Читать книгу "За стеклом - Наталья Нестерова"

Пятнадцать лет ее брака — это сплошной мрак и саморазрушение. Подруги и родные Марину не понимали, с жиру бесится, считали. Подумаешь, муж — зануда, но ведь не изменяет, каждую копейку тащит в дом. Все правильно! И невыносимо! Назвать Юру пессимистом — значит похвалить. Нет, он был настоящим кровопийцей, день за днем высасывающим из тебя радость, душевные силы и уверенность. Он видел мир в черном цвете. Прочие оттенки отсутствовали, только варианты траурного колера, о чем супруг считал нужным постоянно заявлять. Смотрит телевизор и комментирует: дикторша уродина, политик идиот, артисты бездарные. Статьи в газетах пишут недоумки, на работе сплошь карьеристы и проходимцы. Начальство тупое, друзья все неудачники, родственники попрошайки.

Марина и дети из общей картины мира не выпадали. Все они делали плохо и неправильно. С утра до вечера на Марину сыпались упреки, произносимые с усталой интонацией. В котлетах лук порезан крупно, сувенирные доски на кухне развешаны аляповато, новое платье некрасивое, а прическа нелепая. Если она забывала ватный тампон, которым смывала косметику, то муж брал его двумя пальцами и приносил на показ — вот, ты оставила! С детьми постоянно вспыхивали скандалы по причине их «страшных» преступлений — не скручивают с конца тюбик зубной пасты, за собой не выключают свет, утром, а не вечером собирают школьные ранцы.

Когда случались у Марины маленькие трагедии на работе или она подхватывала простуду, то получала не сочувствие и утешение, а подробный анализ ее предыдущих опрометчивых поступков, которые привели к печальным последствиям.

Марина пыталась бороться, то есть втолковать, объяснить мужу: нельзя только ругать и упрекать, надо хоть иногда похвалить. Однажды составила список его замечаний за день. Юра упрек — она тайком записывает. Два листа исписала, вечером ему показала. «А что здесь неправильно, несправедливо?» — удивился Юра.

Это были мелочи. Но когда их десятки, сотни, тысячи, начинаешь сходить с ума, что с Мариной едва не случилось. Она отчаялась угодить, подстроиться, доказать. Ее психика совершенно разболталась. На каждое замечание уже реагировала истерическим плачем, в руках появилась дрожь, а в голове поселилась аварийная сирена. Словом, прямая дорога ей была в клинику неврозов, где Марина и оказалась.

Запущенную и застарелую депрессию, переходящую в психоз, врачевали больше месяца. Вышла из больницы Марина с твердым решением разводиться. Юра, когда узнал об ее намерении, страшно оскорбился. И озвучил триста двадцать пять Маринкиных недостатков. Она понимала — если хоть один примет всерьез, начнет переживать, снова окажется в пропасти безумия.

Поэтому Марина блефовала, весело огорошив мужа:

— Это все мелочи! Главные мои пороки для тебя остались тайной.

Юра онемел от такой «откровенности». А Марина пошла на запрещенный прием, сына и дочь привлекла:

— Вы хотите, чтобы папа с нами жил? Или отдельно лучше?

— Как ты, мама, скажешь, — потупили взор дети.

— Все понял? — спросила Марина мужа.

Потом дети помирились с отцом. Приходящий воскресный папа нравился им куда больше, чем постоянно проживающий и занудствующий. Не раз Марине признавались: «Мама, а ведь хорошо, весело мы сейчас живем!»

Юра женился на какой-то тридцатисемилетней девушке. Марина ее жалела. Общим знакомым говорила: «Когда девушке станет лихо, пусть не печалится, у меня есть телефон хорошего психиатра». Друзья решили, что Марина бешено ревнует.

