Читать книгу "Марш обреченных - Владимир Свержин"

Минут через двадцать, от силы полчаса, хозяева квартиры, в которой располагалась засада, начнут волноваться, куда запропастились их постоялицы, и, хотя дверь квартиры Рыбаковых заперта, а за нею — тишина, бдительные жильцы запросто могут удариться в панику и вызвать наряд. Это худший вариант. Для нас куда удачней, если Варвара Кондратьевна, вернувшись, сделает это сама. Но сбрасывать такую возможность со счетов было бы непростительной глупостью.

От подъезда мы расходимся. Медленно, без суеты, нервозности и резких движений. Идут себе люди по своим делам. Что с них возьмешь? Все. На сегодня работа закончена. Время возвращаться домой. Странное, давно забытое чувство: у меня снова появилось куда возвращаться. А, по-хорошему, и зачем жить. Впервые за последние годы я сегодня утром почувствовал себя человеком, а не чудесно отлаженной мыслящей боевой машиной. Странное чувство, пока ещё точно не знаю, как оно сочетается с моей дивной работой. Очень бы хотелось, чтобы сочеталось.

Скорее, скорее. Бог, который не фраер, ниспошли будь добр, зеленую волну на светофоры…

— Здравствуй, милый. Тебя так долго не было.

* * *

Будильник канючит долго и противно. Самое противное, что делает он в шесть часов утра.

— Сашенька, ты что уже на работу? — просыпаясь от заунывного треньканья, спрашивает Натали.

— Увы, любимая.

— Ну вот. Не успел прийти — снова уходить — обиженно надувает губки очаровательное создание со вчерашнего дня именующееся моей женой. — Разве это хорошо.

— Это ужасно! Но что поделаешь.

— Ладно — обречено вздыхает она. — Пойду, займусь завтраком.

Натали накидывает на себя легкий халатик и направляется на кухню.

— Это из тебя выпало? — она наклоняется и подымает с пола выпавшее из джинсов удостоверение. — Смотри не забудь.

Натали разворачивает книжечку и декламирует.

— Федеральная Служба Контрразведки. Лукин Александр Васильевич. Майор. Начальник отделения. Имеет право таскать с собой пушку. Александр Васильевич, так вы из контрразведки? А Анечка рассказывала, будто из спецназа?

Вот что я теперь должен рассказывать моей нежно любимой девочке, которая скорее всего только недавно для себя осознала, что люди в форме не всегда бывают теми, за кого себя выдают? Поведать ей о существовании Центра, хотя уже и канувшего в область преданий, но тем не менее активно действующего, я не имею права. Да вряд ли это и нужно. Как говориться: «Меньше знаешь — крепче спишь». Объяснить, что подобных удостоверений у меня залежь, сравнимая с Кузбасским месторождением? Еще более глупо. Придется выкручиваться!

— Ну и что? А ещё я когда то ходил в школу. Потом оканчивал военное училище…

— Ну, не хмурься! Я не буду задавать лишних вопросов. Хотя меня распирает любопытство, отчего очень скоро я стану толстая и некрасивая! — она демонстративно надувает щеки, чтобы показать, какой толстой она будет.

— Маленькая обманщица! Кто тебе поверит!

Веселый смех. Инцидент исчерпан.

— Да кстати. Я говорила тебе, что Аня звонила?

— Говорила — киваю я. — Я перезвоню с работы. Думаю она не обрадуется, если её сейчас разбудить.

— Регенерация девичьей памяти — с забавной серьезностью комментирует моя ненаглядная красавица. — Тебе сколько сахара в кофе?

* * *

Вот и снова дом Рыбаковых. Вся честная компания уже в сборе.

— Добрый день. — здороваюсь я с милицейским капитаном, распоряжающимся на месте преступления. — Майор Лукин. Контрразведка.

— О черт! Вот вас тут ещё не хватало — ругается милиционер. — Старший оперуполномоченный капитан Стельмах. Простите, майор. Не принимайте на свой счет. Здесь с утра столпотворение, не продохнуть. Наверху особо важный следователь из генпрокуратуры. Десять минут назад уехал полковник из ФСБ, увез своих в Склифосовку…

— Погоди, капитан, не части. Насчет столпотворения, это понятно. Тут ведь не канцелярию артели дворников бомбанули — квартиру одного из бывших руководителей внешней разведки. Улавливаешь суть?

— Ну ни хрена себе — сквозь зубы свистит мой собеседник. — Да, что и говорить, контингент в этом доме ещё тот. Хлопот не оберешься.

— Ладно. Опустим. Введи-ка меня по быстрому в курс дела. Что вы тут уже успели нарыть?

— Хорошо. В общем так. Первый сигнал поступил в шесть двадцать от гражданина Сысуева В.П. Утром он пошел выводить собаку и обнаружил в будке караульного, заклеенного скотчем.

— Понятно. Когда здесь смена?

— В девять утра.

— Угу. Охранник жив?

— Жив. На верху дает показания.

— Хорошо. Оружие, документы?

— Все на месте. Преступник ничего не тронул.

— Занятно. Преступник был один или группа?

— Пока не ясно. Дежурный сообщил, что где то между 23–40 и 24 на вахте погас свет. Когда он полез менять лампочку, на него накинулся некто и оглушил ударом по голове. Больше он ничего не помнит.

— Не густо. Ну лампочку скорее всего разбили специально, чтобы вытащить бедолагу из будки. Он случайно не слышал выстрела?

— Нет. Почему вы решили, что был выстрел?

— На полу валяются осколки лампы с цоколем. Второй цоколь по прежнему в патроне. Одна лампочка разбилась при нападении на часового, которая до того. Есть три варианта подобного поведения лампы номер два. Естественный мы можем сразу отбросить. Поскольку сразу после этого было совершено нападение. Следовательно, либо в неё выстрелили, либо бросили, скажем камешек. Второе услышать невозможно. Логично?

— Логично. Но не пуль, ни камней мы не обнаружили.

— Хорошо искали? — строго спросил я.

— Спрашиваешь! Обрыли все!

Это хорошо. Вероятно, Стрельцов прибыл сюда ещё до прибытия опергруппы. И скорее всего, он просто знал, где и что искать.

— М-да. Непонятно… Ладно, подумаем… — задумчиво произнес я. — Что было дальше?

— Дальше нам позвонила гражданка Рыбакова В.К. и сообщила, что во время её отсутствия в квартире было совершено ограбление. Исчезли бумаги из личного сейфа покойного генерала Рыбакова. Кроме того, в коридоре там же обнаружены три человека в состоянии полного отъезда, скованные наручниками.

— Что с ними? — деловито интересуюсь я.

— Черепно-мозговые травмы. Плюс у одного — перелом челюсти.

— Да, кто-то здесь изрядно повеселился! Какие-нибудь следы?

— Ничего! Пусто! — разводит руками капитан Стельмах. — Чрезвычайно загадочное дело!

— Верно говоришь. Но это доказывает лишь одно. Здесь работали не дилетанты. Здесь чувствуется почерк матерого профессионала, — многозначительно говорю я. — Хорошо. Я пойду наверх. Ты заканчивай здесь и тоже приходи. Скоординируем действия. Ты не знаешь, как мужика из прокуратуры зовут?