Читать книгу "Моя крайность - Тата Чепурнова"

— Что ты делаешь? — прислонившись к косяку, спокойно спрашиваю Маргариту, а та не отвлекаясь на меня занимается своими делами, закидывая в сумку все вещи без разбора.

— Собираю вещи, — наконец-то поясняет она, но так и не повернувшись в мою сторону, в дикой спешке отбрасывая на пол мои попадающиеся под руку майки.

— Это я уже понял, — пока ещё не осознавая всего масштаба внезапного побега, настороженно спрашиваю я. — Но зачем?

— Я ухожу… от тебя, — то ли её голос дрожит от волнения, то ли от смеха, ведь всего этого не может происходить на полном серьёзе. Выглядит, как чистой воды развод. Но кому взбредет в голову так шутить?

Ушам своим не верю, впрочем, как и глазам. Да, согласен, днем Маргарита была немного потерянной, но после разговора по душам непонятки разложились по полочкам. Она отправила меня на ужин с отцом, в гордом одиночестве, где кстати, мне пришлось ждать родственника, задержавшегося до неприличия долго. Я безропотно принял такое решение, да и видя волнение Маргариты, тащить её на встречу с отцом, способным ляпнуть невесть что, было бы провалом.

— Что за детский сад? Объясни нормально, а потом пакуйся.

— Знаешь, лучше сейчас разъехаться. Пока ты ещё не сильно в меня пророс и не пустил корни, — невыносимо долгая пауза и ее удрученный выдох, мучительной пыткой терзают меня. — А я основательно не укрепилась в разочаровании совместной с тобой жизни.

Я отчаянно воюю с галстуком, узел которого не поддаётся, и мне кажется, что я вот-вот задохнусь в этой атласной петле. Или же галстук вовсе тут не причём, а удушье всего лишь ответочка на слова Маргариты, брошенные так холодно и жёстко, причиняя дискомфорт, будто окольцевав горло?

— Что за хрень ты несешь? — прокашлявшись, зло выплевываю в лицо Марго, подошедшей мне на помощь.

Перехватываю её холодные пальцы, только что справившиеся с галстуком, плотнее обхватываю их, не давая выскользнуть из захвата. Смотрю на Марго в упор, старательно отыскивая на ее лице доказательства правдивости ее слов и увиденная картинка, словно подкашивает меня. Чувствую, как в ответ на холодность Крайновой, дергается нерв на моей щеке.

Она держится спокойно, не чета мне, готовому к саморазрушению.

— Нам надо расстаться…

Такой отрезвляющей оплеухи давно не получал, если не считать приезд отца, но если на отцовские тычки мне абсолютно плевать. То словесный удар ловко отбить не выходит.

— Почему? — уточняю я, сверля ее требовательным взглядом, сжимая до хруста в своей ладони хрупкую девичью кисть, словно стараясь выжать из неё ответ, раз девушка не спешит откровенничать.

— Потому-что я переоценила свои силы и устала притворяться.

То ли кривится от неприязни, то ли морщится от боли, но попыток высвободиться не предпринимает, терпит, мирится с моей неконтролируемой вспышкой агрессии. Заставляя своей покорностью теряться в догадках.

— Почему? — повторяю, как заведенный, искренне надеясь, что очередной ответ мне понравится больше, но при этом, опасаясь скосить глаза в бок, где камнем преткновения маячит почти собранная сумка. Останется лишь застегнуть молнию и закрыть вместе с ней отношения.

С чего вдруг такая разительная перемена? Решительный разрыв? И спешка с переездом?

— Я тебя не люблю, — извиняющимся тоном лепечет Марго, героически выдерживая взгляд глаза в глаза.

— Что он тебе наплел? — будто не расслышав, а скорее всего не поверив в бездарную фальсификацию, задаю вопрос, не открещиваясь от догадки, что Эдуард Романович неплохо поработал с Марго. — Дело ведь в отце?! Ты сама не своя пришла после того как по чистой случайности встретилась с ним. А он в достижении своих целей, бывает очень изобретателен.

— Ни-че-го особенного. Просто открыл мне глаза, подчеркнул то, что и ежу было понятно. Мы разные, Макс.

— Конечно, разные. Ты девочка, я мальчик — это и без ежей понятно. Было бы печально, если мы оба были бы мальчиками.

Я пытаюсь говорить непринуждённо и шутя, хотя у самого внутренности скручивает в узел, а миловидное личико Маргариты без тени сомнения, показательный аргумент правдивости ее слов о том, что она попросту меня не любит.

— Давай на чистоту?!

Она наконец-то смахивает мои пальцы, которые всё это время теребили её сжатую кисть.

— Давай, — обречённо соглашаюсь, испытав тупую боль в груди, быстро расползающуюся от сердца до самой чувствительной сейчас области — раскуроченной раны на ключице. Мерзкое подрагивание под каждым наложенным швом и онемение, устремляющееся от плеча вниз по руке. Такое чувство, что я сам сейчас буду выпотрошен, набит едкими фразами и наскоро зашит. И уж эти шрамы никакими "Контрактубексами" мне в последующем не залечить.

— Я жизни хотела хорошей, понимаешь? Жить не среди пьяных разборок и вечного праздника "драбадан". Не боятся быть изнасилованной отчимом или ещё кем-нибудь. Ты просто мой пропуск, но я устала обманывать, — сипло, почти не слышно выдавливает из себя повинную. — Отпусти меня, — дыхание с пересохших губ срывается громче, чем слова.

В ответ я лишь сухо сглатываю, понимая, что не в силах ничего из себя выдавить. Маргарита привстает на носочки, медленно поднимает руки и чуть подавшись вперёд, сжимает ладонями мои щёки, заставляя смотреть на себя.

— Отпусти меня… останемся друзьями и сможем сохранить хоть часть какого-то трепета, — въедливо смотрит в ожидании согласия, а я давлюсь подкатывающим приступом раздолбать все вокруг. — Прости… мне наверное, лучше домой пойти. Приду за вещами в следующий раз, когда тебя не будет.

— Ну зачем всё усложнять? Я помогу. Говоришь "нас больше нет", окей.

Я пинаю сумку в коридор, из которой по пути всё время что-то вываливается и Марго едва поспевая следом, подбирает то выпавшее белье, то платья или очередную кофточку.

— Прекрати. Это ребячество, — остервенело цепляется за рубашку, выправляя ту из-под пояса брюк, усердно пытаясь меня остановить. — Нас и не было никогда. Ты хотел пробовать взрослую жизнь с чистой девочкой, а она просто тебя использовала.

Глава 60 "Проститься"

Марго

Смотрю на него, застывшего на пороге, но сделать шаг назад, чтобы впустить, не получается и захлопнуть дверь — выше моих сил.

— Что ты здесь делаешь?

Мое истосковавшееся сердце готово напрочь забыть свои функции, замереть предательски и больше не биться, давая возможность вслушаться в сердцебиение позднего гостя, распробовать его тональность и понять, что же меня ждет от этой встречи. Ведь непроницаемое выражение лица не позволяет считать с себя ни мотивов, ни эмоций.

Мой тяжёлый выдох разрезает гнетущую тишину, не нашедшую ответа на поставленный простенький вопрос. Мандраж от ожидания неприятно вкручивается в виски первыми признаками начинающейся головной боли.