Читать книгу "Придурки - Дмитрий Горчев"

А на женщин в интернете обижаться не принято: считается, что у них непрерывно происходит Цикл, так что чего с них взять, с дур ёбаных.

Чижик-пыжик

Всякий человек, если у него сверху расположена голова, а не тыква, обязан задуматься: а куда деваются те тысячи тонн рублёвых копеек, которые ежесекундно сыплются на голову этому несчастному созданию, так что у него даже образовалась от них плешь?

Если бы никто не убирал эти копейки, на месте впадения Мойки в Фонтанку давно бы уже образовалась огромная мель, делающая невозможным всякое судоходство по рекам и каналам. Тем не менее заметно, что никакой мели в этом месте нет.

Остаётся только строить догадки и фантазировать, потому что иначе это положение вещей объяснить невозможно.

Скорее всего, под чижиком-пыжиком живёт Подводный Бомж. Каждый вечер он собирает в полиэтиленовый пакет те тысячи килограмм копеек, что отскочили от чижик-пыжиковской лысины, и идёт в брынцаловскую аптеку на улице имени декабриста Рылеева, покупает там на все эти копейки настойку овса и выпивает, давясь и кашляя, а потом засыпает до следующего вечера. Он мог бы, конечно, на всё это забить и спокойно спать где-нибудь в Обводном канале, где его не потревожил бы даже микроб, потому что в Обводном канале вообще не может существовать никакая органическая жизнь, но этот бомж отчего-то выбрал себе именно такую судьбу.

На эти деньги он давно бы уже мог купить себе на Фонтанке квартиру с эркером и фонариком, но бомж с недвижимостью – это ведь оксюморон. Либо бомж, либо недвижимость – других никаких вариантов нету. И вот так легко менять свою идентичность – это, может быть, вы готовы хоть каждые пять минут, а для настоящего Подводного Бомжа это совсем не так просто, как вам кажется.

Когнитивный Диссонанс

Самые страшные когнитивные диссонансы – это первые пять, как то: первый, второй, третий, пятый, седьмой и одиннадцатый.

Все последующие: тринадцатый, семнадцатый, девятнадцатый, двадцать третий и так далее – вызывают в человеке такой счастливый смех, что люди, случившиеся поблизости, начинают волноваться и пытаться как-то этого человека спасти: раскрыть ему веки, пощупать у него пульс, сделать ему искусственное дыхание или, наконец, дать ему в ебало, чтобы он очнулся.

Но никому, вообще никому ещё ни разу не удавалось вернуть такого человека обратно.

После первых пяти – ещё условно можно, но он всё равно уже больше никогда не будет здесь счастлив.

А после тринадцатого ему уже до такой степени похуй, что даже мы понимаем, что он уже совсем не наш пациент.

Репка

На первый поверхностный взгляд сказка про Репку кажется варварской вариацией культурных древнегреческих апорий.

Действительно: для того чтобы выдернуть Репку, необходимо приложить некоторое усилие, условно равное единице. Дедка прилагает половину необходимого усилия, Бабка – половину половины, и так далее. К сожалению, дети не могут долго удерживать внимание и поэтому не в состоянии дослушать до таракана, пчелы, мухи, комара и проч., вплоть до самых элементарных частиц, но и тогда всё время не хватает частицы ещё более элементарной. Поэтому детям быстро сообщают счастливый конец: что будто бы Репка давно выдернута, и дети засыпают счастливые.

Но мы с вами не дети и поэтому прекрасно понимаем, что таким образом выдернуть Репку совершенно невозможно, из чего следует полная бессмысленность вообще всякого осмысленного труда.

С другой стороны, как люди практические и, опять же, давно уже не дети, мы можем задуматься: а почему бы, собственно, Дедке не позвать соседа (точно такого же Дедку) и, сложив усилие, не выдернуть эту самую Репку, чтобы закусить ею Водку?

Тут начинается второй (тоже поверхностный) взгляд. Для должного выдёргивания Репки второй Дедка должен быть абсолютно, повторяю – абсолютно, идентичен первому (математики меня поддержат или, может быть, поправят). В любом другом случае их совместное усилие будет чрезмерным (разрушающим Репку) или же недостаточным (Репка не выдернулась). А такое условие в обычной, нематематической жизни невыполнимо, это всем понятно. Поэтому Дедка пытается подобрать то усилие, которое необходимо для выдёргивания Репки путём всё более тонкого подбора силы воздействия.

И тут он сталкивается с такой штукой, что внешние условия при этом непрерывно меняются!

Ну и что делает Дедка: разумеется, он посылает всех нахуй: и Бабку, и Жучку, и Внучку, и наконец понимает, что Репку выдернуть невозможно. Точнее, возможно, конечно, но не ему, не эту Репку, не сейчас, и вообще пошли все в жопу.

И тогда он зовёт соседнего Дедку, они выдёргивают какую попало Репку (кривую, грязную и невкусную) и закусывают ею Водку.

Есть ещё третий и уж точно четвёртый взгляд, но там начинаются такие страшные дебри, в которые я, пожалуй, пока что не пойду. А скорее всего, вообще никогда не пойду.

Возвращение

Проснулся он ночью: ночь. Принюхался: пиздец пришёл. Накрыл пиздеца ушанкой, обул в сапоги, отправил дом сторожить.

Проснулся он утром: вечер. Пиздец дом не уберёг – спиздили пиздеца. Вместо дома хуй остался. Повесил хуй на прищепку – пусть подышит.

Проснулся он завтра: снова вечер. Пиздец пришёл обратно: спит. Снял хуй с прищепки, положил рядом. Проснётся – поест.

Проснулся он утром: шум. Прислушался: пиздец с хуем у соседей пизды получают. Через час вернулись и упали. Пизда еле живая. Налил ей молока в блюдце.

Проснулся он днём: никого. Пизда всех выебла, и её понесли обратно к соседям. Соседи не взяли, и она вернулась. Потом вернулся хуй, весь избитый. Положил его к пизде – так ему легче будет. Пиздеца нигде нет.

Проснулся он опять ночью: зима. Хуя с пиздой не видно: снег. И спать нельзя.

День не спит, десять, всю жизнь не спит, вдруг чувствует: идёт. Не слышен, не виден, но идёт. И если б были у него ноги, обвивали бы их полынь и клевер. И если б были у него руки, росли бы на них табак и хмель. И если б была у него голова, кружили бы над ней осы и шершни.

Пиздец! Пиздец вернулся!

Оно

Оно

– Слышишь?

– Слышу. Что это?

– Это штука такая – пиздйт.

– А почему пиздйт?

– Ну, научилось и пиздйт.

– А зачем?

– Блядь! Ну представь, что ты умеешь пиздеть, а больше ничего не умеешь. Ты бы чего делал?

– Ну, пиздел бы, наверное.

– Вот Оно и пиздйт!

– А можно, чтобы Оно не пиздело?

– Нельзя.