Читать книгу "Дела человеческие - Карин Тюиль"

– Да, и теперь очень об этом жалею, так как понимаю, что это обернулось против него.

– Мне больше нечего добавить.

22

В середине дня появилась информация, что директор канала уволил Баллара. Между собой сотрудники редакции обсуждали полученное по общей рассылке анонимное письмо с цитатами из сообщений и фотографиями: в нем говорилось, что Баллар отдал программу, выходящую в прайм-тайм, молоденькой ведущей в обмен на регулярные любовные свидания в отеле «Кост» в 1-м округе Парижа. Под давлением администрации ведущая все подтвердила, однако уточнила, что сама на это согласилась и даже была «немножко влюблена». Коллектив редакции составил и подписал петицию, требуя немедленного увольнения Баллара. Жан, как только узнал эту новость, отправил Баллару смс:

Мне жаль, что с вами такое случилось. Желаю вам счастливого пути. Уверен, что мы скоро встретимся!

В тот же день стало известно, что на место Баллара назначена Мари Вей, женщина под пятьдесят, выпускница Высшей нормальной школы, учившаяся там в те же годы, что и Клер Фарель. Жан написал ей поздравление:

Я так рад за тебя, Мари! Меня всегда впечатляли твой профессионализм и талант. Так жаль, что я покидаю канал именно в тот момент, когда ты на него приходишь. Я был бы счастлив быть тебе полезным. Целую. Жан.

23

Слушания были завершены. Председательница объявила, что настало время перейти к прениям. Заседание ненадолго прервали, чтобы адвокаты стороны обвинения – они выступали первыми – могли переговорить со своей клиенткой. Затем заседание продолжилось. Мэтр Ферре, прихватив свои записи, подошла к трибуне. Она говорила спокойно, с сочувствием к истице:

– Госпожа председатель суда, вы уже говорили, что мы собрались здесь, в суде присяжных, потому что Мила Визман нуждается в том, чтобы вы ее услышали. Тот факт, что мы признаем ее страдание, а еще лучше – накажем за него, поможет ей начать жизнь заново. Ибо сейчас перед вами молодая женщина, которую погубило совершенное над ней насилие. Моя роль, как адвоката стороны обвинения, не в том, чтобы продемонстрировать виновность месье Фареля, а чтобы показать, как страдает мадемуазель Визман, и поведать вам о том, во что превратилась ее жизнь после злосчастного одиннадцатого января две тысячи шестнадцатого года. Я здесь только ради этого – чтобы рассказать вам о Миле, о том, какой она могла бы стать, какой была до акта агрессии, о том, какая она сейчас, а еще – о ее надеждах, но прежде всего, если вы позволите, я хотела бы обратиться к ней.

Она повернулась спиной к присяжным.

– Мила, я хочу сказать, что необычайно вами горжусь, вы сумели преодолеть себя и прийти сюда, выступить перед судьями и присяжными, несмотря на то что у вас не было сил и на вас оказывали давление. Пережитое вас глубоко потрясло, и во время тех нескольких встреч, что у нас с вами были, вы едва могли говорить, только все плакали и плакали, а еще сказали – я процитирую вас, потому что в этом деле слова весомы: «Я постоянно спрашиваю себя, за что мне все это». Сначала насилие, потом презрение – вот что вам выпало перенести. Я восхищаюсь вашей отвагой, потому что это тяжелое испытание. Во время следственных мероприятий и процесса вам приходилось много раз повторять непроизносимое, хотя единственное, чего вам хотелось, – забыть, никогда больше не вспоминать об этом, чтобы при каждом разговоре не оживала вновь и вновь невыносимая боль. В делах о сексуальной агрессии рассказать значит еще раз пережить.

Она посмотрела на Милу. Та сидела, вцепившись в руку отца, с застывшим перекошенным лицом: она пыталась сдержать слезы. Затем адвокат подошла к присяжным и продолжила свою речь:

