Читать книгу "Убийственные мемуары - Фридрих Незнанский"

«Как вы туда попали?»

«Да просто друзья посоветовали, сказали, что это то, что мне надо. Как все новое в вашей жизни бывает? Что-то где-то увидел, прочитал, услышал, присоветовали…»

Так как все-таки она туда попала? Посоветовали друзья. Друзья – это же кто-то один, не могли же друзья хором советовать.

Турецкий посмотрел на часы и решил, что еще не поздно позвонить Ракитской. Однако трубку она не снимала, и автоответчик был отключен. Наверно, уже спит. Жаль, очень хотелось бы узнать имя этого доброго самаритянина, после совета которого Ольга познакомилась с Капустиным.

Полчаса спустя они в четыре глаза рассматривали квадратный кусок бумаги – факс из Земли обетованной.

– М-да, – выдавил наконец Грязнов. – Паршиво все-таки евреи рисуют. Хоть нашего Сазонова им туда отправляй.

– Левитан тоже был нерусский, – напомнил Турецкий. – Ну так что, ты сомневаешься?

– А ты?

– Я не уверен, – честно сказал Турецкий. – Но мы все равно рискнем. Если нет конкретных доказательств, надо идти напролом. А что делать? Как говорят французы, даже самая красивая девушка может дать не больше того, что у нее есть. Мы можем узнать, где он живет? И альтернативные варианты?

– Попробуем.

В половине двенадцатого ночи Грязнов с Турецким подъехали к поселку Глаголево, там находился дом, который они искали. Учитывая все последние события (слишком много утечек), никому не сказали, куда отбыли, даже из грязновских оперативников никто не был в курсе.

Машину остановили на развилке, полчаса шли пешком. Темень была кромешная. Турецкий на ходу что-то перекладывал в карманах, потом сказал:

– Славка, ты будешь смеяться…

– Не буду, – хмуро сказал Грязнов, – мне вообще не смешно, по-моему, это идиотская мысль была – сюда приехать, тут же ни одного живого человека.

– У меня пистолет пустой.

– В смысле?

– Обоймы нет.

– Как это?!

– А так, в сейфе осталась!

– Турецкий – ты форменный идиот.

– Пошел ты!

Дальше шли молча. Еще через пять минут Грязнов сказал:

– Тогда отдай его мне, я буду делать вид, что с двух рук могу стрелять.

– Лучше я сделаю вид, что у меня оружие есть, – возразил Турецкий.

– Ты и так сделаешь вид, сунешь руку в карман и сделаешь вид.

Турецкий вздохнул и подчинился: в этих вопросах с Грязновым спорить было себе дороже.

– Этот дом?

– Видишь, окно светится? Значит, этот. Надеюсь, собаки тут нет.

– Хочу тебе напомнить, – сказал Грязнов, – когда встаешь с бочки с порохом, первое движение надо делать очень осторожно…

– Ладно, иди в дверь.

Турецкий сунул руку с вытянутым пальцем в карман пиджака – вроде пистолет – и подобрался к окну. Через приоткрытую створку был слышен диалог.

– Да вы рехнулись, что ли? – говорил знакомый Турецкому женский голос. – Я не понимаю, о чем вы говорите вообще!

– О рукописи, деточка, о рукописи, – отвечал хорошо знакомый Турецкому мужской голос. – Если я не узнаю у вас, где она, эта расчудесная картина очень скоро сгорит. Вот посмотрите на нее, ведь немного же осталось…

У Турецкого перехватило дыхание. Он посмотрел на Грязнова, тот притаился перед дверью с двумя пистолетами на изготовку. Вернее, с одним. Турецкий сделал ему знак: сперва я. Грязнов несколько скептически кивнул.

– Да плевать я хотела на эту мазню, – сказал женский голос. – Хоть помочитесь на нее!

– Что?!

Тут уже Турецкий ждать больше не стал и бросился в окно. Но не очень удачно, тут же свалился на пол.

Раздался короткий смешок.

– Добро пожаловать, – произнес знакомый голос.

То, что Турецкий увидел, ему совсем не понравилось. На стене висела картина Левитана «Вечер в Поленове», вокруг нее на расстоянии не больше десяти сантиметров по периметру от рамы горели обои. Заметив Турецкого, Ватолин схватил Ольгу сзади за шею, она немного обмякла и послушно двигалась к двери, став для Ватолина живым щитом.

Турецкий совсем некстати вспомнил, как Ватолин говорил ему: «Директор сказал, что пристрастие Ракитского к живописи было давно известно, и на это смотрели сквозь пальцы…» Вот скотина. Директор это ему сказал! А то он сам не знал! Это была заведомая ложь. Ватолин же работал с Ракитским в Восточной Германии, а именно там Ракитский собрал значительную часть своей коллекции. Выходит, не так уж безупречно работал опытный разведчик, пробалтывался иной раз по мелочи, выговорил себе Турецкий, можно было на таких нюансах и раньше его подловить – не подловить, но заподозрить…

– Ну ты и урод все-таки, – не удержался Турецкий.

– Других людей бессмысленно переделывать, – сказал Ватолин, – им бессмысленно даже что-то объяснять. Но они есть, понимаешь, Турецкий? И с ними остается только жить. Или не жить, всегда есть выбор.

Турецкий втянул воздух:

– Чем это воняет?

– Бензином. Я ее облил.

– Девушку?!

– Все-таки ты идиот, Александр Борисович, – усмехнулся Ватолин, – тебя приятно было за нос водить, хотя иногда и нелегко. Не девушку, а картину! Все предельно просто. Не как в кино. Делаешь шаг вперед, и Левитану конец.

– Простой пулей подожжешь? – усомнился Турецкий.

– Специальной, – объяснил Ватолин, сконцентрировавшись на оттопыренном прямо на него кармане Турецкого. – Хочешь проверить?

– Нет, – сказал Турецкий и подумал: веселенькое дельце без пушки-то. А он еще и закрывается, урод. Турецкий кивнул на пистолет: – «Джерихо-941»?

– А то. Стой где стоишь, пока я буду отходить.

– Не волнуйся, я не выписывал «Юный техник», меня тут ничем не озарит, – пообещал Турецкий и сразу же сделал шаг к Ватолину.

– Ты что, не понял, – неприятно удивился тот, – картина же сгорит?! – Ватолин продолжал пятиться к выходу, закрываясь Ольгой.

– Да понял я, все понял, – успокоил его Турецкий и, совершенно не обращая на шедевр внимания, сделал еще шаг к Ватолину.

Ватолин вдруг заподозрил неладное и обернулся.

В ту же секунду раздался хлопок, и полковник ДИСа упал с выражением неприятного удивления на лице и с дыркой во лбу. Это означало, что пуля Грязнова прошла навылет. Турецкий машинально подумал, что Ватолин получил то же самое, что он сделал для Ракитского.

Турецкий подошел к нему, но Ватолин был безнадежно и непоправимо мертв. Тогда Турецкий принялся за Ольгу, но ее уже приводил в чувство Грязнов.

– Может быть, займешься картиной? – разумно предложил начальник МУРа.