Читать книгу "Зверинец - Олег Кожин"

– А вдруг бы в этот раз не взяла? – отрешенно пробормотал Михаил Матвеевич. – Нельзя сразу… Не по-божески как-то.

– А держать детей в душной машине на такой жаре – это по-божески? Меня, между прочим, на турбазе заждались уже, наверное!

– Да кому ты там нужна, шалава крашеная? – по-взрослому зло съехидничал Коленька.

– Ах ты ублюдок мелкий!

Люся удивленно округлила глаза и попыталась отвесить младшему брату подзатыльник, но тот проворно перехватил руку, с неожиданной силой отведя ее в сторону. Глядя прямо в глаза девушке в два раза выше и больше него самого, он предостерегающе покачал головой, и Люся, вывернув покрасневшее запястье из стальных пальцев брата, поспешно отошла в сторону. Коленька проводил ее тяжелым взглядом, в котором еле видной искоркой мерцала победная ухмылка. Он вперевалочку подбежал к матери, дернул ее за руку и противно загундосил:

– Ма-а-ам, я пися-а-ать хо-чу-у-у!

– Пап, поехали уже… – согласилась Люся, потирая запястье.

– Да, Мишенька, правда, поехали домой, а?

Стоящий на краю могилы Михаил Матвеевич встрепенулся, услыхав свое имя.

– И то верно. Старую проведали, можно и домой. Давайте-ка, раньше начнем – раньше закончим… раньше дома будем.

Сбросив гипнотическое оцепенение, навеянное бездонной земляной ямой, он подошел к багажнику «Волги» и вынул оттуда большую лопату с широким лезвием. Следом на свет появились две лопаты поменьше – для женщин. Последним из багажника был извлечен небольшой металлический совок на длинной ручке. Маленький Коленька очень любил чувствовать себя частью большого семейного дела.

Момент истины[1]

Рана в бедре оказалась пустяковой, почти не кровоточила. Значит, серьезные артерии не задеты. Дырка в животе – совсем другое дело. Упираясь спиной в стену, ногами взбивая ковролин в гармошку, я зажимал рану обеими руками, стараясь не заорать. Разорванные мышцы трепетали под пальцами, толчками выплевывали кровь. В полумраке квартиры она казалась черной и густой, как битум.

Сквозь пыльные плотные шторы просачивался ущербный свет. Серый, неживой. Какой неуютный рассвет! Ненавижу рассветы, но этот особенно гадок. Редкостное дерьмо даже для такой нерадостной штуки, как утро. Может быть, это потому, что я умираю?

Боль оглушала, отнимала волю к сопротивлению. Что угодно бы отдал, чтобы это прекратилось! Осторожно попытался переменить позу и громко выругался. Случайно оперся на поврежденную руку, и эта маленькая боль стала последней каплей в чаше моего терпения. Зубы заскрипели, запечатывая рвущиеся наружу крики.

– Болит? – долетело из противоположного конца комнаты.

Размытый взгляд кое-как сфокусировался. Улиткой пополз вперед, через перевернутый стол, обломки стульев, погнутую металлическую стойку для одежды. Казалось удивительным, что взгляд-улитка не распорол нежное брюхо об усеивающие пол осколки.

Парень сидел у стены, совсем как я. Привалился, не в силах встать. Левая рука неестественно вывернута, спортивная куртка распорота на груди. Рваные полосы набухают красной влагой. Наголо бритый череп с плотно прижатыми ушами. В левом кровоточащая дырочка от вырванной серьги. Глаза бледно-голубые, водянистые и пугающе пустые. На впалой щеке глубокий порез. Густая рыжая щетина скоро превратится в бороду. Я впервые рассмотрел его вблизи. Так вот ты какой, цветочек аленький…

– Болит, да? – с притворным участием повторил он.

Я кивнул, экономя силы. Он тоже кивнул, удовлетворенно, как мне показалось. Не сразу, но я все же сообразил по взгляду, что спрашивал парень именно про руку. А следом, уже гораздо быстрее, понял, что это был он. Там, в арочном проходе, именно он нанес первый удар…

Меня уберег свист. Звук, с которым бита рассекает воздух, не спутаешь ни с чем. Не обрезок трубы или арматуры, не палка, а невесомая алюминиевая бита, что с равной легкостью отбивает бейсбольные мячи и почки припозднившихся прохожих. Угрожающий вибрирующий свист. Если слышишь его ночью в темной подворотне, значит, ты стоишь непозволительно близко и имеешь все шансы не услышать больше ничего и никогда.

Этой ночью удача оказалась на моей стороне. Я успел сгруппироваться, вскинул левую руку. Именно поэтому хрустнуло запястье, а не височная кость. Били умело, уверенно. Наверняка. Ночной бейсболист не боялся мокрухи.

Я зашипел от боли и злости. Подвыпивший мужик, идущий передо мной, обернулся. Истошный вопль зарикошетил под аркой. Мужик припустился со всех ног. Гулкое эхо преследовало его до самого подъезда. Заверещал домофон. Надежно клацнул магнитный замок. Безобидные, ежедневные звуки, не идущие ни в какое сравнение с хищным свистом алюминиевых бит.

Нападающих оказалось трое. Целая бейсбольная команда! Мягкие кроссовки, спортивные штаны, куртки с глубокими капюшонами, скрывающими лица. Ночь была их морем, а они – акулами. Парни двигались легко и проворно, скупыми взмахами заставляя меня прижиматься к стене. От их молчаливой слаженности щетинился загривок и желудок покрывался ледяной коркой.

Еще несколько секунд, ускоренных бешено колотящимся сердцем, и меня попросту забьют до смерти. Размажут по стене, добавив в палитру убогих черных граффити немного красного. Я отшатнулся назад, вжался в крошащуюся штукатурку лопатками и сделал то единственное, что могло меня спасти. То, чего они не ожидали.

Парень справа громко хэкнул, когда я, нырнув под биту, боднул его в солнечное сплетение. Его друзья сориентировались быстро, бросились за мной, не дожидаясь, пока он поднимется, но я успел опередить их шагов на десять.

Я мчался, выбирая места потемнее. Это было несложно. Если в любом городе есть свой неблагополучный район, то Двинцево сшито из таких районов. Полумертвый городишко на юге Карелии. Работающий фонарь здесь можно встретить так же часто, как полицейский патруль. Исчезающе редко, в общем.

Ныряя из одного двора в другой, плутая в лабиринте панельных пятиэтажек, спотыкаясь об асфальтовые кочки, продираясь сквозь неопрятные кусты, шлепая по лужам, я надеялся, что преследователи отстанут. Но ребята попались упертые, к тому же явно знающие город лучше меня. Слушая, как приближается размеренное, экономное дыхание, я понял, что отделаться от преследователей смогу только одним способом.

Из последних сил я рванул в свой двор. Безумным калейдоскопом замелькали переулки, площадки с мусорными контейнерами, заросшие газоны. Безликие тени шарахались от погони, едва заслышав дробный топот четырех пар ног. Редкие прохожие торопились убраться с нашего пути, и я не мог их за это винить. В городках, подобных Двинцеву, это основы выживания.

Вот и знакомая пятиэтажка. Ключ от домофона я вынул заранее. Вбежав в подъезд, так рванул за собой дверь, что, кажется, сломал доводчик. Секундой позже с той стороны кто-то с досады врезал по двери ногой. Грубый голос негромко выругался. Хорошо, а то молчание нападавших начинало действовать мне на нервы.