Читать книгу "Маска резидента - Андрей Ильин"

Но через сутки эмиссар погиб в дорожно-транспортном происшествии, так и не успев открыть инкогнито завербованного московского агента. Случайный «КамАЗ» разутюжил его «Жигули», как сброшенная с девятого этажа пудовая гиря — куриное яйцо.

Резидент понял больше, чем остальные. Человек из Конторы убрал единственного знающего его свидетеля, оставив только каналы обезличенной связи. В Москву уходили деньги, очень приличные деньги. Обратно поступала информация, которая этих денег стоила. Заказ — оплата — исполнение. Все это могло означать только одно — свершенное не было уже блефом! В сердце Конторы объявился предатель. Предатель, работающий в паре с другим предателем!

Странно, но от того, что он перестал быть в единственном числе. Резидент не ощутил облегчения, но одну только горечь. Он словно освежил в памяти те, с годами забытые ощущения и пережил их с новой силой. Он победил, но не испытывал чувства торжества. Шумно отпраздновав победу и заодно поминки по безвременно усопшему сотоварищу, мафиозные главари взялись за дело. Обеспечившись надежными тылами, они стали действовать с большим напором. Дела пошли в гору. Внешне жизнь Резидента обретала все более благополучные формы. А в его внутренний мир, кроме него, никто заглянуть не мог. Он жил так, как жил. А остальное не ваше дело!

Все изменилось после банально-книжного «к вам едет ревизор» сообщения конторского человека. Резидент нимало не обеспокоился. Заранее известная ревизия не ревизия — фарс. Она может найти лишь то, что ей позволят найти. По крайней мере так думал Резидент. Но в дело вмешался случай и… Контролер. Противостоя неожиданно объявившемуся противнику, Резидент предпринял все, что должен был предпринять, то есть много больше, чем смог бы простой смертный. Он находил самые нестандартные ходы, но каждый раз проигрывал. Наверное, в этой фатальной череде неудач был свой роковой смысл. И он догадывался, какой. Он утратил веру в свою правоту, превратившись в противоположность самому себе. Он потерял право на везение. Теперь судьба благоволила к его противнику. Он стал для нее нелюбимым пасынком. В какой-то не замеченный ни им, ни другими момент Резидент капитулировал. Нет, он не прекратил борьбы. Он продолжал исполнять свои функции как должно. Он анализировал быстро меняющуюся обстановку, принимал единственно верные в данный момент решения, но, и это было, пожалуй, самым главным, не доводил их до логического завершения лично, а перепоручал своим, заведомо менее опытным подчиненным.

Он избегал прямого противостояния с Контролером. Он не боялся оказаться слабым. Он опасался узнать в своем противнике самого себя. Того, прошлого, честного и азартного Резидента. Подчиняясь разрастающемуся комплексу вины, он утрачивал столь необходимую ему бескомпромиссность. Он терял хватку.

Его драка с Контролером стала игрой равных по силам гроссмейстеров. Соревнованием изощренных умов. И поэтому это была борьба, не имеющая завершения. Гроссмейстеры не умеют ставить точку. По-настоящему выиграть может только гладиатор. Его победа абсолютна, потому что его противник уничтожается физически. Переиграть бой с ним уже невозможно.

Именно на этот подводящий черту под интеллектуальным противостоянием акт физического уничтожения Резидент решиться не мог. Он не пошел на анатомический, с понятным результатом допрос — он перепоручил расстрел Контролера другим, хотя обязан был довершить дело лично. Он явно избегал острых, ранящих душу углов. Каждый раз загнав противника в щель, он оставлял ему шанс, пусть призрачный, один на миллион, но все же шанс на спасение. Он пытался переложить ответственность за последнее мгновение чужой жизни на судьбу.