– Во время процесса Милу Визман постоянно унижали и старались очернить, задавали вопросы, сами по себе отдающие насилием, – назойливые, болезненные, излишние. Нам внушали, что она могла солгать: как вы думаете, лгунья могла бы два года подряд не отступать от своей версии ни в полиции, ни в ходе следствия, могла бы выдержать все допросы и ни разу не дрогнуть? Жертвы сексуальных преступлений хотят, чтобы к ним отнеслись со всей серьезностью, чтобы правосудие свершилось, и не из желания взять реванш, а оттого, что они нуждаются в справедливости и защите. Эксперты, обследовавшие мадемуазель Визман, заявили, что это психологически уязвимая, но отважная молодая женщина. Она родилась в Тулузе, выросла в семье, испытавшей на себе последствия террористической атаки, а затем распавшейся в результате трудного развода. Отважная Мила готовилась пересдавать экзамен на диплом бакалавра. Она задалась целью доказать близким, что может преуспеть. Она чувствовала, что ее родителям, особенно матери, не до нее, и старалась сама перестроить свою жизнь. И вот эта закомплексованная девушка, которая боялась чужого мнения, осуждения, встретила Александра Фареля. Вечером одиннадцатого января шестнадцатого года она оказалась совсем одна в незнакомом месте – огромной парижской квартире, среди молодых людей, которых прежде никогда не видела, людей из другого социального круга, и совершенно растерялась. Ее личность устроена таким образом, что, оставшись одна, она чувствует себя гораздо хуже, чем любой другой человек в подобной ситуации, она ощущает свою уязвимость, особенно в обществе людей более высокого социального положения. Итак, когда Александр хотя бы на минутку оставался с ней, ей становилось легче. Она уже не чувствовала себя одинокой. Он был рядом, и одно это ее успокаивало. Александр Фарель умеет быть очаровательным парнем – его друзья об этом говорили. Она не заметила у него ни повадок хищника, ни умения манипулировать людьми, потому что пришла из другого мира – того, где у человека только одно лицо, а не множество личин, поэтому, когда он предложил ей выйти на воздух, она, естественно, согласилась. Незадолго до этого он настоял на том, чтобы она выпила спиртного, а ведь она к этому не привыкла. Когда они очутились на улице, ему захотелось покурить травку, дилер посоветовал уединенное место, где их не заметят полицейские, и она согласилась пойти туда вместе с Александром Фарелем, ибо нуждалась в защите – эту молодую женщину и без того травмировали конфликт родителей и пережитые трагические события. Они пришли в пристройку для мусорных контейнеров, расположились там, и мадемуазель Визман сочла, что теперь она в безопасности, потому что там, на улице, он сказал ей, что всегда носит с собой нож на случай нападения террористов. Месье Фарель красиво говорит, он умный, организованный, с виду очень надежный. Она согласилась покурить вместе с ним, и тут все резко изменилось, и чем дальше, тем становилось все хуже. Фарель осознанно, с применением силы, заставил мадемуазель Визман сделать ему фелляцию, затем просунул пальцы в ее влагалище и наконец совершил с ней половой акт. Она была еще под воздействием алкоголя и марихуаны, которые тоже сыграли свою роль. А тот, кто казался ей таким милым, превратился в палача. В ту минуту и все то время, пока продолжалась эта ужасающая драма, у мадемуазель Визман была единственная возможность выпутаться из этой ситуации – вести себя так, чтобы все закончилось как можно скорее, и найти хоть немного сил, чтобы убежать подальше от этого места, поначалу казавшегося тихим убежищем и превратившегося в камеру пыток. Она испробовала все мыслимые и немыслимые способы предотвратить самое худшее, однако оно свершилось. Это был кошмар, мучение. Он заставил ее сделать ему фелляцию, осыпал ее оскорблениями, он насильно вторгся в нее, сначала пальцами, потом пенисом, это было многократное изнасилование. Мила не хотела, и тому есть вполне надежный свидетель, который сообщил, что, как ему показалось, она кричала – придя сюда сказать правду, он может потерять все, – потом Мила предпочла молчать, решив, что все может обернуться еще хуже. Ведь был же нож – реальная угроза, мысль о которой не покидала ее. Она подумала, что, если будет отбиваться, Фарель убьет ее. Напрашивается вывод: человек не говорит «нет» и не зовет на помощь, значит, он не против, но такой вывод слишком прост. Есть и другие способы выразить несогласие, например, полная прострация или состояние тела, не желающего слушаться. Жертвы насилия скажут вам, что в такой момент вы не можете думать, тело цепенеет, и вы мобилизуете все силы, чтобы хоть как-то выпутаться. Да, она выпуталась, и сегодня она здесь, но это не значит, что она осталась невредима. Мила оказалась втянута в убийственно тяжкий судебный процесс, где ей предстояло рассказывать о случившемся, но у нее не получалось. Она не могла себя заставить. Я думала, у нее не хватит сил отвечать на вопросы, ранящие ее в самое сердце, намекающие на то, что она солгала. Но она нашла в себе мужество прийти сюда. Зачем? Чтобы