныли, и казалось, если ноги согнуты, то уже не разогнуть — сустав застопорится и не пустит. Он боялся, что уже не выпрямится. И надо бы просто лечь на эту огромную, как раз для гостя, кровать, в линию — натянуться, чтобы привыкнуть к несогнутости… Чуть позже.

Зайдя в номер, Иван аккуратно прикрыл дверь, так, чтобы не открылась нараспашку, и в то же время было совершенно ясно — не заперто. Наконец-то снял с плеча ремень от портфеля. Без привычной тяжести плечо слегка заныло. Такому портфелю может быть сто лет, не портфель — сумка на ремне из кожи, которая теряет со временем лоск, но остается сама собой, и её возраст уже не прочесть. Иван с ней не расставался. Он вообще привязывался к вещам. Покупал себе джинсы одного размера, одной марки в одном и том же магазине уже много лет. Иногда магазины закрывались, и тогда он искал замену. В последний раз на всякий случай купил себе сразу десяток брюк. Теперь на пару лет он спокоен. С вещами все проще и надежнее. Друзья легко терялись, стремительно превращаясь в кого-то другого. Иван трудно терпел людей, зная о будущем предательстве каждого. Вещи Ивану были верны.

Со временем придется сменить машину, но новая будет не меньше и с тем же характером. Своему портфелю он верен уже хорошие два десятка лет. Сегодня, конечно, особый случай, но и на этот раз содержимое портфеля его не подведет.

Иван разделся, аккуратно сложив одежду, принял душ. Снял покрывало и, прежде чем лечь, выложил из портфеля предметы. Скальпель. Пластырь. Бинты. Все должно быть правильно.

Уже лежа, сделал себе надрез, второй… Вдоль, а не поперек, чтобы наверняка. Для того чтобы все было идеально, он не сделал одного — не выключил весь свет, оставил зажженным бра. Так ему было привычнее. Он приготовился ждать, ждать не пришлось. Директор был прав — не сезон.

Будто кто-то ухватил лампочку у самого цоколя — то ли скрип, то ли шелест — и лампочка в бра, потеряв на мгновение контакт, мигнула. Нехорошо, ненадежно, будто можно задуть её нить… Тень сгустилась между спинкой кровати и стеной и по капле сочилась к постояльцу.

По капле сочилась кровь из ран, капля крови — капля тени, почти равномерно. Покрывало под руками начало менять цвет — вскрытые вены красят на свой лад. Тень подалась вперед, разом выросла под потолок и упала, чтобы накрыть гостя с головой.

Вдох. Выдох. Вены высохли — будто два ручья разом потеряли всю свою влагу. Две огромные руки двухметрового человека поднялись и обняли тень. Человек еще раз вдохнул и выдохнул. Сильнее прижать к груди. Тень высыхала, тень пыталась просочиться сквозь решето его рук — но не уйти, через несколько секунд она уже не пыталась вырваться, умирала, тая на огромной груди Ивана Комова.

Лампочка треснула и погасла. В номере стало темно. Просто темно. Тени в номере уже не было. Её просто не стало.

Иван был сыт. Он обманывал себя и такого предупредительного директора. Он устал, но важно другое. Он был голоден. Еще немного — и он бы просто лег и не встал с этой огромной кровати, не смог бы поднять руки навстречу тени. Утолив голод, было бы действительно хорошо просто полежать. Отлежится он позже, когда закончит остальное.

Пластырь. Сверху бинты. Он управлял движением крови, но предпочитал закрыть раны. Ему казалось — так надежнее, и в этом тоже была доля обмана. Бинты отвлекали внимание, маскировали — если есть бинт, значит, есть рана. Ивану нравилось, когда соперник считал его слабым. Ивану хотелось быть похожим на человека.

Скальпель занял своё место, взамен был извлечен предмет, еле вмещавшийся в портфель. Обернутый в зеленый шелк кожаный чехол. Содержимое чехла и было той причиной, по которой Иван почти не снимал портфель с плеча. Развернуть невесомый шелк. Открыть чехол. Осторожно достать лезвия и рукоять. Собрать. Лезвие к лезвию, звено к звену. Сомкнулись в единое — не разбить, не разомкнуть. Иван улыбнулся. Он всегда улыбался, когда будил свой клинок. И, кажется, клинок улыбался ему — в номере по-прежнему было темно, но по клинку пробежал блик — он тоже готов.

И снова ему не пришлось ждать. Дерево дверного полотна прошипело по ковру — клинок ударил коротко — не выпад, тычок — вышел из тела и вернулся по широкой дуге, чтобы перерубить шею, уже не боясь ответного удара. Туловище упало вправо, голова влево. Удара в сердце должно было быть достаточно, но Иван старался не рисковать.

До лестницы он встретился еще с двумя телами. Пока ему везло — так, как может везти жертве, обернувшейся хищником.

Его этаж был чист. Иван на мгновение застыл, пытаясь понять, почувствовать — вверх или вниз. Это было ошибкой.

Когда-то они были прислугой — горничными, охранниками, носильщиками. Когда-то они были постояльцами — командированными, путешествующими, решившими уединиться парочками… Им казалось забавным остановиться в отеле с по-настоящему нехорошей репутацией. Еще были самоубийцы. По слухам, это даже проще, чем ударная доза снотворного, — просто занять номер на втором этаже. К каждому из них в номер пришла тень.

Сейчас все они — тела. Вместилища. В их глазах не было злобы. Мясо — оно и есть мясо, его надо есть, тщательно пережевывая.

Он мог бы уйти. В конечном счете выспаться можно в любом другом месте, но клинок все еще улыбался. Иван медлил, и теперь уже не пройти вниз, к машине, — поздно. Несколько тел закрывали путь сверху — со стороны лестницы. Тела были готовы к атаке внизу. Наверное, даже сейчас он мог бы прорубить себе дорогу до порога гостиницы. Но в номере остался портфель. Ивану не хотелось его бросать.

— Это честь для моего дома, ты ведь Охотник, я не ошибся. Я могу тебя так называть?

— Можешь.

Директор прошел между телами, те отступали, будто не в силах находиться рядом. Куда-то подевалась служебная улыбка. Пожалуй, таким он Ивану нравился больше…

— Никогда не мог понять таких, наверное, думаешь, что ты один такой, Иван. — Директор менялся. Таких широкоплечих людей не бывает — он стал широк и массивен, как танк, как ожившая бетонная плита — не проломить, не пробиться — расплющит, размажет… — Ты либо останешься здесь, либо просто исчезнешь. Так уже бывало.

— Так еще не бывало. — Иван был спокоен. Он давно уже научился оставаться спокойным — потом, если это потом будет, он заново переживет ту ненужную паузу на лестничной площадке, и этот разговор, и этот бой. Ему понадобятся коньяк и ласковая девочка, чтобы отпустило. Сейчас — он спокоен, два метра ледяной готовности.

Директор ударил. Ему не нужен был меч или пика, демон — сам и оружие, и мастер оружия. Достаточно одного прикосновения — и противник начинает терять себя, становится просто телом, чаще всего умирает… Иван не двигался. Удар пришелся бы точно в сердце, если бы не клинок.

Сейчас Иван не старался ударить в ответ, он сосредоточился на том, чтобы не пропустить выпад. Каждая атака на доли сантиметра сокращала дистанцию между ними, каждый удар был болезненным. Иван терпел. Демон свирепел.