Читать книгу "Путь стрелы - Ирина Николаевна Полянская"

пространство «здрасьте». Самсонова открыла кран, из него хлынула вода, потом закрыла — и вода даже капнуть не посмела под ее рукой.

— Закрывается хорошо, к слесарям претензий быть не может, — сказала Самсонова Ангелине Пименовне с некоторым сожалением в голосе и посмотрела на пол у стены. — А дом, конечно, старый, ветхий, потому так легко и протекло.

— Эта тряпочка лежала в раковине? — услужливо произнесла член товарищеского суда Никишина. — Видите, она у вас и сейчас плохо лежит, вот-вот соскользнет.

— А кран надо закручивать хорошо, — прибавила бухгалтер Люба.

— А что — сильно протекло? — спросила Ангелина Пименовна у Виталия.

— Еще бы! — горделиво ответствовал он.

— Не очень, — отозвалась Самсонова, — но побелка, конечно, нужна. Давайте поступим так: или вы найдете человека, чтоб побелил потолок у Виталия Васильевича, или придется составить акт на сумму... думаю, в пределах тридцати рублей.

— Почему так мало? — громко спросил Виталий.

— Уж это вы позвольте нам решать, много или мало, — сказала ему Самсонова и более мягким голосом обратилась к Ангелине Пименовне: — Итак, как вам удобнее?

— Вы наймите Лешу с третьего этажа, он за пятерку все сделает, — сочувственно сказала Люба. — Вам же дешевле станет.

— Этого пьянчужку? — возмутился Виталий.

Все три члена комиссии как по команде повернули к нему головы, словно не веря своим ушам, словно хотели переспросить: что-что-что-что? а сам кто?!

— Напрасно вы так, — обиженно сказала Люба. — Он хоть и выпивает иногда, но руки у него золотые, всякий скажет, хоть у кого спросите.

— Составьте лучше акт, — тихо проговорила Ангелина Пименовна, — я заплачу.

— Хорошо, — согласилась Самсонова. — Извините за беспокойство.

— С деньгами соблаговолите не задерживать, — сказал Виталий, глядя поверх головы Ангелины Пименовны на висящий у буфета алюминиевый дуршлаг, и его целеустремленный взгляд рассеивался на многодырчатой, круглой, доброй поверхности посудины, и с ушей Виталия свисала лапша.

Тут само собой напрашивается умозаключение: однако как плутуют с нами наши чувства и как мы плутуем с ними! Как просто мокрое, расползающееся пятно на потолке Виталий связал с пятьюдесятью рублями, а ведь меж этими двумя точками и в помине не было той прямой, которая ему привиделась, и не было прямодушия в его грубом требовании. Пятно вызвало в нем вихрь разноречивых чувств, которые он принял за святое негодование, а на самом деле мысль его проделала сложный и извилистый путь, в который оказалась вовлечена и отлученная от него африканская держава, и журналистка Анночка, и Лара с ее фанаберией, и раскрытая книга дрянного, скучного писателя Рыбкина, которую до прихода комиссии с карандашом в руке читала Ангелина Пименовна, уютно свернувшись калачиком под исландским пледом в углу дивана, и последняя капля, пятно на потолке, — вот та причинно-следственная цепочка, которая вызвала обвал в его душе, едва дышащей, едва сохраняющей достоинство. Ему казалось, что он бросил вызов целой системе узаконенного притворства, оттого он и потребовал деньги, предвкушая заранее, что это будет истолковано Ангелиной Пименовной как проявление неприкрытого цинизма. Да, я таков, заявлял он, и Ангелина Пименовна не сразу увидела в этом жест отчаяния, последний всплеск измученной гордости... И почему только наше отчаяние нацелено на такого же затурканного и слабого? Не потому ли, что только в нем и может вызвать отклик?.. Таким образом, Виталий достиг своего: подстреленный фазан хлопал крыльями, а охотник, убедившись, что он попал в цель, повернулся и пошел с гордо поднятой головой, а на самом деле разбитый, еле передвигая ноги от потрясения, борясь с подступающей тошнотой. Он так и не убедил себя в том, что принадлежит к роскошному племени охотников.

Трехглавая комиссия торжественно справила свою функцию — осмотрела кран, раковину, тряпку, — натоптала, нанесла с улицы грязи и пошла уже было прочь... но тут ее остановил непонятный, захлебывающийся клекот старухи, уже который год молча кипятившей свое яичко: с лицом, помолодевшим от ярости, тыча пальцем поочередно то в Виталия, то в Ангелину Пименовну, Игнатова закричала:

— Вот потому-то они победили в семнадцатом! — И как безумная захохотала.

Комиссия во главе с молниеносно выдвинувшейся вперед Самсоновой подобралась, поджала губы, интересуясь, кто это они, а вы, собственно, кто такая будете, не мы, что ли?.. Но старуха уже потухла и скребла как ни в чем не бывало простой ложечкой по простому яичку, и что с нее было взять, божьего одуванчика, и только в зрачках ее горел, не угасал хитрый огонек, и комиссия, потоптавшись, ушла вместе с удивленным и внутренне подавленным Виталием. А Ангелина Пименовна, отсчитав пятьдесят рублей, спустилась вниз и отдала их Шурке, которая для такого случая консолидировалась с Виталием.

После этого сразу наступила зима. Виталий не приходил. Приходили старичок антиквар и Шурка с клубящимся котом на плече, вся в заплатах, как этот обветшавший, носящий следы русского модерна дом, это сирое, продуваемое снежным ветром пространство, — приходила жаловаться на соседа. Но Ангелина Пименовна ее не поддержала. Виталий курил в своей комнате под рев Шестой симфонии, и Шурка, охваченная оркестром Ленинградской филармонии, как пламенем, неистово колотила ему в стену, а этажом выше стояла Ангелина Пименовна, смотрела на снежные вихри, воспаленную вьюгу, которая металась, как зверь, ищущий путь к родному лесу, натыкаясь на острые шпили Адмиралтейства и Петропавловки, внушительную готику Трезини, ранний классицизм Валлена Деламота, декоративное барокко Растрелли, русский ампир Воронихина и Захарова и засевая дома и невскую перспективу тяжелой снежной крупой.

V.

Игра

Впервые в тот день я увидела эту девочку возле памятника Пушкину. Было начало октября, осень, но уж никак не золотая, поскольку уже вторую неделю в городе стоял тяжелый седой туман, изредка разрешавшийся мелким дождем. Кое-как освещали утро желтые деревья, плыли в тумане вдоль сквера. Возле самого памятника скучала, поеживаясь, группа школьников, которым экскурсовод или просто учительница что-то запальчиво рассказывала, указывая на памятник, и группа, привычно пропуская ее речи мимо ушей, развлекала себя зрелищем вечного голубя во влажных бронзовых кудрях памятника. Я ждала кого-то, чтобы передать что-то, и все мои мысли были поглощены предстоящим свиданием, но глаза, как всегда в минуту горькой неопределенности и тумана, смотрели на людей зорко и проницательно, и сердце стучало в тумане, как пропеллер, пытаясь вырваться из клетки и взмыть в воздух. Я смотрела на одинаковые