Читать книгу "Гипноз для декана - Лючия фон Беренготт"

самом Игнатьеве.

Вероятно, он думал о том же самом, потому что с каждым преодоленным километром, его лицо становилось всё более отстраненным и задумчивым. Размышляет, небось, как пострадает его репутация от всего этого. И за мамашу переживает — исподтишка подглядывая за ним, с горечью понимала я.

Надо же — только что обнимал меня так, что ребра трещали, а теперь и думать о моем спасении забыл! Сидит хмурый, насупился весь… Будто его мамаша — важнее всего, что со мной только что произошло…

Хотя, если разобраться, если бы Селена не приказала похитить меня, я была бы уже мертва. Либо мертва душой, изнасилованная целой кодлой посторонних мужиков.

Ладно, пусть попереживает — сменила я гнев на милость. Хоть его мать и сучка, каких свет не видывал…

Приехали мы, когда уже совсем рассвело. Прекрасный сад заполнился мягким утренним светом, птицы, как и вчера, наперебой приветствовали нас иззарослей прекрасного сада.

Боже, неужели я теперь тоже здесь живу? Неужели я буду выходить сюда каждое утро и, закрыв глаза, впитывать все эти запахи и звуки?

— Идём, — позвал меня Андрей с крыльца. — Я хочу закрыть тебя в этом доме на неделю, чтобы ты больше не вляпывалась ни в какие передряги.

— А как же Дубай? — улыбаясь, спросила я.

— Придется отложить. У нас с тобой подписка о невыезде, если ты помнишь.

Я вдруг на физическом уровне почувствовала, как я счастлива — с головы до ног пробрало сладкой негой, в которой фантазии прекрасного будущего соревновались с радостями осязаемого настоящего.

Какая разница, где я? Главное с ним рядом!

Боясь, что что-нибудь еще помешает, я рванула к дому, с разбегу запрыгивая Игнатьеву на бедра, заставляя его отступить на шаг и охнуть от неожиданности.

— Хорошо… что я не голый, — прохрипел он, слегка подбрасывая меня для удобства.

— Сейчас будешь, — пообещала я ему.

Целуясь, мы ввалились в дом. Раздевая друг друга на ходу, кое-как преодолели холл, нижнюю гостиную, библиотеку с высокими, как в церкви, окнами… Поняв, что не дойдем до спальни, начали срывать друг с друга последнюю одежду прямо тут…

И тут, уже почти голая, я остановилась, зацепившись взглядом за одну из картин на стене. А, точнее, фотографию — старую, явно сделанную еще в восьмидесятых.

Я уже видела эту фотографию — молодая мать Андрея с недовольным видом видит на диване, в окружении каких-то веселых сверстников. Вокруг — оформленная и обставленная под старину гостиная какого-то большого дома. Что-то новое открылось мне при повторном взгляде на эту фотографию, что-то, на что я не обращала внимания вчера…

Поняв, в чем дело, я ахнула и побледнела. Это же тот самый притон, куда меня похитили бандиты! Дом, который Селена делила с наркобароном Борисом!

Так вот как Андрей понял, где меня искать! Он знал этот дом!

— Я понятия не имел, что мать нашла его и выкупила для своих делишек, — уставившись на ту же фотографию, задумчиво отозвался Андрей. — Она всегда ненавидела этот дом. Потому и устроила там черт знает что, как только вернулась в Россию… Не знаю, что меня побудило проверить и его тоже, когда я искал тебя. Наверное, интуиция… Или высшие силы.

Я громко глотнула.

— А что… что это за дом?

Он долго молчал, прежде, чем ответить, и наконец, прочистив горло, ответил:

— Это дом моего отца, Алина. Я помню его, потому что… я там родился.

— О… — не зная, что и ответить, я замолчала, наблюдая за ним со стороны. Как же всё у них сложно, у этих дворян… Как запутанно и беспросветно. И как жаль, что он не может иметь детей — новая кровь этому клубку змей не помешала…

А может, еще получится? Может, есть средства? Это ведь он раньше детей не хотел, когда его никто не любил? Зачем тебе потомство, когда собственная мать относится к тебе как к выгодному приобретению? Тут веру в людей потеряешь, не то что, в будущее для собственных детей…

— Я помню, что ты мне сказала, — уж совсем неожиданно выдал вдруг Андрей, не поворачивая ко мне головы. — Под гипнозом.

Я замерла, втянув от неожиданности голову в плечи. Я уже поняла, что он всё вспомнил — когда звонил предупредить меня о Кире. Вроде бы уже тогда стало ясно, что он не злится на меня и бояться мне особо нечего…

Так отчего же сердце снова превратилось в дрожащий, готовый выпрыгнуть из груди комочек? Что он может сказать мне такого, от чего я захочу заплакать.

— Если ты не против, я тебе… потом отвечу. Когда буду готов.

Боже, так он о моем признании… У меня закружилась от волнения голова. Не надо мне ничего отвечать, я и так всё вижу! Глотая слёзы, я дернулась всем телом к нему, обнимая его за талию и вжимаясь лицом в грудь.

И закончилось всё после этого не-признания именно так, как и должно было — счастливыми слезами, поцелуями и судорожными, голодными объятьями обнаженных тел. И ночью, полной вздохов и стонов, и всё новых и новых признаний. И обещаний. И покойного, усталого сна под трескотню дров в камине — когда и жарко, и не хочется расцепляться и расползаться по разные стороны кровати…

В Дубай мы поехали только через две недели, в самый разгар туристического сезона, на каникулах. И не просто так поехали, а в медовый месяц, отыграв роскошную свадьбу прямо на кампусе, с разрешения ректора — который неожиданно, после нашей индивидуальной встречи и сеанса гипнотерапии, оказался вполне себе лояльным и доброжелательным. Еще и зарплату своему обожаемому декану поднял чуть ли ни в два раза — ему ведь теперь еще и жену содержать, не правда ли?

О да, я решила использовать свои волшебные часы-луковицу еще один раз. Не могла же я позволить, чтобы мой муж в разгар своей карьеры оказался безработным, из-за того, что последовал за своим сердцем и женился на студентке?

Всё было прекрасно, волшебно и замечательно. А дети? Ну что ж… детей можно и усыновить — решила я. Чего не сделаешь ради любимого мужчины…

Глава 35

— Что вы сказали? — голова моя внезапно закружилась так сильно, что пришлось схватиться за край кушетки — иначе бы снова грохнулась в обморок.

— Поздравляю вас, мисс, вы беременны! — голос медсестры круиз-лайнера, на котором мы с Андреем путешествовали вот уже целый месяц, должен был выражать радость и одобрение, но в моих ушах он прогремел настоящим громом посреди ясного неба нашего медового