Читать книгу "Дорога миров - Владимир Поляков"

важности и нужности, пусть наверняка не до конца понял, что именно ему хочу поручить в будущем. Или даже это понял? А вот возьмём да и проверим!

— Оставим пока дела Храмов тем, кто является их неотъемлемой и добровольной частью. А вот по поводу артефактов действительно поговорить можно и нужно. Копьё Лонгина, рассекающее любой, самый казалось бы крепкий, материал на пути своего удара. Особенная карта, показывающая не только наш мир в целом, включая до сей поры не открытые его части, но и позволяющая увидеть очертания миров иных, немного или же заметно отличающихся очертаниями континентов, океанов и прочего. Хрустальные черепа, способные поражать создаваемыми молниями тех, кто нарушит, скажем так, охранный контур. Золотые пластины, вживляемые в человеческие кости и дающие телу… особые, хотя до конца не понятные возможности в сравнении с телом обычным. Чёрный камень, раз в сутки выжигающий глаза тем, кто имеет несчастье на него в тот момент посмотреть. Наконец, те три статуэтки, которые с давних пор помогали великим магистрам и просто военачальникам Ордена Храма концентрировать разум, делать мышление более острым на какое-то время. Это, сами понимаете, весомая помощь в планируемых сражениях и не только в них.

— Разные… артефакты. И назвать богоугодным для «доброго христианина» получится лишь один, копьё Лонгина, одно из Орудий Страстей.

— В то время как остальные есть ничего не значащие и не стоящие предметы, если не брать религиозную и историческую составляющие, — усмехаюсь я. — Но продолжайте. Никколо, вы, я чувствую, взяли верный курс.

— Нельзя обвинить в колдовстве того, кому подчиняется копьё Лонгина. Особенно если обвинять станут те, кто не сможет его «оживить», в чьих руках оно останется просто… реликвией, как было долгие века до недавнего времени. Но если один или несколько людей одновременно используют как оказавшееся, как вы сказали, артефактом, одно из Орудий Страстей, так и иные предметы, совершающие называемое «колдовством» или «чудом». Можно изменить многое. Главное — отношение к чудесам, после чего сблизить одно и другое.

— И тогда слова библии «Ворожеи да не оставляй в живых» станут окончательным пережитком прошлого, если уравнять условные ворожбу и чудеса. Я полагаю, интересная тема для новой книги, которая по своему значению ничуть не уступит даже «Государю».

Оценивающий взгляд, сделавший бы честь любому ювелиру, со всех сторон через увеличительное стекло рассматривающему ещё не огранённый, но несомненно большой стоимости камень.

— То, о чём я писал, требовалось изучить. Тщательно, не упуская ничего. Иначе не получится того, что должно, что оставит след в разумах, душах, истории. Вам нужно именно это, государь.

— Нужно. И только от вас можно получить произведение искусства такого качества. Направляемого особым разумом, способным объять… почти что необъятное.

Льщу флорентийцу, но не так чтобы сильно. Равных Макиавелли в современной Европе действительно нет, а воспитывать подобного пусть не с нуля, но с самых азов… Не мой профиль, откровенно говоря, да и время, и наверняка многочисленные не самые удачные и совсем не удачные попытки. Лучше уж использовать вот этого самого уникума, которых мир порождает хорошо если раз в столетие, а то и вовсе делает долгую, порой чересчур долгую паузу в их сотворении.

— Я видел действие копья Лонгина, теперь реликвий. Простите, артефактов тамплиеров, которые, по вашим словам, или сам сделал, или достал откуда-то сам Гуго де Пейн, основатель Ордена Храма. Но вы говорили об иных предметах.

— Один из которых совсем рядом, во-он за теми стенами, — небрежный взмах рукой в направлении невидимой за тканью шатра Мекки. — Увидите и Чёрный камень, и иные артефакты. Я скажу даже больше — со временем, как только подготовитесь, сможете лично опробовать какой-либо или какие-либо из них.

— Подготовка?

— В руках простых людей артефакты не имеют никакой силы. Просто копьё, статуэтка, карта…

— А Чёрный камень?

Умело ухватился за очевидную для умного человека нестыковку Флорентийский Змий, надо отдать ему должное. И правильно сделал, поскольку меня самого сильно так удивляет произвольный переход артефакта в активное состояние. А может вовсе не самопроизвольное, а осознанное? Тоже тот ещё вопрос, весьма и весьма важный.

— Есть вопросы. Или что-то вызвало его пробуждение, или его пробудили намеренно, с непонятными мне целями.

— Подождите, — нахмурился флорентиец, на лице которого сейчас отражалась усиленная работа мысли. Видно было, что он отчаянно пытается выстроить известные ему факты в единую цепь, скрепляя пустые места гипотезами той или иной степени достоверности. Что же до результата, тут будем посмотреть. — Вы же решили собрать артефакты для себя, для Борджиа или Храмов, которые тоже теперь часть вашей силы?

— Допустим, так и есть.

— И говорили про хрустальные черепа, карту и иные предметы с чудесными свойствами. Все ли они у вас?

— Нет.

— А что если те, другие или другой, тоже хотят собрать артефакты? И используют Чёрный камень как приманку.

— Убить меня? — поневоле улыбаюсь, хоть и кривовато. — Это уже ничего не изменит. Теперь весь род Борджиа и особо к нам близкие знают определённые… тайны и ни за что не отступятся от достижения поставленных целей.

— Целью может быть не только убийство. Или оно, но не сразу. Или не только ваше.

Змий! Настоящий, патентованный, умеющий зреть в корень и извлекать из тени на яркий свет самые опасные из возможных вариантов. Не-ет, не зря я его и сюда вытащил, и вообще решился привлечь к такому серьёзному делу, как изучение артефактов. Разумеется, рассказывать ему всё нет даже мысли, но вот аккуратно дозируемая информация, минимально необходимая для работы уникального мозга флорентийца — тут как раз то, что доктор прописал.

— И снова вы не разочаровываете меня, Никколо. Уверен, что такому человеку не составит особого труда поладить с артефактами. И не только с копьём Лонгина или статуэтками Храма, но и иными. Разумеется, под присмотром, дабы не случилось чего со столь ценным и важным для нас, Борджиа, человеком.

— Я понимаю… государь.

Ох как понимает, гений интриг и политики. Не зря же последнее произнесённое слово прозвучало с самую малость, но иными интонациями. Граф Ливорнский, первый советник герцога Флорентийского и его главная опора, он только что легчайшим изменением интонации намекнул, что возможность изучения тайн артефактов интересует его до такой степени, что служба одному государю, она легко дополняется службой другому. А уж если интерес и получаемые знания окажутся соразмерны ожиданиям и тем паче выше… Тогда приверженность интересам второго