Читать книгу "Владимир Набоков, отец Владимира Набокова - Григорий Аросев"

Оба заговорщика отрицали и принадлежность к каким-либо политическим течениям или партиям, а также то, что им были известны взгляды Винберга. Собственные убеждения они сформулировали так: «Верность государю. Осознание того, что Россия может быть великой, только будучи монархией».

«Знали ли вы Набокова?» – спросил судья у Таборицкого и Шабельского-Борка. Они ответили, что впервые узнали его по портрету у судебного следователя. Таборицкий добавил, что до Берлина они Набокова не знали, «но что касается его берлинской деятельности, то она наилучшая». На это председатель суда возразил, что, по мнению подсудимых, Набоков был «не лучше» Милюкова и что обвиняемые «нисколько не жалели», что Набоков был убит. Шабельский ответил, что он и раньше слышал имя Набокова, в частности, что он подписал Выборгское воззвание. Шабельский сказал также, что он не знал о работе Набокова в «Руле» и лично не был с ним знаком. Чуть позже Шабельский добавил, что «убийство Набокова и ранение разных лиц – это страшное дело, [оно] стоит теперь перед моими глазами».

Много споров во время процесса вызвал вопрос, кто стрелял в Набокова, делал ли это стрелявший умышленно и прочие. (Отметим, что в целом самому факту убийства Набокова внимания уделяли гораздо меньше, чем факту покушения на Милюкова, точнее, выяснению мотивов и распределению обязанностей между Таборицким и Шабельским-Борком.) Оба обвиняемых и их адвокаты изо всех сил старались сделать вид, что Таборицкий вообще ни при чем и у него даже не было с собой пистолета. Но суд их аргументам не внял. «Стреляя в Набокова, Таборицкий имел намерение убить его, ибо понимал, что смерть Набокова может освободить его друга Шабельского. Поэтому-то, хотя заранее обдуманного намерения убить Набокова у Таборицкого не было, несомненно, он совершил это убийство сознательно», – сказал прокурор, приводя в пример казус Вильгельма Телля, у которого намерения убить сына «совершенно очевидно» не было. И председатель суда, и присяжные с этой точкой зрения согласились.

Присяжные предложили назначить Шабельскому десять лет каторжных работ за покушение на Милюкова, а Таборицкому – восемь лет за соучастие в заговоре и еще пять лет за «нанесение смертельных ран» Владимиру Набокову.

Один из адвокатов возразил, что Шабельскому надо назначить минимальный срок наказания – три года, а в отношении Таборицкого должно быть допущено «смягчение участи». Другой адвокат, во второй половине процесса представлявший интересы одного Таборицкого, сказал, что его подзащитный, «конечно», должен получить меньшее наказание, чем Шабельский-Борк, «главный виновник».

Итог удивил всех или почти всех: Шабельский получил 12 лет каторги, Таборицкий – 14.

Глава восемнадцатая

Что стало с убийцами

Во время судебного процесса звучало много красивых, правильных слов о гостеприимстве Германии, которое предали Шабельский-Борк и Таборицкий, замыслив одно убийство и осуществив, пусть и случайно, другое. Германия, говорили прокуроры, правильно сделала, открыв свои двери «несчастным русским», но указывали, что в их стране недопустимо совершенное заговорщиками. «Пусть ваш суровый приговор будет предупреждением для других деятелей подобного рода», – сказал прокурор.

Действительность оказалась совсем иной. Да, приговор был суровым, но его исполнение…

Наказание Таборицкий отбывал с октября 1922-го по конец апреля 1927-го – суммарно Таборицкий отсидел, с учетом предварительного заключения, чуть больше пяти лет. Шабельский-Борк был освобожден и того раньше – почти на два месяца. Оба были амнистированы, а остаток срока был зачтен условно. Их освобождение – еще одна темная страница истории. Во многих источниках указывается, что преступники были освобождены «под давлением» русских монархистов-эмигрантов. Что это за давление и что за русские монархисты-эмигранты, достоверно сказать невозможно. Давление, безусловно, оказывалось, иначе бы зачем в еще относительно тихом 1927-м выпускать из тюрьмы иностранцев (даже не немцев), которые совершили доказанное преступление? Но кем оно оказывалось – вопрос.

Но условное зачтение срока – еще полдела. В следующем году, 1928-м, оставшийся срок был полностью аннулирован, то есть последние шесть (в случае Шабельского) и восемь (у Таборицкого) лет, когда они должны были считаться осужденными, они ими не считались.

Сам приговор отменен не был, то есть судимость с русских монархистов не сняли. Зато отменили кое-что другое, а именно ранее принятое решение о высылке Таборицкого из Германии. Его реакция на первоначальное решение наверняка была самой безрадостной: возвращаться в Россию (точнее, в СССР!) ему не хотелось ни при каких обстоятельствах. Поэтому они поначалу следовали прямым указаниям, полученным от тюремного начальства: работать и не вмешиваться в политику.

Замечательный историк русской эмиграции Игорь Петров рассказывает[93], что вначале Таборицкий работал трактористом (!), а затем курьером в одной из берлинских фирм. Шабельский-Борк занимался литературным трудом, сочиняя под псевдонимом исторические тексты. «Лубки Старого Кирибея (один из псевдонимов Шабельского. – Г. А.) нередко вызывали благодатно-просветленную слезу на глазах взволнованных читателей. ‹…› К чему бы ни прикоснулся Старый Кирибей – все носит отпечаток великой любви к России, к Ее Славе и прошлому», – прочувственно написал в некрологе Шабельскому бывший депутат IV Думы (1912–1917) Василий Зверев.

В дальнейшем Шабельский-Борк увлекся идеями Гитлера, полагая, что глава национал-социалистов готовит восстановление монархии в Германии. Кроме того, Шабельский, получив небольшую пенсию от гитлеровского правительства, принимал участие в объединении нацистских групп среди эмигрантов из России-СССР и контроле за ними, работая в Управлении по делам русской эмиграции (Russische Vertrauensstelle) под началом генерала Василия Бискупского. Войну Шабельскому удалось пройти невредимым, а после ее окончания он, как и многие другие нацисты, бежал в Аргентину, где в Буэнос-Айресе и умер в 1952 году от туберкулеза.

Таборицкий направился по схожему пути, но дошел до степеней чуть более известных. Он в результате даже возглавил одну из дочерних организаций этого ведомства, которое ставило целью держать под контролем русских эмигрантов – их стало существенно меньше (приводятся цифры в 600 тысяч в 1923 году и 45 тысяч в 1937-м), однако нацистское правительство решило, что и «остатки» следует держать под контролем. И хотя генерал Бискупский утверждал, что его Управление будет неполитическим, займется сугубо регистрацией русскоязычных беженцев и попытками их примирить, а на тех, кто будет сеять рознь, будут так или иначе воздействовать, все эти обещания не сбылись. Разве что кроме учета. В Управлении работали и Шабельский-Борк, и Таборицкий, причем последний занимался в том числе выдачей разрешений на выезд евреям. Говорят, что семья Владимира Набокова – младшего, который как писатель уже прославился в русскоязычном эмигрантском мире, получала в 1937 году бумагу на отъезд именно у Таборицкого, что стало еще одним унижением, пережитым Набоковыми, и еще одной причиной решения никогда более не возвращаться в Германию – решения, которое писатель Набоков так никогда и не изменил. В 1940 году Таборицкий, за два года до того получивший, после нескольких лет хлопот и ожидания, немецкое гражданство, стал куратором Национальной организации русской молодежи, созданной при непосредственном участии Управления, однако у монархиста не было ни желания, ни опыта для работы с молодежью.