После развода Маринка дважды слегка влюблялась. Первый роман был служебным и платоническим, поклоннику за семьдесят перевалило. Второй роман курортный, страстный и короткий, — со жгучим молодым брюнетом. На память от первого романа у Марины остались трогательные неумелые стихи. После второго романа она лечилась от грибкового заболевания, передающегося половым путем.

На очередном дне рождения, получая поздравления и слушая традиционные пожелания про счастье в личной жизни, Маринка вдруг поняла, что «личной жизни» (читай: найти мужчину) ей не особо хочется. Конечно, от идеального спутника она бы не отказалась. Чтобы не пил, хорошо зарабатывал, не злобствовал и не зудел, был добрым и остоумным. Но всех идеальных давно разобрали, для надежности посадили в крепость и охрану выставили. Полуидеальные и идеальные на четверть тоже на дороге не валяются. Все, что осталось, — третий сорт, а то и вовсе пересортица бракованная. Спасибо, не надо!

Жить с мечтой, что все-таки встретится рыцарь, немолодой, в боевых шрамах, но с сухим порохом в пороховницах, прискачет на своем верном коне, поднимет забрало, смахнет усталый пот с лица, протянет мужественную руку и поведет ее, Марину, в даль светлую? Этак можно до гробовой доски мечтать.

С другой стороны, ни темпераментом, ни здоровьем природа Марину не обидела. Куда их девать? Выход нашелся неожиданный, негаданный, прежде всего для самой Марины.

Получает однажды она письмо от дальней родственницы из деревни. Старушка пишет, что одинока, стара и больна, просит о помощи, пригляде, обещает в благодарность завещать свой дом. Наследство Марине не требовалось, но бабушку стало жалко. Серьезно позаботиться о ней не удалось — привезли в Москву, положили в больницу, через две недели она там умерла.

Завещанный дом превратился в обузу — надо ехать, продавать. Больших денег за него не выручишь, а хлопот не оберешься. Марина все тянула, откладывала и выбралась только весной. Три часа на поезде, час на автобусе, два на попутке по непролазной грязи — тмутаракань между Москвой и Петербургом. Добралась поздно вечером, дом после зимы стылый и холодный. Долго пыталась растопить русскую печь, махнула рукой, поужинала всухомятку колбасой с хлебом, забралась на печь и уснула под клацанье собственных зубов и подозрительные шорохи.

Просыпается утром в какой-то необыкновенной неге, обрывки счастливых снов в голове крутятся. Потом поняла, в чем дело, — дрова в печи все-таки принялись, кирпичи нагрелись. Постель с подогревом — это сказка!

Вышла на крыльцо, села на ступеньки. Разве такое бывает? Разве бывает дурашливый веселый туман? Летит клочьями, маленькими облаками, играет: с деревьев в саду падает на землю, поднимается и мчится дальше. Несется, хотя ветра нет. Это солнце теплыми лучами гонит клочья тумана, похожие на маленькие шкодливые приведения. Точно сидели они где-то взаперти, но вырвались на свободу и теперь дурачатся. Теплый воздух громадной невидимой метлой подметает землю, прогоняет нечистую силу. И вот уже остатки тумана на глазах растаяли, а солнце выкатилось — красное, нахальное, но не жгучее. Поглаживает тебя по лицу нежно, без припека.

— Пейзаж! — пробормотала Марина. — Благодать!

Встала и сладко потянулась. Куда-то она хотела пойти? В туалет. И найти, где умыться.

Пришла соседка, показала Марине, как печь топить, объяснила, когда выдвигать-задвигать вьюшки-заслонки, угостила картошечкой, молоком и солеными огурцами. Хотя имелась газовая плита с баллоном, Марина решила сварить картошку в русской печи. Чугунок никак не хотел в ухвате сидеть, несколько раз выпадал. Марина самой себе казалась героиней комедии на тему: как городская дамочка обращается с деревенской утварью. Все-таки приноровилась и поставила хулигана в печь. Картошечка получилась! Марина с огурчиками всю умяла — не заметила как.