Читать книгу "От меня до тебя – два шага и целая жизнь - Дарья Гребенщикова"

— Голу-у-у-бчик! — вытянув трубочкой губы зовет Петра Серафимовича Анна Карловна.

— это вы — мне?

— вам, вам, мой ангельчик, кому же еще?

Петр Серафимович отставляет газету и плетется, подхватывая лишенные ремня брюки указательным пальцем

— когда уж будет ваш хваленый борщ? Третий час дожидаюсь, будучи голоден, а Лизон, судя по всему, не дождалась!

— вы рубите крапивку, а я покрошу пастушью сумку на салатик!

— зачем это вы сена столько скосили? — Петр Серафимович уныло смотрит на разложенные травы

— а мы теперь с вами — вегетарьянцы! Как Репин! Илья Ефимович! И Нордман-Северова!

— ага, как Индира Ганди с Махатмой же и Ганди, — Пётр Серафимович брезгливо жует листик, — что это за пакость такая?

— а! у! о! Это — секрет долголетия! Природный афродизиак! Это стимулирует потенцию, улучшает кровообращение в малом кругу и уменьшает потливость ног!

— потенцию стимулирует одно — красивая баба и добрый кусок мяса в щах! — Пётр Серафимович трусит к холодильнику

— убийца! Вы едите трупы! — Анна Карловна машет кухонным ножом, — вы полны шлаков и ядов! Что вы там жуете? Вы — призрак! Да что вы там едите-то?

— сало с чесноком, — отзывается Пётр Серафимович с набитым ртом, — что я вам, корова, сено жевать?

— не смейте! А впрочем… кусочек… и глютеном отравимся?

— я бы еще и водочки дербалызнул!

— а и то? — Анна Карловна смеется своим хрустальным смехом и рюмки в серванте подпевают ей. — А куда же вегетарьянский борщ?

— а давайте соседке Дашке отдадим?

— не любите вы ее, а? Пётр Серафимович?

— отчего же сразу «люблю-не люблю», просто…

— вы завидуете ее литературной славе! — и Анна Карловна выкатывает из морозильного отделения бутылочку водки в шубке из инея, тающей от прикосновения её пальцев…

ГУСЕНИЦЫ

Анна Карловна стоит на стремянке. Мягко садится солнце. Зудят комары. На Анне Карловне белый халат, белая шапочка и яркая, цветастая юбка. Петр Серафимович стоит рядом, держа на отлете газету, и делает вид, что читает.

— Петр Серафимовииич! — Анна Карловна балансирует на верхней площадке, — я вижу на сосне живых гусениц!

— бросьте нести всякую околонаучную чушь! — Петр Серафимович смотрит на лодыжку Анны Карловны. — гусеницы не питаются, знаете ли, хвоей. Что они, по-вашему, жуки-короеды?

— дайте мне баночку! — Анна Карловна неловко поворачивается и задевает по уху Петра Серафимовича мягкой туфлей без задника. Тот роняет газету и трусит в сарайчик, где Анна Карловна держит инвентарь. Несет ведро. Подает Анне Карловне наверх и утыкается в газету, — что вы мне принесли?

— там не было банок!

— нет, были!

— зачем Вам банка?

— я посажу в нее гусеницу и мы отнесем ее Даше.

— посадите в ведро

— в ведре гусеница будет незаметна.

Петр Серафимович аккуратно складывает газету, снимает очки, кладет их в очешник, пробует — прочно ли стоит Анна Карловна на стремянке и идет к калитке.

— Голубчик мой! Куда Вы? — взывает одинокая Анна Карловна, напоминающая аиста на водонапорной башне.

— Я Вам лучше Дашу приведу, с банкой.

— Ах, ах, ах! — щебечет Анна Карловна, трясет сосну, и зелено-серые гусеницы падают на цветущую петунью, — и захватите её мужа, Александра Викторовича!

— а его-то зачем? — недоумевает Петр Серафимович, возясь с замком

— он милый! он чудный! он Дашин муж! он снимет меня наконец-то с этой лестницы!!!

— да стойте уж, чего Вам? Как на ВДНХ. Фонтан. Золотой колос.

— да-да! и давайте включим поливалку?

АВТОДЕЛО

А и Петру Серафимовичу не чуждо автодело! Надвинув шляпку из искусственной соломки, он прибыл в своем частном экипаже марки «Нива». Плавно качаясь на пружинных подушках, восседала внутри и любезнейшая Елизавета Арнольдовна.

— Могу ли я видеть Александра Викторовича? — прокашлявшись, спросил Петр Серафимович, — доложите, что по делу.

Найдя мужа на крыше бани, я громким криком вспугнула ворон и самого мужа. Вытирая руки о ветошь из своей рубашки, муж подошел к «Ниве»

— ну, что? — автомеханики не знают жалости, — конец, поди, тачке-то? Слышал, грохочет. Глушак варить?

— да Вы понимаете, — залепетал Петр Серафимович, — что-то троит! я уж свечи меняю, а — троит! Должно быть, отъездились? — Елизавета Арнольдовна улыбается за окошком, как рыбка в аквариуме. Муж принес компьютер, подключил, покачал машину, отчего скрип усилился, а Елизавета Арнольдовна мелко задрожала головой

— так. Провода высоковольтные, — раз, хомуты глушителя — два, — муж надиктовал список, вытер компьютер носовым платком и удалился

— гений! — заворковал Петр Серафимович, — Анна Карловна была права! Вот, мы сейчас за его здоровье бордошечки, а?

И Нива, похрюкивая, постукивая и попукивая, поехала к усадьбе Анны Карловны.

КНЯГИНЯ

Анна Карловна одета в подобие халата, которому приделали крылья. Халат суров расцветкой, как полынное поле и также приятен глазу

— что это у вас, — Петр Серафимович лорнирует спину Анны Карловны, держа очки на отлете, — будто крылья выросли?

— ах-ха-ха-ах! — заливисто смеется Анна Карловна, — это я рукава так завязала! Что не мешали! Весна! Воздух! Сейчас мы будем купаться! Мы поплывем, рассекая волны!

— я, знаете, авиаконструктор, — Петр Серафимович складывает паззлы на шатком столике, — мы, знаете, ли, авиаторы. Мы небо любим! Что мы, водолазы, какие?

— я помню, Иосиф Бродский, на берегах Невы, — Анна Карловна смотрит вовнутрь себя так, что видны только белки глаз, — говорил мне — Анька!

— врете вы все, — Петр Серафимович, стараясь не капнуть на паззлы, доносит до рта ложечку клубничного варенья, но все же капает, и, оглядываясь воровато, стирает пальцем каплю, — Бродский в Ленинграде жил, а вы, простите, в глуши какой-нибудь. Где это вы могли-с? Неужели он к вам, в ваш Талды-Курган ездил?

— а вы напрасно, — Анна Карловна снимает пенки с варенья из китайской клубники, купленной в сельпо, — я ездила в Ленинград! В БДТ. Мы встречались с Иосифом в фойе. И я ему читала свои стихи! И он сказал Женьке — смотри, вот она — будущая Ахматова Талды-Кургана!

— Женька, это кто? — Петр Серафимович вытягивает шею, глядя на соседний участок, где Валька Петрова гребет скошенную траву. На Вальке кружевное исподнее, потому что Валька дачница и ей плевать на условности. — Онегин, поди? — язвит Анну Карловну Петр Серафимович