послушать, как месье Фарель переиначил всю историю? Если верить его словам, то мадемуазель Визман не устояла перед ним и была на все согласна: он ей понравился, и она его желала. Как и большинство насильников, он сочинил совсем другую историю, но она не имеет отношения к правде. Фарель прекрасно осознавал, насколько уязвима мадемуазель Визман, но его желание, его удовольствие были для него на первом месте. Итак, вы наверняка задаетесь вопросом: «Зачем она пошла с ним в эту пристройку?» Что ж, вероятно, он произвел на нее впечатление: такой мужчина, как он, проявил интерес к такой девушке, как она, – он почувствовал это и использовал в целях принуждения. Фарель не способен переосмыслить свой поступок, взглянуть на него сквозь призму страданий, которые он причинил Миле. Он не испытывал к ней сочувствия. Он думал, что она не так хороша, как он, что она из верующей иудейской семьи, принадлежащей к среднему классу, и смотрел на нее свысока. Он думал, что ничего страшного не случится, если он немножко ее помучает, ведь она сама пошла к волку в пасть. Он думал, что ее жизнь стоит дешевле, чем его, – это недопустимо. Он нарочно не стал выяснять, согласна она или нет. А она пошла туда, потому что чувствовала себя неуверенно, потому что она нигде не чувствует себя уверенно. Он очень умен, а потому быстро сообразил, что представляет собой эта девушка, а она не была ни такой проницательной, как он, ни такой продвинутой, она не слушала столько умных лекций, а потому не могла понять его. В тот вечер она ничего не хотела: ни пить, ни курить траву. Может, поцеловать его, да и то вряд ли. И уж никак не хотела закончить вечеринку в помещении для мусорных контейнеров. Она совершенно не хотела вступать с ним в половой контакт. Но этот человек, который ни на секунду не мог себе представить, что девушка вроде нее может не захотеть его, отказать и воспротивиться ему, изнасиловал ее за баком для бытовых отходов. Таков был его способ доказать ей, что она ничего не стоит. После случившегося она подумала: «Как мне следовало вести себя, чтобы этого избежать?» Она чувствовала свою вину. Она не смогла оказать ему сопротивление. Защитить себя. Она сказала: «Я думала, что у него нож». Ей было стыдно. Она чувствовала себя грязной. Возненавидела свое тело и перестала следить за собой. Ей было противно, что ее тело могло прельстить мужчину до такой степени, что он сделал с ней такое. Из-за этого она начала сутулиться, носить черную свободную одежду – чтобы скрыть свое тело от мужских взглядов. По той же причине она стала рассказывать, будто у нее рак матки, чтобы мужчины держались от нее подальше. Она лгала, чтобы выжить и защитить себя. Четыре дня судебного процесса тяжело дались Миле Визман: месье Фарель регулярно оспаривал ее правдивые показания. За прошедшие четыре дня суд препарировал жизнь мадемуазель Визман как в анатомическом театре, в особенности ее сексуальную жизнь. Вспомнили о том, что раньше у нее были отношения только с одним, но женатым, мужчиной. Прозрачно намекнули на то, что она не была невинна, как она уверяла, и это тоже недопустимо. В течение всего процесса Фарель непрерывно лгал, а потом к своей прежней лжи добавил кое-что еще, чего раньше не говорил. Он заявил: «Она кончила». Таков результат четырехдневных слушаний? Мадемуазель Визман дошла до предела, так сказали эксперты, за минувшие два года она совершенно забросила себя, выплакала все слезы, а он еще воображает, будто доставил ей удовольствие… Нет, месье Фарель, она не кончила. Нет, она не хотела совершать с вами половой акт. Нет, ей не понравились ваши оскорбления. Да, вы уничтожили ее физически, психологически, но я надеюсь, что однажды ей удастся заново построить свою жизнь и стать той женщиной, какой она должна была стать, если бы ваши пути не пересеклись! Вы знали, что она не хотела вступать в этот контакт! Жертвы говорят «нет», но их никто не слышит. Мы видим, что с тех пор, как инициировано дело Вайнштейна и в социальных сетях запущены движения #MeToo и #BalanceTonPorc, женщины стали говорить свободно, рассказывать о том, что с ними произошло. Сексуальная агрессия, изнасилования, домогательства, преследование, разного рода вольности – время молчания и стыда прошло. Сегодня для женщин наступил исторически важный момент. Подлинная революция, лишь первые последствия которой мы ощущаем сейчас. Сделаем следующий шаг, ведь до победы еще далеко. Сорок лет назад, почти день в день, мэтр Жизель Алими защищала двух молодых женщин, изнасилованных тремя мужчинами, на судебном процессе, названном процессом об изнасиловании: тем самым это деяние было признано уголовным преступлением. Вот что она писала в статье «Преступление»: «Изнасилование, как расизм, как и сексизм, к которому оно, впрочем, и восходит, – опасный признак социокультурной патологии. Общество, больное насилием, может излечиться, только если, поставив диагноз, оно согласится подвергнуть радикальному пересмотру приводные пружины культурного механизма и все его содержание». Пришлось ждать сорок лет, чтобы эта революция свершилась.