Читать книгу "Саломея - Анна Малышева"

– Так вы знаете, что она приехала? – Женщина понизила голос до шепота и жестом отозвала собеседницу в сторону от крыльца.

Они отошли, и Татьяна Семеновна, захлебываясь от удовольствия, в ярких красках описала сцену утреннего появления падчерицы профессора в сопровождении какого-то молодого человека в штатском.

– У Натальи челюсть так и отвалилась, она ее не ждала! Никто не ждал, говорили, Кира в тюрьме, обвинение предъявлено, и вдруг!.. Шептались, пальцами тыкали, хоть бы покойника постыдились! Хотя девочка на них внимания не обращала. Так плакала, так плакала – тяжело было смотреть! Я сама, на нее глядя, слезу уронила. Все же сосед был, а сосед иной раз ближе родного…

Глаза словоохотливой женщины снова увлажнились, она торопливо промокнула их косточками сжатого кулака и сипло вздохнула.

– А Михаил был? Тот родственник профессора, на красном «ниссане»? – Елена продолжала осматривать заходящих в подъезд людей, и боясь, и надеясь увидеть знакомое лицо.

– Этот? С утра наверху. Все время вместе с Натальей. И на кладбище ездил, и вернулся первый… Что и говорить, ей одной не справиться с такой толпой! Тут распорядителя надо было нанимать!

– Так они и сейчас оба наверху?

– Все там, – кивнула соседка. – Вот жду, когда народ поднимется, тогда хоть чаю выпью. Да, вы же не знаете? Я устроилась консьержкой в этот самый подъезд!

– Сюда? – встрепенулась Елена. Ей сразу припомнилось, что когда она приходила в гости к Наталье Павловне, столик вахтерши под лестницей пустовал, и лампа на нем была погашена.

– Именно. А что, удобно, рядом с домом… Хотя деньги небольшие, но и работа непыльная. – Татьяна Семеновна как будто оправдывалась. – Конечно, это временно, я и сама не могу на себя такое взвалить надолго. Скоро на дачу начну ездить, а пока пару месяцев почему не подработать? Они тем временем найдут кого-нибудь на замену. Без вахтерши тоже нехорошо, сами понимаете, всякие шатаются!

– Да-да, – рассеянно отвечала Елена, провожая взглядом последнего, заходящего в подъезд гостя. Тяжелая дверь, подпертая кирпичом, осталась стоять настежь, будто ненасытный рот, готовый проглотить кого-то еще. – А прежняя вахтерша куда делась?

– Десять дней, как уволилась. Уж не знаю почему. Может, личные причины были, а может, с жильцами конфликтовала. Тут случаются такие войны, что тошно, вникать неохота! То в лифте окурки валяются, то мусоропроводы засорены, то свидетели Иеговы какие-нибудь просочатся под тем соусом, что в гости… А виноват всегда один человек! – И женщина выразительно постучала пальцем по груди. – Конечно, есть на кого все несчастья свалить! Я сейчас это на своей шкуре испытаю!

Тяжело вздохнув, она наклонилась, чтобы убрать кирпич, и, уже ступив одной ногой в подъезд, оглянулась на Елену:

– Войдете?

Та поторопилась принять приглашение. Ей не терпелось подняться в квартиру, взглянуть на Киру и отозвать в сторонку Михаила, чтобы вручить ему ключ, но пришлось задержаться на минуту у столика вахтерши. Татьяна Семеновна показала ей свое несложное хозяйство – электрический чайник, телефон и диванчик, застеленный пледом, с брошенной в изголовье подушкой. Женщина пояснила:

– Пока буду работать с семи утра до полуночи, а уж ночью, извините, я тут ни за что не останусь. Страшно! Получилось у меня полторы ставки, конечно, трудновато будет, но это до тех пор, пока не найдут сменщицу. А может, сюда перейдет Юля, ночная вахтерша из первого подъезда. У нее с Анастасией Петровной вышла ссора, возненавидели друг друга из-за какой-то ерунды. Опоздал кто-то из них, что ли, а другая не могла вахту бросить, и какие-то там у нее планы рухнули… Словом, у меня надежда на Юлю…

Елена с трудом избавилась от словоохотливой собеседницы и, заходя в лифт, отчего-то подумала, что теперь будет легче легкого попадать в этот подъезд. «Хотя мне это совершенно незачем! Ни в этот, ни в тот… И если рассудить, пора бросить и забыть это дело, пока вся моя жизнь не рухнула окончательно! И так уж – ни мужа, ни работы…» Но в глубине души она знала, что ничего так просто не бросит, странным образом втянувшись в череду чужих несчастий и страстей, сделавшихся для нее почти своими.

Дверь профессорской квартиры на девятом этаже была открыта настежь, на площадке теснился добрый десяток гостей, вышедших покурить. Елена окинула их быстрым взглядом, получив в ответ несколько таких же оценивающих «сигналов», и неуверенно переступила порог квартиры.

Она сразу заметила, что множество книжных полок опустело. Почти треть книг исчезла из прихожей, и их отсутствие резало глаз, поселяя в сердце тревожное чувство, какое бывает при виде разграбленного жилища. Пустые полки зияли открытыми ранами, красноречиво свидетельствуя о том, что настали новые времена, и у книжных стеллажей появился другой хозяин.

Елена осторожно подошла к дверям столовой, откуда доносился звон посуды и приглушенный гул множества голосов. Створки дверей были чуть прикрыты, но в широкую щель она отлично видела несколько составленных в длину столов, тесно окруженных людьми, многочисленные разноцветные настойки, графины с водкой и закуски, блюда с румяными пирожками и миски с поминальной кутьей. Елена разглядела во главе стола Наталью Павловну, прямую, как палка, одетую в черное бархатное платье, отчего-то сидевшее на ней мешком, будто с чужого плеча. Киры рядом с ней видно не было, и вскоре, тревожно обыскивая взглядом лица и затылки гостей, Елена убедилась, что ее вовсе нет в столовой.

«Где же она? А книг и здесь поубавилось – вон сразу несколько пустых полок подряд… Кто все это продает? Уж не Кира, конечно… Тетка?»

Мужчина, сидевший к ней спиной, в нескольких шагах от двери, встал. Повернувшись в профиль, он потянулся за графином, не переставая при этом разговаривать со своей соседкой – стройной молодой женщиной в сером платье и с жемчужным ожерельем на шее. Узнав Михаила, Елена отшатнулась в глубь прихожей, столкнувшись при этом с парой, возвращавшейся с лестничной площадки.

– Извините! – пробормотала она и торопливо прошла дальше по коридору, пытаясь унять бешеное биение сердца. Елена сама не понимала, отчего так вдруг взволновалась, даже испугалась, увидев своего прежнего поклонника, знала лишь одно – говорить с ним сейчас спокойно она не в силах.

Дверь в спальню профессорской жены была открыта настежь, на постели бесформенной кучей лежала верхняя одежда гостей. Возле туалетного столика сидела пожилая дама с твердым, властным лицом, будто высеченным из красноватого камня, и быстро, громко говорила что-то сухонькому старичку, топтавшемуся рядом с самым не– счастным видом. Остановившись за дверью, Елена, незамеченная ими, прислушалась к разговору, разглядывая забавную парочку через стекло.

– Поверить не могу, что мы сейчас поминаем Вадима! Я просто в отчаянии оттого, что он умер так нелепо! А эта гарпия, его сестра…

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, – громким, будто испуганным шепотом отвечал старичок. – Все от Бога, везде никто, как Он! Значит, Вадиму суждено было умереть в шестьдесят два года!