В этом была его слабость. Это было пусть не очень видимой, но главной причиной его поражения. Когда случай свел в последнем противостоянии, когда для физической победы было достаточно нажать на курок, Резидент первым опустил оружие. Он не чувствовал уверенности в своей правоте. Он не мог судить другого, заведомо невиновного человека, будучи сам преступником. Он не решался убить того, кто более него заслужил право на жизнь.

Резидент проиграл бой задолго до того, как его начал. Он не сумел превратиться в настоящего врага. Он все-таки не смог до конца предать свои годами воспитанные идеалы. Планируя и совершая очередное преступление, он как бы играл понарошку. Когда «понарошку» кончилось, он потерпел крах. Его поражение было запрограммировано им самим. Он был своим главным противником. И он выиграл. И он проиграл.

Теперь, сидя на даче в ожидании своих бывших дружков, он ни о чем не сожалел. Он вдруг почувствовал огромное облегчение. Как будто вернулся из дальней разведки в свой старый обжитой окоп, к своим дорогим друзьям. «Наше дело правое, враг будет разбит, победа за нами!» Все просто, однозначно и не имеет других истолкований. Вот этого ощущения «правого дела» ему не хватало все эти благополучные и жирные годы предательства. Его не научили жить для себя, и всякий пирог, который нельзя было слопать пополам, отдавал горечью. Он долго жил в чужом блиндаже, очень уютном, теплом и сытом, но чужом. Он попал туда не по своей охоте — так сложились обстоятельства. Но теперь все в порядке, теперь он там, где надлежит быть. Он вернулся в строй! И хотя здесь, на даче, он тоже был в единственном числе, это было другое одиночество. Это было одиночество бойца, оставшегося прикрывать отход своих товарищей. Здесь его последний рубеж, здесь ему принимать бой и смерть. Но его смерть — это не просто смерть, а продолжение чьей-то жизни. Хоть даже Контролера. Жизнь не задалась, так хоть смерть удастся! Но и смерть у Резидента такая, какой он желал, не получилась. Видно, использовал он лимит отпущенного ему жизнью везения полностью. На пустяки использовал — на благополучие, на деньги, на преступную карьеру. Не дала ему судьба последнего облегчения. Глупо он умер, как и жил.

Бандиты объявились вечером. Подъехали на четырех машинах, взяли дачу в кольцо, крикнули в мегафон:

— Слышь, выйди, поговорить надо!

— А ты сам подойди — коль надо, — отвечал Резидент, готовя к бою свой арсенал: автомат для дальнего боя, пистолеты для ближнего и еще консервный нож. Он хоть и консервный, но в умелых руках животы вскрывает не хуже банок. С таким арсеналом не уложить взвод противника — непростительный грех!

— Кончай ломаться! У нас дела всего на три минуты! — По кустам под прикрытием разговоров к даче подбирались боевики.

— Давай-давай, ребятки, поближе ползите, — подбадривал их шепотом Резидент, — у меня с патронами напряженка, мне наверняка бить надо, одна штука — одна жизнь.

— Ну и черт с тобой, — безнадежно вздохнул человек с мегафоном. — Начинайте!

Боевики остановились, затаившись за случайно подвернувшимися укрытиями. Они даже не пытались подлезть со слепой, где не было окон, стороны, как предполагал Резидент. Они просто лежали и ждали. Подкрепления или сигнала к атаке? Чего?

Из-за ближнего холма лязгая гусеницами, выползали два бульдозера.

— Не передумаешь? — еще раз на всякий случай спросил координатор боевых действий.

Резидент, больше полагаясь на удачу, чем на свое умение, выстрелил. Пуля ударила в мегафон. Координатор упал, выматерился, махнул рукой. Бульдозеры подняли отвальные ножи до уровня кабин и двинулись в сторону дачи. Они шли не торопясь, тяжело переваливаясь на кочках, разбивая и подминая под гусеницы заборы, случайные деревья и кусты. Стрелять было бессмысленно. Окна кабин были прикрыты недоступной пулям броней металла.