Читать книгу "Америка - Франц Кафка"

Карл выступил вперед. Он считал, что, раз у него нет документов, нужно покончить со всеми формальностями как можно быстрее; у него имелось даже крохотное обоснование своего шага, ведь он хотел стать инженером. Но когда парни увидели, что Карл выступил вперед, то от зависти тоже сказались инженерами, — вперед выступили все. Шеф по кадрам выпрямился и спросил парней:

— Вы действительно инженеры?

Тогда все они медленно опустили руки, Карл же стоял на своем. Шеф, правда, посмотрел на него недоверчиво, поскольку Карл был очень уж плохо одет, да чересчур молод для инженера, однако ничего не добавил — может быть, из благодарности за то, что Карл, по крайней мере по его мнению, привел ему кандидатов. Он только сделал приглашающий жест в сторону приемного пункта, и Карл направился туда, тогда как шеф занялся остальными.

В канцелярии для инженеров за прямоугольной конторкой сидели два господина, сверяя огромные списки, лежавшие перед ними. Один читал вслух, а другой отчеркивал названные имена в своем списке. Когда Карл, войдя, поздоровался, они тотчас отложили списки, достали гроссбухи и раскрыли их.

Один, по-видимому писарь, сказал:

— Прошу ваши документы.

— К сожалению, у меня нет их при себе, — ответил Карл.

— У него нет их при себе, — сказал писарь другому господину и тут же записал ответ в свою книгу.

— Вы инженер? — спросил тогда второй, с виду начальник.

— Пока еще нет, — быстро сказал Карл, — но…

— Достаточно, — еще быстрее сказал господин, — в таком случае вы к нам отношения не имеете. Извольте обратить внимание на табличку. — Карл стиснул зубы, по-видимому заметив это, тот продолжил: — Вы не волнуйтесь. Мы для всех дело найдем. — И он подозвал служителя, праздно расхаживавшего между барьерами: — Отведите этого господина в приемный пункт для кандидатов с техническим уклоном.

Служитель понял приказ дословно и схватил Карла за руку. Они прошли между многочисленными киосками, в одном из них Карл увидел парня, который уже был принят и благодарно жал руку какому-то господину. В канцелярии, куда привели Карла, процедура была примерно такая же, как и в первой, он догадался правильно. Только отсюда, едва услышав, что он посещал среднюю школу, его направили в приемный пункт для бывших учеников средней школы. Но когда Карл сообщил там, что учился в Европе, ему сказали, что он и здесь не по адресу, и велели идти в бюро для школьников-европейцев. Оно располагалось на дальнем краю и было не просто меньше, но и ниже других. Служитель, приведший сюда Карла, рассвирепел из-за долгих хождений и многочисленных отказов, виноват в которых, по его мнению, был один только Карл. Он не стал дожидаться новых вопросов, а сразу удрал. Да, в общем, и идти отсюда было больше некуда — последняя инстанция. Увидев здешнего начальника, Карл прямо-таки перепугался — до того он был похож на некоего преподавателя, который, быть может, и сейчас еще работает в реальном училище у него на родине. Впрочем, сразу же выяснилось, что сходство заключалось только в деталях, но очки на коротком носу, светлая, на диво холеная окладистая борода, чуть сутулая спина и неожиданно громкий голос еще некоторое время держали Карла в напряжении. К счастью, от него не требовалось особой сосредоточенности, так как здесь все было проще, чем в других пунктах. Хотя и тут записали, что у него нет документов, и начальник назвал это непонятной небрежностью, однако писарь, распоряжавшийся здесь, быстро перешел к другим проблемам и после двух-трех кратких вопросов начальника сказал Карлу, что он принят. Начальник, собиравшийся как раз задать вопрос потруднее, с открытым ртом повернулся к писарю, но тот жестом показал, что дело сделано, сказал: «Принят» — и зафиксировал решение в гроссбухе. Писарь явно считал, что быть учеником европейской средней школы — обстоятельство настолько постыдное, что каждому, кто себя таковым называет, можно сразу и поверить. В свою очередь Карл ничего не имел против такого поворота событий, он подошел к писарю и хотел поблагодарить его. Но случилась еще маленькая заминка, когда его спросили насчет имени. Карл ответил не сразу, он робел назвать свое подлинное имя и позволить зарегистрировать его. Вот когда он получит хоть самую маленькую должность и будет удовлетворительно с нею справляться, настанет пора узнать его настоящее имя, но не теперь; слишком долго он его скрывал, чтобы выболтать сейчас. Однако в голову ничего не приходило, поэтому он назвал прозвище со своего последнего места:

— Негро.

— Негро? — переспросил начальник, повернул голову и скорчил гримасу, словно это был уже предел недостоверности.

Писарь тоже некоторое время испытующе глядел на Карла, но затем повторил:

— Негро, — и записал.

— Надеюсь, вы все-таки не «Негро»? — спросил начальник.

— Именно так и записал — Негро, — спокойно откликнулся писарь и взмахнул рукой: дескать, давайте дальше.

Начальник взял себя в руки, встал и проговорил:

— Итак, вы теперь… Тут он осекся, не в силах пойти против своей совести, сел и сказал: — Его зовут не Негро.

Писарь приподнял брови, тоже встал и объявил сам:

— Итак, я вам сообщаю, что вы приняты в Оклахомский театр и сейчас вас представят нашему руководству.

Снова крикнули служителя, который повел Карла к судейской трибуне.

У лестницы Карл увидел детскую коляску, и тотчас вниз сошла супружеская пара, женщина с ребенком на руках.

— Вас приняли? — спросил мужчина, он был гораздо оживленнее, чем раньше; женщина тоже улыбалась из-за его плеча. Когда Карл ответил, что только что принят и идет представляться, мужчина сказал:

— В таком случае поздравляю. Нас тоже приняли. Предприятие, похоже, солидное, конечно, сразу ко всему не привыкнешь, но ведь оно повсюду так.

Они еще сказали друг другу «До свидания», и Карл поднялся на трибуну. Он шел медленно, так как небольшая площадка наверху была переполнена людьми и он не хотел толкаться. Он даже приостановился и обвел взглядом скаковое поле, вдали со всех сторон окруженное лесом. Его охватило желание хотя бы раз увидеть скачки, в Америке ему еще не представлялось такого случая. В Европе его, маленького мальчика, однажды брали на бега, но он запомнил только, как они с матерью протискивались между людьми, не желавшими уступать дорогу. Короче говоря, бегов он до сих пор вообще не видел. Сзади затрещал какой-то механизм. Карл обернулся и прочел на табло, где обычно значились имена победителей в скачках, следующую надпись: «Торговец Калла с женой и ребенком». Значит, таким вот образом канцеляриям сообщались имена принятых.

В это время несколько мужчин, оживленно разговаривая, с карандашами и блокнотами в руках, сбежали вниз по лестнице; Карл отступил к перилам, чтобы пропустить их, и поднялся наверх — место там теперь освободилось. В углу огражденной деревянными перилами площадки-сна была похожа на плоскую крышу узкой башенки, — раскинув руки вдоль перил, сидел человек, у которого через плечо была переброшена широкая белая шелковая лента с надписью: «Шеф десятой вербовочной группы Оклахомского театра». Рядом с ним на столике — телефон, использовавшийся, вероятно, и во время скачек — с его помощью шеф, очевидно, еще до личного представления получал все необходимые сведения о претендентах, так как поначалу он не задал Карлу ни одного вопроса, сказал господину, который, скрестив ноги и поглаживая рукой подбородок, прислонился рядом к перилам: