Читать книгу "Все оттенки желаний - Марина Крамер"

– Не было! Ты больной! Ты только свои прихоти видел, только свои заморочки ненормальные любил! А как было мне – тебе было наплевать! – Я хватаю сигарету и затягиваюсь, чувствуя, как сразу зашумело в голове.

Костя молчит, только кусает губу и как-то странно на меня смотрит. Знай я его чуть меньше – боялась бы. Но я прекрасно знаю, что ему нужно гораздо больше времени или гораздо более сильное оскорбление, чтобы как-то попробовать повлиять на меня физически. Он молчит, и в этом молчании я прекрасно вижу, что сделала ему больно. Сделала – потому что он привык считать себя хорошим любовником.

– Тогда как ты была-то со мной столько лет? – выдавливает он сквозь зубы. – Что ж не встала и не ушла, ты, такая вся из себя нереальная, а?

– Да жалела я тебя, идиота, – ты без меня загнулся бы от нереализованных фантазий!

Интересно, вот сейчас он меня ударит или нет? О, конечно нет – Джер стоит в дверях, мы и не слышали, как он вошел. Зато вот он прекрасно слышал мою последнюю фразу… И недоволен тем, что я уже пьяна…

– Лори, иди в комнату, хорошо? – Голос спокойный, но я чувствую напряжение, чувствую…

Встаю, запахиваю плотнее халат и удаляюсь в спальню, падаю на кровать. Эх, как потолок-то вертится… карусель-карусель… черт, вот нажралась…

В кухне ругаются Костя и Джер, я слышу, как последний недовольно выговаривает, что люди нормальные так себя не ведут и чужих женщин не спаивают втихаря. Костя защищается тем, что никто силком в меня коньяк не заливал, я совершеннолетняя, и незачем обвинять его в том, чего он не делал. Ну, прав, тут не поспоришь…

Джер приходит ко мне, садится на кровать и молчит. Я подбираюсь к нему, кладу голову на колени и пытаюсь заглянуть в глаза, но он не дает, отворачивается. Тогда я сажусь и произношу твердо:

– Если тебе будет легче, можешь меня ударить.

– Лариса, ну не говори ты ерунды, – вздыхает он. – Ударить я тебя могу, не вопрос. Но к чему это приведет?

– Джер… поверь – я не собиралась вообще с ним никаких дел иметь, если ты об этом. Я… я… я тебя люблю… – последнее выдыхаю так тихо, что даже сама не верю, что это было сказано. Но Джер слышит, разворачивается и берет меня на руки. И теперь уже я слышу, как он шепчет мне то же самое, а сам все целует и целует, крепко сжимая руками.

– Лори… ты моя девочка… люблю тебя, так люблю…

О, мать твою – зачем это все?! Ну зачем – теперь будет только хуже! Еще хуже… Плачу…

Наверное, внутри все сгорело, остались только угли, которые едва тлеют. Но стоит только чуть пошевелить их, как они вдруг дают хоть маленький, но все-таки огонек, который больно жжет и мешает дышать. За что, почему? Разве он этого хотел? Ведь нет же… неужели наказание за все будет именно таким? Неужели он будет остаток жизни вспоминать не тех, чьи жизни исковеркал своим появлением, а только одну? Только ту, из-за которой – все? Это же несправедливо…

* * *

Осень…

Я никогда особо не любила это время года, а с тех пор, как заболела, предпочла бы, чтобы оно вообще не наступало. Мне очень тяжело в сырую, пасмурную погоду – низкое давление и постоянная слабость, заставляющие меня проводить большую часть времени в постели. И еще – непременная госпитализация. Я не вижу в этой процедуре особого смысла: очередь на пересадку не сдвинулась, а таблетки горстями можно и дома глотать. И даже капельницы ставить за деньги любая медсестра согласится на дом ходить, благо через дорогу. Но мой лечащий врач настаивает, и мне приходится подчиняться, хотя я ненавижу оказываться в этом заведении. Слава богу, что хоть на выходные отпускают домой. В пятницу вечером за мной приезжает Джер – муж снова в какой-то командировке, поэтому дома никто не ждет.

Отвратительный промозглый вечер, мелкий дождь, наполовину опавшие листья превращаются в бурую кашу под ногами. Мы идем через заброшенный больничный сквер к парковке, и вся эта слякоть чавкает под ногами, вызывая у меня приступы тошноты. Интересно, почему никому из поэтов не пришло в голову отразить в стихах именно это, а? Такая вселенская тоска…

У Джера дома тепло, пахнет какой-то едой, и меня мгновенно несет в ванную – тошнота ужасная.

Смочив лицо водой, возвращаюсь в кухню.

– Ну, как ты, малыш? – Джер садится напротив меня на высокий табурет и берет за руки. – Похудела совсем…

– Не надо, а? – Я морщусь – упоминание о моей уже просто неприличной худобе не слишком настраивает на романтику. А хочется как раз этого.

– Ну, не сердись. Я не хотел тебя обидеть, ты же знаешь. – Он целует мои руки, поглаживает запястья и добирается до исколотых уже напрочь вен на локтевых сгибах. – Господи, ужас какой, – качает он головой, увидев синяки. – Больно?

– Нормально.

Внезапно Джер срывается с табуретки, хватает меня на руки, прижимает к себе и начинает ходить по кухне от двери к окну, что-то бормоча мне в шею. Я не могу понять, что именно, но когда все-таки ухитряюсь заглянуть ему в глаза, вижу, что он плачет…

– Ну, пожалуйста… ну, не надо, Джер…

– Почему ты? Ну почему ты?!

– А почему – нет? – равнодушно интересуюсь я.

Он смотрит на меня влажными глазами и молчит. Я его понимаю в принципе, когда-то давно сама задавалась подобным вопросом. А потом поняла: а почему действительно не я? Почему молодые девочки, не успевшие даже пожить? Почему маленькие дети – им за что? Кто-то может ответить на это? Нет. Ну вот и нечего дурацкие вопросы Богу задавать!

– Ты не бойся, я еще не скоро умру. Да я вообще не умру, мне пока нельзя. Я еще так много должна успеть, что мне просто нельзя, понимаешь? – Я беру его лицо в ладони, вытираю пальцами глаза. – И не смей больше… я не хочу видеть, какой ты бываешь слабый, Джер. Очень тебя прошу!

– Да, Лори, конечно… Это я что-то… не сдержался… Конечно, ты не умрешь, как ты можешь умереть? Все будет хорошо, я знаю.

После ужина мы ложимся в постель, и я чувствую, как что-то изменилось. Такое впечатление, что Джер начал за меня бояться, как будто я стеклянная. Это открытие не радует, понятное дело. Чертова жизнь, чертова болезнь…

Сейчас он дремлет, а я сижу за его компом и плачу. Я вдруг поняла, как сильно хочу жить – у меня еще столько планов… Я только-только начала реализовывать самое главное, к чему шла несколько лет.

Всю ночь воскресенья мы почти не спим, постоянно вцепляемся друг в друга, целуемся то и дело, словно перед расставанием. Я бы ушла, но не могу. Привычка все усложнять отравляет жизнь не только мне, но и всем вокруг меня. Гелла говорит – уходи. Рассуждать легко. Куда я уйду – со своими проблемами? Я знаю, Джер не бросит меня, но я-то могу ли ему на шею повеситься, да еще с болезнью? Нет… это не вариант. А все почему? Потому что – правильно – надо было «никакой любви, Боже сохрани», а я сломалась. Или Джер сделал все, чтобы это случилось? Теперь уже не поймешь, да и нужно ли? Какая разница… Потянуло на высокие материи, любовь-морковь…